Загадки старых мастеров (СИ), стр. 5
Глава 5
Arse poetica
Во всей росписи Сикстинской капеллы часто встречаются орнаменты в виде дубовых листьев и желудей. Этим Микеланджело указывал на своего работодателя — папу Юлия II, который был родом из итальянского семейства Della Rovere, а «rovere» означает «дуб».
Герб семьи Della Rovere
Юлий II часто надоедал Микеланджело, который всегда старался работать в одиночку и без свидетелей. Вероятно, именно надоедливость папы послужила причиной того, что желуди на одной из фресок представляют собой связку пенисов.
Микеланджело, «Обнаженный юноша»
Подобную фигу в кармане можно найти у лучших мастеров слова. К примеру, одна из ранних песен Михаила Константиновича Щербакова заканчивается словами:
Щербакову на одном из концертов прислали записку с вопросом, мол, что же у Вас там за нестыковка с рифмами. Михаил Константинович ответил, что песня была написана в те времена, когда приходилось считаться с цензурой, поэтому рифму нужно было заменить. «Я собирался написать», — сообщил Щербаков затихшему зрительному залу: «И посмеешься над холодным Союзом».
Александр Сергеевич Пушкин не чурался острого словца. Естественно, Пушкин мастерски пользовался игрой слов. К примеру, в «Сказке о царе Салтане» есть такие строки
В этом отрывке два слова «ужо! постой» на слух воспринимаются фразой не из двух, а из трех слов… Подобная игра слов скрывается и в следующем отрывке, но уже в словах «ужо! пожди».
Кстати, такую игру слов два века спустя повторит Блок в поэме «Двенадцать». У Блока красноармеец восклицает:
Второй раз подобным приёмом Пушкин воспользовался в «Евгении Онегине». Пушкиновед Андрей Чернов заметил, что в строчках
порядок слов в первой строке выглядит странным. Ученый понял шуточку Пушкина, только когда произнес вслух слова «всех уйму».
Ещё одна пушкинская грубоватая шутка осталась неопубликована.
У Пушкина в черновике на месте слова «ямб» ничего нет. Пустое место. Пробел. На первый взгляд, непонятно — а что еще можно противопоставить хорею?! Но кто-то сообразительный выдвинул занятную гипотезу: Пушкин собирался написать «Не мог он хера от хорея, Как мы ни бились, отличить». И звучит эта аллитерация красиво, и шуточка в духе Александра Сергеевича. Но гипотезе нужны подтверждения…
Оказывается, у Аристофана в комедии «Облака» балбес Стрепсиад приходит учиться к Сократу и между ними происходит следующий диалог.
Сократ: Какой же ты деревенский недотепа! Может, стихотворные размеры ты сумеешь выучить…
Стрепсиад: А какая польза от этих размеров?
Сократ: Ну, для начала, тебя будут лучше принимать в обществе, если ты сможешь отличить анапест от дактиля.
Стрепсиад: Дактиля! Ну, дактиль мне хорошо знаком.
Сократ: И что же это?
Стрепсиад: А вот что!
(Стрепсиад показывает Сократу средний палец)
Название стихотворного размера «дактиль» по-гречески буквально означает «палец». К примеру, знакомое слово с этим значением — дактилоскопия. Кроме того, показать средний палец — неприличный жест с античных времен. Скорее всего, у Пушкина реминисценция на эту шутку Аристофана. Тем более, что у Пушкина примерно там же говорится о том, как Онегина принимали в обществе.
В античной литературе наиболее известны грубые стихи уже знакомого нам Гая Валерия Катулла. Его стихотворение «Pedicabo ego vos et irrumabo…» многие годы не включали в сборники, не переводили совсем или переводили, убирая все скользкие моменты. В последнее время, наоборот, все, кому не лень, стали переводить эти строки и появилось множество переводов различной степени пристойности. Но все эти экзерсисы в туалетной лексике имеют мало общего с поэзией Катулла.
Катулл был талантливым поэтом. И даже в шутливо-грубоватом стихотворении он мастерски пользуется поэтической техникой. В данном случае это аллитерация на «п». Катулл как бы плюется: «п! п! п!» — в этом стихотворении целых 15 слов начинаются на букву «п».