Жалкие создания (СИ), стр. 59

Ко мне подбежала Таня, с сокрушенным выражением на лице рассматривая меня, словно покойника.

— Денис! О боже, Денис, с тобой все нормально? Как ты здесь оказался? Ты не ранен?

— Все кончено, — тихо прошелестел я, безразлично уставившись в сумрачное небо.

— Нет! Ты не можешь сдаться! Мы найдем выход, Денис, слышишь?! Пожалуйста, ты не должен сдаваться! — кричала она, но я не слышал ее. Ливень и гроза заглушали ее отчаянные попытки убедить меня. В чем? Я так и не понял. Вспышка молнии отражалась в ее испуганных, зеленых глазах.

Я предпринял попытку встать. И у меня получилось. Промокший до нитки, я спустился в подвал под очередной зловещий рокот грома. Прошел через арку в библиотеку и остановился, как вкопанный. Рядом с письменным столом лежало распростертое тело Виктора. Рубашка его была расстегнута и на голом теле зияли вырезанные острым предметом кровавые символы и магические знаки. Кровь заливала пол, стекала по толстому брюху и обвисшей груди. Его лицо застыло в мучительной агонии. Рядом с покойным валялся нож, испачканный в крови. Я приблизился и подобрал нож. Провел пальцем по заостренной части, а затем, собираясь покончить со всем этим дерьмом, кто-то внезапно закричал:

— Нет! Не делай этого!

Я был не в состоянии четко различать предметы и решил не обращать внимания на посторонние шумы. Поднял нож над головой и… чья-то рука остановила меня.

Я принялся бороться с невидимым врагом за обладание острым предметом. Выступил вперед, вонзая наконечник в живот противника. Мои руки намокли от крови, а уши прорезал пронзительный звонкий визг.

Все было, как в замедленном кадре, как в ужасном сне: недоуменное лицо Андрея, клинок, вогнутый по самую рукоять в его живот и сгусток темной липкой крови. Он безжизненно свалился на пол, как кукла, и к нему тут же подскочила испуганная Таня, пытаясь остановить кровотечение. Если что-то живое во мне еще билось, то со смертью Андрея ушло и оно. Я это понял, когда осознал, что совершил непоправимое. Шатаясь, я поплелся к выходу. Бросил последний взгляд на друзей и скрылся в темноте под рыдание и плач Тани, которая пыталась меня остановить, но не могла бросить Андрея.

Я упрямо шел вперед под проливным дождем, от которого все растворялось в бесконечном потоке воды. Я сбросил влажную куртку, запятнанную в крови друга, на пороге лестницы. Казалось, голова раскалывается на части. Кто-то продолжает кричать. Каждая нервная клеточка на теле содрогалась от невыносимой боли и страха. Я бежал быстрее, пока от полного бессилия не свалился в грязь, а когда поднял голову, увидел яркое багровое солнце, режущее своим светом глаза. Оно садилось за горизонт. И изгибающаяся, словно гордый змей, тропка вела к тому старинному диковинному домику. Я поднялся на ноги и направился по ней к новому миру, что ждал по ту сторону. К новым местам — плохим или хорошим — я не знал, что там, но только туда теперь мой путь. Он ждет меня в том домике. Мое последнее путешествие. Назад я уже не вернусь… отдаляюсь в безвременье…

Сердце Монстра

Сердце монстра

Многие говорят, что одиночество – плохо.

Когда я был маленьким, родители выказывали недовольство по поводу того, что мне не хотелось гулять и играть с соседними детьми. Да какого черта я вообще должен был проводить драгоценное время с этими придурками, вроде Билла, Томаса, Питера и Рэнди? Даже в возрасте десяти лет я понимал, что они не достойны моего присутствия в их компании. Самый удручающий момент происходил, когда Рэнди или Томасу удавалось взбесить девчонок, каждый вечер выходящих на игровую площадку. Я наблюдал из окна моей комнаты на втором этаже, как они гонялись за парнями. Если удавалось поймать одного из них (а это происходило не часто) девчонки брали в его плен, чтобы совершить казнь в виде отрывания волос или растерзания лица грязными от песка ногтями. Впрочем, эти забавы не вызывали во мне каких-то особенных чувств. Интересовало меня нечто другое…

В детстве я любил уходить в лес, расположенный позади нашего дома. Там выкраивался маленький сад, за которым мама любила ухаживать в прохладные дни. На окраине деревья росли через одно, и были не такими высокими, как в чаще, поэтому обзор был хорошим. Если не пройти дальше ста метров в эту самую глубь, можно было видеть бордовую черепичную крышу моего дома. Еще становясь в определенное место, вытягивая шею, я видел желтого петушка на самом конце верхушки. Обычно я и бродил неподалеку, ведь дальше деревья становились плотнее, словно прижимаясь, друг к другу, а чистое голубое небо скрывалось за темно-зелеными мощными стволами, растущими вверх. Стоило уйти чуть дальше, как мрак подступал ко мне из самой гущи леса, окутывая темноватой пленкой все кусты, камни, сучки и тропинки.

