Гриф – птица терпеливая (пер. Хомич), стр. 19

– Пятьсот долларов – и я вызываю полицию через полчаса, – пожал плечами китаец.

Феннел выложил тысячу. Он достаточно долго прожил в Гонконге, чтобы уяснить – бизнес есть бизнес. А час ему нужен был до зарезу. За этот час он сможет исчезнуть…

* * *

Лежа на кровати, Феннел наблюдал за игрой света на противоположной стороне комнаты.

Он все еще думал о китаянке. Если бы он не ударил ее так сильно… А с другой стороны – она этого заслужила.

Гомосексуалист, которого Феннел имел насчастье встретить на одной из грязных улиц Стамбула, тоже получил то, что заслужил…

Феннел сошел с судна, чтобы провести несколько часов в городе, прежде чем продолжить свой путь в Марсель. Он вез три килограмма золота для одного человека, который щедро расплачивался за такого рода товар. Это был пожилой турок. Феннел сделал свой бизнес, а после подыскал девушку, с которой провел вечер. Девушке, правда, удалось его напоить, и когда он ложился с ней в постель, то был настолько пьян, что не смог заняться ею. Только через три часа он проснулся и обнаружил, что обворован, а девицы и след простыл. Клокоча от ярости и моментально отрезвев, он направился к своему судну и на темной улочке столкнулся с маленьким надушенным юнцом, который стал приставать к нему. Паренек был кругленький, с бегающими черными глазками и сладкой улыбкой. Феннел давно хотел излить на ком-то свою злобу. Изо всей силы он ударил парня головой о каменную стену. Женщина, видевшая эту сцену из окна, закричала и стала звать полицию. Феннел пустился наутек. Вскоре он добрался до судна и только в открытом море почувствовал себя в безопасности. Феннел часто вспоминал этих двух – девицу и парня. И хотя он твердил себе, что мертвые не имеют права на воспоминания, они часто вставали перед его глазами.

Третье убийство угнетало его еще больше, чем два первых. Феннела нанял богатый египтянин, чтобы вскрыть несгораемый сейф, принадлежащий некоему торговцу, которому египтянин выдал большой заем. Феннел сразу сообразил, что документы фальшивые, их могли обнаружить в любой момент. Таким образом, задание было срочным.

Он проник в помещение, где находился сейф, без особых трудностей и приступил к работе. Было без четверти три, весь дом спал. Так как модель несгораемого шкафа оказалась устаревшей, Феннелу пришлось повозиться основательно. Но когда он, наконец, все же справился с неподатливым металлом сейфа, дверь комнаты отворилась… Феннел моментально погасил автоген и схватил стальную полосу, которой пользовался для подставки под горелку. На пороге комнаты виднелся темный силуэт. А потом внезапно вспыхнул свет. Перед Феннелом стояла девочка в ночной сорочке с длинными черными волосами. Ей было не более десяти лет, как потом выяснилось – девять. Она в ужасе уставилась на Феннела и уже открыла рот, чтобы закричать, как Феннел одним прыжком подскочил к девочке и ударил стальной полосой по голове.

Феннелу не нужны были свидетели, а она видела его достаточно хорошо и могла описать, поэтому, когда он наносил свой удар, то уже знал, что тот будет смертельным.

Забрав из сейфа необходимые документы, он сгреб инструменты и выскочил из дома. Лишь в машине он обратил внимание на кровь и полностью осознал, что наделал. Эти огромные черные глаза, полные страха, он часто видел потом в ночных кошмарах.

На следующий день в газетах Феннел прочитал, что девочка была глухонемой. Он пытался уверить себя, что таким инвалидам все равно лучше не жить на свете, но тем не менее, стоило ему остаться одному в постели, как перед ним возникала фигурка испуганной девочки в ночной рубашке. Это видение терзало остатки его совести…

Феннел продолжал лежать на кровати, наблюдая за игрой света и тени, и незаметно уснул…

Глава 5

Каждое утро Макс Каленберг просыпался ровно в пять утра. Можно было подумать, что у него в голове вмонтирован будильник. Зато семь часов, положенных для сна, он спал как мертвый. Снов он никогда не видел, и крепко спал вплоть до того момента, когда, внезапно открыв глаза, видел солнце, которое восходило из-за горной гряды, величественно раскинувшейся за окном. Огромная кровать располагалась на возвышении и имела форму раковины. Под рукой Каленберга всегда находилась дубовая панель с рядом кнопок. Каждая кнопка несла определенную функцию. Красная – открывала и закрывала шторы, желтая – опускала кровать до уровня пола, чтобы можно было ухватиться за кресло и скатиться в него. Кресло приводилось в движение электромотором на аккумуляторах. Синяя кнопка открывала панельку у изголовья и оттуда появлялся поднос с завтраком. Черная кнопка наполняла ванну водой соответствующей температуры, зеленая – управляла телевизионной установкой, что крепилась к задней спинке его кровати и служила для вызова секретаря.

