Убить сову (ЛП), стр. 10
— Я благодарен твоему дяде за покровительство, Филипп, очень благодарен, но ты должен понять, что я священник, у меня есть обязанности перед Богом, так же, как и перед Робертом. — Я постарался подчеркнуть имя — хоть Филипп и строил большие планы, он пока ещё не лорд в Поместье.
— Я несу ответственность за твою душу, Филипп, а убийство — ужасный грех на твоей совести. Я беспокоюсь только о тебе, о том, каким страданиям ты подвергнешься в чистилище, если умрёшь с этим грехом на душе. Но прежде чем освободить тебя от греха, я должен знать, что ты действительно раскаиваешься и готов искупить содеянное. Наказание за такой страшный грех, как убийство, не может быть лёгким.
— Пытаешься выжать из меня побольше золота для церковной казны? Дядя не обрадуется, когда услышит про это, — усмехнулся Филипп. — И вообще — что это за болтовня о грехе и искуплении, отче? Не было никакого убийства.
Мои челюсти и кулаки сжались от этой бесстыдной лжи.
— Я ходил сегодня утром туда, где вы сожгли святую Вальпургию. Пепел ещё тёплый и воняет горелой плотью. И не пытайся меня убедить, что внутри были живые кошки, как в прошлом году. После стольких увиденных костров я вряд ли спутаю с чем-то вонь зажаренной человеческой плоти. И мать Джайлса...
Я заметил в глазах Филиппа искры гнева и понял, что сблотнул лишнего.
— Что именно сказала тебе эта глупая старуха?
— Ничего, уверяю тебя, — быстро ответил я, чувствуя, что краснею как провинившийся школьник. Я сделал ещё глоток слабого эля, поперхнулся и закашлялся. Нельзя было злить Филиппа.
— Как я уже говорил, — спокойно продолжал он, — убийства не было, значит, нет и греха, и нечего искупать. Конечно, имела место казнь, но, как тебе прекрасно известно, отче, казнь — не убийство. Это божественная справедливость.
— Без суда и защиты?
Он улыбнулся.
— О, не волнуйся, отче, суд состоялся. И к тому времени, как мы закончили, как бы это выразиться... допрашивать его, мы услышали много просьб о помиловании, насколько я помню. А после признания вины приговор возможен только один, и сам Джайлс был вполне готов его принять.
Он налил себе ещё порцию вина, ожидая, что я стану его расспрашивать. Я осторожно наблюдал за ним. Роберт д'Акастер имел злой и вспыльчивый нрав, но за последние несколько месяцев я стал понимать, что племянник может оказаться опаснее дяди. Недостаток власти Филипп д'Акастер восполнял хитростью, а хитрость, соединённая с жестокостью — то, чего стоит опасаться в любом человеке, даже в том, у кого пока нет денег или власти, которых он жаждет.
Филипп откинулся в кресле, заложив руки за голову.
— Так или иначе, отче, а жаловаться не меня не стоит. Ты же знаешь, не я глава Мастеров Совы. Я всего лишь скромный служитель, самый надёжный и преданный. Это Аод командует, судит и казнит.
Как я и думал, за всё это отвечал Роберт д'Акастер. Филипп не стал бы выполнять приказы никого другого. Он, конечно, пользовался доверием своего дяди, хотя я подозревал, что преданность Филиппа продлится лишь до тех пор, пока он не станет достаточно силён, чтобы свалить старого оленя.
Филипп резко наклонился вперёд и крепко сжал моё запястье.
— Отче, тебе бы лучше не противиться Аоду. Однажды тебе может понадобиться его помощь.
Моё намерение соблюдать осторожность смыло волной гнева. Да как он смеет мне угрожать? Я посвящён в духовный сан, я — глас Божий.
— Могу тебя уверить, Филипп, ничто не заставит меня обратиться к нему за помощью, ни к нему, и ни к кому-либо в вашем языческом братстве, ничто на свете, — я вырвал у него свою руку, — я доверяю только Божьей силе.
— Да неужели? — угрожающе прищурился Филипп. — Я на твоём месте не спешил бы с такими заявлениями, отче. Ты можешь об этом пожалеть.
