Кейд, стр. 29
Кейд уставился на Бердика.
– Так ты думаешь, раз он застрелился, то мы квиты?! Ну, а я так не считаю. Он говорил, что он мой друг. И после этого так со мной поступил! Друг! Жирный бурдюк!
– Меня от тебя тошнит, – спокойно сказал Бердик; он искренне любил Адольфо, и происшедшая в Мексике трагедия начисто лишила его сдержанности и осторожности. – Ты погубил себя из-за этой бабы… и, Боже мой, из-за кого? Из-за грязной, омерзительной шлюхи. Ты снова запил. Слизняк ты, и больше ничего. Слабак. Самое время, чтобы тебе кто-нибудь открыл глаза на самого себя, ну, так я это и сделаю. Что ж, у тебя есть талант. Ты умеешь фотографировать, но это не означает, что ты и во всем остальном велик. Наоборот – ты просто-напросто бесхребетный алкаш и бабник. Слизняк. У Адольфо, по крайней мере, нашлось мужество застрелиться. Да, он попался ей на крючок. Так и я бы попался. Он понимал, что ничего не может сделать или сказать, чтобы ты понял. Это твоя вина – ты его оставил один на один с этой бабой, и он нашел единственный выход. Может, и согрешил, да расплатился честно – своей жизнью.
Кейд поднялся на ноги.
– Я намерен сказать Мейтисону, что больше с тобой не работаю. Раз ты так обо мне думаешь…
– Думаешь? Я ничего о тебе не думаю! Ты просто ничтожество. Сейчас я уйду, – голос Бердика ломался от ярости. – А когда вернусь, надеюсь, тебя здесь уже не будет. У тебя запой, и я ничего не могу поделать, чтобы остановить его. В таком виде ты мне и на фиг не нужен – ни как квартирант, ни как напарник по работе, поскольку работать с тобой будет так же удобно, как в мешке танцевать. Так что собирай вещички и мотай. Можешь спиваться, можешь застрелиться, если так тебе заблагорассудится. У тебя был шанс вернуться к нормальной жизни. Вики бы вышла за тебя замуж, но нет, тебе дороже твоя вонючая шлюха. Ну так расплачивайся! К черту вас обоих: и ее, и тебя!
И он, хлопнув дверью, выскочил из квартиры.
Следующие три дня о Кейде не было ни слуху ни духу. Мейтисон, которого предупредил Бердик, терпеливо ждал. Он обдумал ситуацию, смирился с ней и услал Бердика в Лондон делать серию статей об общенациональных выборах.
Он только пожал плечами, когда Бердик с горечью сказал:
– Что ж, ты был прав: Кейд алкаш и, возможно, всегда им был. Я не знаю, что ты с ним намереваешься делать, но я не собираюсь портить себе репутацию, работая с этим типом.
– Все в порядке, Эд. Я поговорю с ним, если он покажется. Он все еще великий мастер. И я сознаю, что вы с ним добились того, что тиражи «Сан» возросли на 27 процентов. А это – большое дело. Так что успокойся и отправляйся в Лондон.
На четвертый день Кейд объявился в кабинете Мейтисона. Он был под газом, но держался неплохо. Сказал, что готов приступить к работе. Мейтисон отреагировал:
– У меня возникли новые идеи насчет приложения, Вэл. Как ты насчет того, чтобы поработать простым репортером – текучка, происшествия и так далее?
– Мне плевать, чем заниматься. Почему бы и нет? У нас контракт. Ты мне платишь… я работаю.
После трех кошмарных недель, когда Кейд заваливал одно задание за другим, ему поручили лететь в Истонвилл.
Глава 7
Кейд медленно проковылял по ступенькам Истонвиллского государственного госпиталя к запыленному «Шевроле», на который небрежно опирался Рон Митчелл.
Если не считать фингала под левым глазом, полоски лейкопластыря на челюсти и общей бледности, других следов избиения, которому подвергли Кейда три шерифа после его побега из отеля, в облике Кейда не наблюдалось.
Тело страшно болело, идти было трудно, но Кейда поддерживало ощущение триумфа, которое он, конечно, тщательно скрывал.
– Привет, Кейд, – сказал Митчелл. – Залезай. Держу пари, ты не хочешь опоздать на самолет. Держу пари, ты уже сыт по горло нашим городишком.
– Вроде того, – ответил Кейд и забрался на сиденье рядом с водителем.
«А кассета-то, – думал он, осторожно выпрямляя ноги, – уже в пути к Мейтисону. Через день-два снимки будут в ФБР, и тогда эти ублюдки, убившие Сонни Смолла и его девушку, поймут, что хорошо смеется тот, кто смеется последним».
Митчелл сел за руль, и вскоре они мчались по скоростному шоссе к аэропорту.
