Живой товар, стр. 13
Шеф встал, надел пиджак. Наверное, когда-то, в комсомольские времена, был он высок и строен. А сейчас фигура немножко грушу стала напоминать (в газетке недавно писали, будто фигура грушей полезней для здоровья, чем яблоком, пусть утешается). И одевается прилично — а все равно вид уже не тот, что прежде.
Даже начальство с годами не молодеет — тут оно с простыми смертными наравне. А говорят, мало в державе демократии!
Виталик как-то отшучивался, что теперь ему пленять некого, за девчонками бегать — не молод уже, а жене он и такой сойдет. Ну, насчет не молод — это враки, он всего на четыре года меня старше. А насчет жены — не знаю, что и думать. Она у него красавица, восточная такая женщина, очень привлекательная. Преподает в экономическом, и студенты (это я точно знаю!) её предмет учат, как сумасшедшие. И на лекции к ней ходят, и цветы таскают, а дипломники, чтобы к ней попасть, даже дрались как-то (парни-дипломники, конечно). А Лаврук, хоть и знает все это, — и в ус не дует… Хм, может, Манохин его потому и поставил на брачную контору, что жена красавица? Меньше на клиенток будет заглядываться…
— Так, Анна Георгиевна, я поехал. Вы тут заканчивайте по-быстрому — и по домам. Анечка пусть закроет.
— Так рано же…
— Брось, Аська, дела сегодня уже не будет. Вали домой, отоспись, в себя приди. Кстати, Галка там зарплату раздает, а ты за слезами своими такое мероприятие пропускаешь.
Зарплата — это славно, уместно и знаменательно. Значит, есть ещё порядок в этом мире и в этой фирме. Скандал — скандалом, наезд — наездом, но раз тебе зарплату все равно дают, значит, дело это житейское и лежит в пределах служебных обязанностей… И в самом деле, не дурила бы ты, Анна Георгиевна…
Тут в дверь постучали, заглянула Валя Дмитриевна.
— Виталий Валерьевич…
— Значит так, Валентина, я тут распорядился — по домам!
Валентина вшагнула вся, расплылась в улыбке, под козырек взяла:
— Слушаюсь, командир! Вдвойне подает подающий вовремя!
— Я в ваши края еду, в генеральную дирекцию.
— Ой, Виталий Валерьевич, так может вы меня подбросите доцентра, это ж по дороге?..
Вот такая у нас Валька. Хоть и жена генерального, а лишнего себе никогда не позволит. Кстати, и работает не прямо у мужа, хоть и там ей дело бы нашлось. Нет, правда, баба без всяких закидонов. А какие торты печет! Особенно медовый — поэма в тесте, прощай талия. Или вот ещё — вяжет лучше всех в фирме, и нас понемножку обвязывает — кому шапочку, кому шарфик. Мне на день рождения жилет по последней моде исполнила — длинный, ажурный…
— Подброшу, Валентина Дмитриевна. Иди собирайся. А ты, Аська, не бери в голову! У тебя что, своих дел мало? О неприятностях пусть шефы думают.
Словечко «шеф» сам Лаврук к нам принес. Раньше мы все больше начальником его называли. А какой он начальник, если он больше на белого медведя похож? А «шеф» — вроде и уважительно, и по-свойски…
Это у меня в голове так блуждало, вроде паразитных токов, пока я от Лаврука по коридору брела. Валя уже собралась, клетушку свою запирает.
— Все, Аська, я исчезаю! А ты успокойся и не кисни, в крайнем случае позвони мне вечерком.
— Ну уж нет, Валюша. Сама знаешь, я к Господу Богу не звоню.
— Брось дурить, ты же моя подруга!
Вряд ли, Валюша, я твоя подруга. Это ты сейчас так, от широты души сказанула или под настроение, на радостях, что можно с работы пораньше удрать. Но все равно спасибо на добром слове. Я похлопала её по плечу и пошла в нашу комнату — собираться.
А там злостно нарушались должностные инструкции.
Глава 8
Бабсовет
Куда уж злостнее: все наши девочки, включая Сережу Шварца, торчали у меня в комнате и болтали. На столе чашки из-под кофе, полная пепельница окурков — и хохот стоит.