Однажды, когда на небе нависли грозовые тучи, но дождя еще не было, я решил прогуляться, так как унылый вид из окна меня порядком наскучил. Кажется, тогда я предупредил отца, читающего новостную газету, что иду в лес. Но, видимо, новости были действительно интересными, иначе бы он точно сказал так: «Не задерживайся. Не ходи далеко, старайся не пораниться или не посадить занозу. Всегда проверяй видно ли желтого петушка, если нет - срочно возвращайся. И да, надень что-нибудь на голову». Я, быстро накинув синий дождевик, вырвался из дома и, обежав сад, где копошилась мама, бросился к лесу. Помню, как она крикнула мне вслед, отрывая очередной сорняк: «Дэнни, не уходи далеко и не задерживайся. Возвращайся к ужину!». «И я тебя люблю, мама!»,- отвечал я, уже преодолев некоторое расстояние.

Было темно. Даже на расстоянии примерно двадцати метров лес становился мрачным и снова обтягивался темной пленкой. Свалив все на темно-синие тучи, я неторопливо, будто впервые, продвинулся еще на метров тридцать. Сквозь хруст веток, повалившихся наземь, я слышал тихое завывание ветра и легкие стоны высоких деревьев. Подняв голову вверх, к мрачным зеленым верхушкам, я заметил какое-то странное шатание. Нет, я знал, как качаются стволы на ветру, и наблюдал за этим довольно часто. Но сейчас, перед грозой, они будто сами волновались или, может быть, боялись этих тяжелых туч, повисших над нашим городком. Впрочем, я шел дальше, все так же с изучающим взглядом, осматривая то, что подвернется. Темноватая пленка становилась плотнее. Она с какой-то непринужденностью обволакивала стволы и кроны деревьев, словно говоря «Все здесь принадлежит мне». В какой-то момент, при хрусте очередной ветки, я наклонился и поднял ее. Мне показалось, что собирать их и прогуливаться будет увлекательнее. Целью моей стало находить ветки, не похожие или, хотя бы, чем-то отличающиеся от остальных. Например, та первая, что я сломал, наступив на нее, была с бугорком в виде родинки и моя детская фантазия представила гнома, который может превращаться в сухие ветки, но родинка на большом и круглом носу, всегда выдавала его перед другими гномами, когда они играли в прядки. Почему я не подумал тогда, что, если это был гном, превращенный в ветку, значит, я случайно, разломав его пополам, стал убийцей? К счастью, этот момент был пропущен в моей голове, иначе я бы впал в депрессию или целую неделю закатывал истерики, и плохо себя чувствовал по ночам. В общем, увлекшись этим занятием, я собрал около десяти, может, пятнадцати веток, имеющих, на мой взгляд, особенность и не заметил, как вышел на чистую полянку с маленькой ступой в центре. Деревья разошлись, открывая распростертый вид на медленно плывущие, с некоторым волнением, грозные облака. С момента моего выхода из дома, они заметно почернели. Я решил разложить на этом природном столе свою коллекцию и оценить каждую по достоинству. Осматривая их, моя фантазия вырисовывала сказочных персонажей или нечто другое. Некоторые были похожи на змей, попадались еще гномы, но я их не брал, потому что у меня был такой. Еще была ветка, смахивающая чем-то на полосу молнии в темно-синем небе. Я заулыбался, не поверив такому совпадению и, взяв в руки эту чудо-ветку, поднял наверх, зажмурив глаз, будто подставляя ее вместо молнии, которая по каким-то причинам до сих пор отсутствовала. Но все же я надеялся, что до начала грозы вернусь домой. Именно в этот момент, уже опуская ветку обратно, в чернеющем горизонте сверкнула первая молния, которая заставила меня осознать одну вещь. Я не видел желтого петушка и уж тем более крыши…