Я изо всех сил старался сдержать гнев. Безопаснее бросить выяснять подробности убийства Джайлса. Что толку теперь в этом копаться? Я не мог предотвратить его смерть, и нет ни единого шанса, что Мастера Совы когда-нибудь понесут за это наказание. Никто из Поместья или деревни не станет свидетельствовать против них, даже несчастная мать Джайлса. Но почему я должен терзаться чувством вины, когда этот ублюдок, ухмыляясь, сидит в моём кресле и пьёт моё вино, не испытывая ни раскаяния, ни сожаления?
— Согласен, Джайлс заслуживал наказания, — я изо всех сил старался сдержаться. — Прелюбодеяние — это грех, как всегда напоминает нам твой дядя, и церковь этот грех сурово осуждает. Но приговаривать человека к смерти за...
Я запнулся, видя, как мрачнеет лицо Филиппа.
— Дело в том, что Джайлс умер без покаяния, а ведь даже приговорённые к повешению имеют право на отпущение грехов перед смертью, чтобы спасти душу, даже если нельзя спасти тело. На этом я, как ваш священник, имею право настаивать.
Филипп улыбнулся, но в его глазах по-прежнему тлел опасный огонек.
— Если тебя только это беспокоит, отче, то в следующий раз я лично позабочусь о том, чтобы ты присутствовал на суде, исповедовал осуждённого и отпустил ему грехи. Я буду на этом настаивать.
— В следующий раз?
— О да, будет и следующий раз, отче, это я тебе обещаю. Мастера Совы господствовали в Улевике задолго до того, как твои трусливые святые ступили на эту землю. И Мастера Совы всегда будут здесь править. Не будь дураком, не думай, что если они наблюдают из тени, то слабы. Сейчас они сильнее, чем когда-либо прежде. Огонь, вспыхнувший прошлой ночью, никогда не погаснет. Скоро настанет новое время, время Мастеров Совы.
Настоятельница Марта
Зимой во внутреннем дворе по щиколотку грязи — липкой от свиного навоза и птичьего помета, воняющей мочой. Сгребать всё это тяжело, я вспотела, несмотря на пронизывающий ветер, но это нечто вроде послушания для души и тела. Когда навоз полежит некоторое время, он становится хорошим удобрением для почвы, но вонь вызывала тошноту. Мы нуждались в том, что выращивали, поскольку в последние годы урожай был бедный, и припасы таяли ужасающе быстро.
— Нужно обложить кучу тростником и соломой, иначе следующий дождь снова размоет всё по двору, — раздался голос за моей спиной.
Обернувшись, я увидела Хозяйку Марту, торопливо идущую через двор. Острые карие глаза глядели внимательно — как у чёрного дрозда, разыскивающего червей. Я всегда радовалась организаторским способностям Хозяйки Марты, но только не когда она добиралась до меня.
— Слава Богу, ты благополучно вернулась, Хозяйка Марта. Как твоя поездка на рынок Сваффама? Ты получила хорошую цену за ткань?
Её тонкие губы растянулись в некоем подобии улыбки.
— Думаю, неплохую. И это хорошо, нам сейчас нужен каждый пенни.
То есть всё лучше, чем она ожидала, поскольку она не заканчивала торговаться, не убедившись, что вырвала у покупателя последний фартинг.
Хозяйка Марта печально покачала головой.
— По моим расчётам, нам надо купить больше зерна до праздника святого Иоанна. На имеющемся в амбаре мы не дотянем до следующего урожая, учитывая, что этой зимой мы раздавали еду нищим. И уж поверь, цена на зерно ниже не станет.
— Но если даже у нас заканчиваются припасы, бедняки окажутся в худшем положении. Не сомневаюсь, до конца года мы увидим у ворот ещё больше попрошаек.
Хозяйка Марта нахмурилась.
— Эти селяне левой рукой шлют нам проклятия, а правой хватают любую еду, которую мы им по нашей глупости даём. А в благодарность получаем только плевки от их вшивых детишек.
Спорить с ней не стоило. Все женщины в бегинаже чувствовали, как растёт неприязнь к нам со стороны жителей деревни. Я ежедневно молилась, чтобы они ограничились плевками и проклятиями, чтобы их враждебность не переросла во что-нибудь худшее. Я вздохнула.
— Необходимость просить милостыню вызывает обиду у честных людей. Да пошлёт Бог всем нам в этом году больший урожай, чем в прошедшем, чтобы крестьянам не понадобилось просить подаяния.
— Твои слова — да Богу в уши. — Хозяйка Марта переминалась с ноги на ногу, ей не терпелось вернуться к работе.