Воздастся каждому, стр. 13

На время воцарилась пауза.

— Когда вас ждать? — наконец спросила Олали.

Кэллаген усмехнулся.

— Около одиннадцати. Зовут меня Кэллаген. Я частный детектив. На твоем месте я бы никуда не выходил до моего прихода. Скажись больной и никого не принимай.

Он повесил трубку, вышел из кабинки, заплатил по счету и покинул чайную.

Кэллаген шел в сторону Челси. Краешком глаза он заметил, как сзади из-за угла вынырнул черный автомобиль.

Кэллаген закурил.

Автомобиль быстро набрал скорость, резко пересек улицу и подкатил к бордюру возле Кэллагена.

Тот остановился и повернулся лицом к машине. Шляпа сдвинута набекрень, сигарета беспечно свисала изо рта под каким-то лихим углом.

— По манере вождения всегда можно узнать полицию, — приветливо обратился он к водителю. Сержант подразделения быстрого реагирования польщенно ухмыльнулся.

— Я полагаю, мистер Слим Кэллаген? Детектив-инспектор просил передать, что будет весьма благодарен, если вы уделите ему несколько минут и проследуете с нами в Скотланд Ярд. Это по поводу убийства Августа Мероултона. Мистер Грингол сказал, что будет рад с вами увидеться, если только вас это не затруднит.

Лицо Кэллагена осветилось солнечной улыбкой.

— Для мистера Грингола я готов на все.

Как только сержант открыл дверь, он плюхнулся на заднее сидение, со вздохом откинулся на спинку и с удовольствием вытащил сигарету.

Автомобиль сорвался с места.

— Убийство Мероултона? — вежливо осведомился он у патрульного на переднем сидении. — Удивительно, утром я как раз читал об этом!

5. ВСТРЕЧА С МИСТЕРОМ ГРИНГОЛОМ

Джордж Генри Грингол (известный под кличкой «Танцор» ) был самым молодым детективом-инспектором в Скотланд Ярде. В сорок один год он весил 76 кило и носил маленькие жесткие усики. У него были непринужденные манеры, и он был весьма неглуп.

Если припомнить его карьеру, Грингол подвел под приговор Л. Джонса за двойное убийство, распутал дело Мириса, поймал Дромио Феранци, у которого была лучшая преступная организация в стране. И именно он вывел на чистую воду банду марсельцев, за что получил последний чин.

Грингол считал, что по возможности следует действовать честно. При необходимости он умел быть тонким и изобретательным. Грингол никогда не жевал резинку, не курил трубки, имел собственный доход, не решал запутанные дела за шахматной доской, не обращался к криминальным репортерам за помощью и не заглядывал под ковер в поисках «ключевой ниточки». Никто никогда не слышал от Грингола рассуждений о «ниточке», и однажды он заявил, что если бы встретился с таким теоретиком, то наверняка ничего бы не понял из его рассуждений.

Он был типичным полицейским, из тех, которые преуспели в сохранении репутации Англии как самой законопослушной и спокойной страны. Если он был склонен к рутине, то потому, что полицейская работа в такой стране и есть рутина.

Итак, он не намерен был недооценивать мистера Кэллагена. На это был способен только глупец. А как уже сказано, «Танцор» дураком не был.

Кэллаген тихонько мурлыкал, шагая по коридору в кабинет Грингола. Тот сидел за столом и рисовал на промокашке фрукты. Его помощник детектив — сержант Льюис («Люси») Филдс, в котором под обличием почти детской доверчивости скрывался острый ум, был занят тем, что тщательно чистил ногти.

Грингол встал и изобразил счастливую улыбку.

— Как мило с вашей стороны прийти так сразу, Слим! Я думал, вы можете быть заняты, и разъяснил своим ребятам, что если у вас срочные дела, то следует договориться на время поудобнее. Садитесь.

Кэллаген сел, бросил шляпу на стол, вытащил пачку сигарет, предложил Гринголу, который взял, и Филдсу, который с усмешкой отказался.

— Отличная работа, — начал Кэллаген. — Я спокойно прогуливался по Эмбанкмент, а за мной охотятся патрульные машины! Вы пользовались радио? Ради меня?

Грингол дружески улыбнулся.

— Ну хорошо, я хотел вас здесь видеть как можно скорее. Но сделать это так, чтобы ни в чем не ущемить вас. Так что мы передали ваше описание, и один патрульный вас заметил.