Сегодня Макс Каленберг проснулся как обычно и нажал красную кнопку. Шторы раздвинулись, и он посмотрел на небо. Увидел плывущие облака и пришел к выводу, что вскоре пойдет дождь. Тогда он зажег лампу и нажал синюю кнопку. Панель отодвинулась, появился поднос, на котором стоял серебряный кофейник, сахарница, чашка и блюдце.

Полусидя в огромной кровати, Каленберг походил на киногероя. Голова чисто выбрита, глаза серо-голубые, широко поставленные, тонкая верхняя губа большого рта. Каленберг спал без одежды, и сейчас можно было увидеть его хорошо развитое, загорелое тело.

Он выпил кофе, закурил сигарету, а потом нажал на синюю кнопку, которая соединяла его с одним из секретарей. Сразу вспыхнул зеленый экран, и Каленберг увидел Миа, молодую индианку, которая всегда обслуживала его по утрам. В руках у нее были наготове блокнот и карандаш. Каленберг с восхищением посмотрел на нее – он любил красивых женщин и доставлял себе удовольствие тем, что приглашал их на работу.

– Доброе утро, сэр, – сказала молодая женщина с классически красивым смуглым лицом. Ее большие глаза, казалось, смотрели прямо на него, хотя Каленберг знал, что она не может его видеть.

– Доброе утро, Миа, – ответил Каленберг, налюбовавшись ею. – Почта прибыла?

– Ее как раз принимают, сэр.

– Через час я вам продиктую кое-что, а сейчас можете завтракать.

Выключив телевизор, Каленберг нажал на черную кнопку, наполнявшую ванну водой. Опустил кровать до уровня пола и откинул простыню, покрывавшую нижнюю часть его тела. Только сейчас можно было увидеть, что красавец Каленберг – вовсе не красавец, а настоящий урод. С момента рождения никто, кроме матери, не видел его ног. А они так и остались атрофированными, совершенно неспособными выдержать вес тела. Как Каленберг ненавидел и проклинал их! Физический недостаток отравил ему существование и испортил нервную систему.

Макс Каленберг никогда и никого не принимал в спальне. Он чувствовал себя уверенным, когда был полностью одет и сидел в кресле с покрывалом, наброшенным на ноги.

Соскользнув с кресла, он опустился в ванну. Часом позже он «вышел» оттуда освеженным, побритым и взбодренным – с помощью хитроумных тренажеров он проделал целый комплекс специальных гимнастических упражнений. После этого закутал свои немощные конечности в покрывало, надел рубашку с открытым воротом и, маневрируя креслом, выехал в коридор, а оттуда в свой кабинет.

Крупный гепард, увидя его, поднялся и пошел следом. Гепарда звали Гинденбург, он был лучшим другом Каленберга. Каленберг остановил кресло, чтобы дать возможность хищнику подойти к нему. Он погладил огромную кошку по мягкой шерсти, и та замурлыкала от удовольствия. После этого Каленберг продолжил путь в кабинет в сопровождении гепарда.

Кабинет был огромных размеров. Одна стена была стеклянной, и благодаря этому открывался прекрасный вид на сад с его клумбами, лужайками, волнистыми холмами, а на заднем плане сквозь дымку проступали контуры горной системы Дракенсберг.

На письменном столе Макса Каленберга уже дожидалась почта. На письма были наклеены этикетки того или иного цвета, в зависимости от их значимости. Еще накануне, прежде чем лечь спать, Каленберг отдал соответствующие указания относительно дел, которые предстояло сделать завтра. И теперь, когда он нажал зеленую кнопку, телевизионный экран засветился, появилось изображение прелестной Миа, которая сидела за столом и ждала распоряжений. Каленберг продиктовал ей все необходимое. Примерно через час он закончил.