– Твоя камера на заднем сиденье, Кейд, – сказал Митчелл. – Я подумал, что неплохо бы ее прихватить. – Он коснулся ссадин на лице и ухмыльнулся. – Я, конечно, сам напросился на мордобой. Что ж, тебя побили, меня побили… квиты. Просто в будущем держись подальше от нашего городишка.
– Я так и сделаю, – сказал Кейд невыразительным голосом.
Он бросил взгляд через плечо на свою поношенную дорожную сумку с эмблемой «Пан Америкэн». Внезапно его кольнула пугающая мысль: а что, если этот тупой садист проверил аппарат и обнаружил, что пленки в нем нет? Догадался ли он это сделать? Парень был глуп и мог недопереть, но можно ли на это надеяться? Кейд почувствовал, что слегка вспотел. А может, он в ловушке, и они едут не в аэропорт? Отвезут его сейчас куда-нибудь подальше и начнут спрашивать о пропавшей ленте, применяя для убедительности привычные для них методы работы.
– Тебя что-то заботит, Кейд? – спросил Митчелл, скосив на него глаза.
– Нездоровится… Думаю, если бы тебя пинали в брюхо, ты чувствовал бы себя так же.
Митчелл заржал.
– А я думал, тебя какие-то мысли угнетают.
Но ехали они все-таки в аэропорт. Кейд сначала увидел заходящий на посадку самолет, а потом и здания аэропорта.
– Когда ты сюда приехал, ты очень интересовался маршем протеста, – сказал Митчелл, – а сейчас ничего даже не спрашиваешь. В двух словах: мы его разогнали. Хорошо позабавились. У многих ниггеров сегодня головы болят.
– Он снова заржал. – Я бы на твоем месте не трепался слишком много, когда вернешься домой, где так любят черных. Просто расслабься и не шлепай губами.
Кейд ничего не ответил. Через три минуты «Шевроле» притормозил у зала для отлетающих пассажиров. Кейд забросил тяжелую сумку через плечо и, сморщившись от боли, вылез из машины.
– Что ж, пока, Кейд, – сказал Митчелл. – Извини, если что не так – мы люди простые, и развлечения у нас такие же.
Кейд прошел в зал. Зарегистрировал билет. Служащий поставил штамп и одарил Кейда кислой улыбкой.
– Счастливого пути, – сказал он.
Кейд его проигнорировал. Через несколько минут он пройдет полицейский контроль, и на этом его заботы закончатся.
– Привет, Кейд.
Репортер напрягся и медленно обернулся.
К нему направлялся шериф Джо Шнайдер с неопределенной, как бы незавершенной ухмылкой на мясистом лице. На нем была неизменная униформа цвета хаки и сияющая в отблесках неоновых огней шерифская звезда.
Кейд ждал. Он чувствовал страх, но в то же время думал: «Ладно, сукин сын, давай, можешь начинать свою подлянку, какую ты там задумал, да только завершать ее буду все равно я. Вот у меня где этот ваш вонючий городишко! И когда пятеро ваших ублюдков почувствуют щекотку от петли на шее, они будут знать, кого за это благодарить…»
– Отбываем? – спросил Шнайдер, подойдя к Кейду.
– Примерно так, шериф, – ответил Кейд.
– Прекрасно. Погостил, развлекся и домой. Никаких обид.
Кейд промолчал.
– Думаю, тебе немножко неприятно. Но ребята просто перестарались. Знаешь, как это бывает, Кейд. Просто мы не любим негрофилов в нашем городке.
Кейд снова не сказал ни слова.
– Я тут прихватил специально для тебя небольшой сувенир, – продолжал Шнайдер, широко ухмыляясь. – Не можем же мы допустить, чтобы ты покинул нас, не прихватив ничего на память.
Кейд выпрямился, хотя все его тело протестовало. «Вот оно, – подумал он. – Эта сволочь хочет выбить мне зубы. Ладно, переживем, в конце концов, я и за это с вами рассчитаюсь».
Шнайдер вытащил нечто из кармана и держал это двумя пальцами перед лицом Кейда.
Кейд увидел кассету фирмы «Кодак». Он похолодел, кровь отхлынула от лица.
– Да-да. Это та самая кассета, которую ты заснял, – сказал Шнайдер. – Видишь ли, Кейд, дело в том, что ни черта ты не смыслишь в том, что у нас тут происходит. Ты что же, думаешь, ниггер ниггеру – друг, товарищ и брат? Не-а! Если ниггер думает, что он может сделать что-то с пользой для себя, он это делает. Старый Сэм принес эту кассету мне. Рассказал, что ты просил его переслать пленку в «Сан». Ему подумалось, что мне эта штука понравится больше, чем людям из «Сан», и он был прав. Мы позаботимся о Сэме. Такой ниггер заслуживает, чтобы о нем заботились.