— Отличная работа, — снова повторил Кэллаген. — Я полагаю — патрульный с Челси и Эмбанкмент?

Грингол кивнул. Кэллаген — тоже. Он понял, что Грингол лжет, и не сомневался, что Грингол догадывается, что он это знает. И все это кое-что проясняло.

Грингол выпустил кольцо дыма и следил, как оно плыло по кабинету.

— Послушайте, Слим. У меня серьезные проблемы, и вы можете мне помочь. Я не прошу вас сделать заявление и даже не записываю ваших слов. Это останется между нами. Теперь мне следует кое-что сказать, прежде чем перейти к делу. Вы знаете не хуже меня, что здесь вас здорово не любят. Факсли, например. Ему вы здорово не по нутру. Он думает, что вы сорвали так прекрасно задуманный арест по делу в Моберли. И утверждает, что вы специально все свалили на него. Есть ещё Брантинг, тот тоже вас не любит. Но я не из таких. Я всегда полагал, что жизнь частных детективов в нашей стране — это череда взлетов и падений. Возможно, я мыслю шире, чем большинство здешних сотрудников, так чтобы вы знали без всяких подвохов: что касается наших отношений, то с моей стороны они абсолютно дружеские. Вы меня поняли?

Похоже, Кэллагена это очень тронуло.

— Вы заставите меня прослезиться, Грингол. Я думаю, что вы прекрасный парень; сама любезность… иногда… — Он выдохнул клуб дыма. — Что у вас на уме?

Грингол снова принялся рисовать фрукты: изобразил банан, потом апельсин.

— Речь о деле Мероултона, — протянул он. — Его передали мне, и оно мне не по душе. Знаете, как это бывает: полиция не имеет права на ошибку, а тут есть люди, полагающие, что я получил повышение слишком быстро. Вот почему я не хочу ошибиться.

Он обезоруживающе улыбнулся.

— Отлично. Итак, едва мы сегодня утром приступили к обычной рутинной работе, как позвонила некая девушка — Эффи Перкинс. И поведала совершенно бредовую историю, Слим. Но мы обязаны проверить все. Короче, девушка заявила, что прошлым вечером Цинтия Мероултон (падчерица убитого) была в вашем офисе. И утверждает, что вы пытаетесь создать ей фальшивое алиби.

Он подтолкнул к Кэллагену шкатулку с сигаретами и улыбнулся.

— Ладно, скажу вам прямо: я ей не поверил. Сказал — мол, вздор, во первых, с какой стати устраивать алиби мисс Мероултон, и во вторых — вы просто не можете так поступить. Правда, Филдс утверждает, что можете. И приходится с этим считаться. Хотя я с ним, конечно, не согласен. Я сказал — нет, Кэллаген не мог пуститься во все тяжкие. Пришлось напомнить Филдсу, что судья Фейервуд предупредил вас во время дела Мире (помните, вы были главным свидетелем ) насчет сфабрикованного алиби. Вот такое было слово — сфабрикованное. И ещё раз — с той девицей по делу Волната. Припоминаете? Брантинг никогда этого не забудет.

Я сказал Филдсу: слушай, Кэллаген слишком умен, чтобы пытаться снова провернуть что-то подобное: если затея рухнет, ему конец.

Кэллаген перебил.

— С чего вдруг? Вы полагаете, мою клиентку мисс Мероултон подозревают в преступлении?

Грингол закусил губу, потом рассмеялся.

— Не заводитесь, Слим. Я просто говорил…сами знаете о чем.

Кэллаген дружелюбно улыбнулся и снова закурил.

— Послушайте, Грингол! Все ясно, как божий день. Мисс Мероултон — мой клиент. Она пришла в мой офис вчера поздно вечером обсудить наши дела. Оставалась она у меня до полуночи. Я запомнил время, потому что у меня у самого была назначена встреча, я не хотел опаздывать и пришлось быстренько закругляться.

Грингол кивнул.

— Я понял. Но Эффи Перкинс утверждает, что мисс Мероултон явилась к вам не раньше половины двенадцатого, или даже позднее. Она перепутала время?

Кэлаген кивнул.

— Возможно. Но скорее дело не в этом. Она сделала это намерено. Понимаете, — он пустил струи дыма из ноздрей, — я вчера её уволил, так что у неё есть повод не испытывать ко мне нежных чувств.