Хорошо хоть шеф не видит — последние ЦУ Анечке дает. Валя уже вышла каблучки по лестнице вниз процокали, значит, и Лаврук через минуту за ней уйдет. Теперь я за старшую осталась — а тут такой непорядок.
Я вошла в комнату и скомандовала:
— Господа сотруднички! Шеф приказал по домам отправляться. И вообще, нельзя ли ржать потише?
— Потише — это пожалуйста.
Везет же мне сегодня! Четвертый мужчина за день — и у всех голоса низкие. Ну, с Сережкой, положим, мне каждый день везет, у него голос прямо-таки инфракрасный, ему бы медуз перед штормом пугать.
— Чего это он расщедрился? — удивилась Галка. — То у него не допросишься раньше на полчаса по делу уйти, а тут сам выпроваживает среди дня…
— Не знаю, — я пожала плечами. — Кстати, Галина, а где мои денежки?
— У тебя на столе, в конвертике. И ведомость там же, распишись, ты у меня одна осталась.
Я расписалась — и она тут же улетела в свой бункер, сейф опечатывать, пока начальство на месте. Они с Лавруком каждый вечер этот ритуал исполняют — и правильно делают, там у нас информации столько, что никаких денег не хватит её по новой собрать.
Ну наконец! Ушел шеф! Сразу легче жить стало. Вот как странно — и не вредный он у нас, а все равно без него как-то проще.
А народ расходиться и не собирается. Опять кофе сварили. И мне тоже вот спасибо! Из банки варенье ложками таскают, кофейком балуются — и беседуют.
Солирует Анечка — а песня-то старая!
— Нет, правда, чего она убежала? Чем плохо? И деньги, и работа…
— Киска ты наша…
Это Сережа — задумчиво так.
— Для этой работы здоровье нужно лошадиное иметь — и душевную склонность.
— Какую склонность?
Анечка не прикидывается — она и в самом деле такая простая.
— Нет, правда. Какую такую особенную склонность? Ну мужики… Разные ведь… Ну подумаешь…
Молодая она еще.
— Валька права все-таки. Чего она целый год терпела?
Это уже Галя.
— А если раньше не могла? Может, за ней сперва строже смотрели? — не выдержала я. — И потом, надо же ей было подготовиться, узнать хоть, куда бежать и к кому. Она мамочке из посольства звонила — а туда ещё добраться как-то надо, может, из другого города ехала, может, ей надо было денег на дорогу скопить…
— Да ну, денег! У этих путан денег столько, что весь свет объехать можно!
Вот золотая у нас девочка, четко усвоила современные ценности.
— Анечка, она ж не от себя работала, а на хозяина, он ей, может, вообще не платил, сам кормил и одевал, и под запором держал. Ее и сейчас, наверное, там ищут.
— Нет, я все равно не понимаю… — сказала Анечка.
— И не надо, вырастешь — поймешь.
У Сережки от долгого общения с компьютерами комплекс появился: каждый живой человек у него любовь вызывает. Даже наша секретарша с её куриными мозгами.
— Слушай, Аська, а какая она, Гончарова эта? — спросила Галя. — Ты же их всех помнишь…
— Ни черта я не помню, я сейчас и не соображаю толком.
— А в картотеку ещё не смотрела?
— Галка, имей совесть, дай опомниться. Я никуда пока ещё не смотрела, я даже не знаю, кого искать, может, она вообще не Гончарова, это мамочка у неё Гончарова, а может, она под псевдонимом числилась… И какая разница, что там в бумажках написано… Отстань, Галюнчик, сделай одолжение, я что-то до сих пор никакая…
Отстала. Но не сидеть же человеку, тупо глядя перед собой, включилась в диалог Анечки с Сереженькой, через минуту снова хихи пошли развеселились… Ну как же, животрепещущая тема — психология и мироощущение штатной сотрудницы борделя, всю жизнь их эти проблемы волновали… Дети, чистые дети, дай им только о клубничке потрепаться… Дурачки наивные!
— Ничего страшного, сама не будет много болтать — никто и не узнает, а там и пристроится. Из проституток самые любящие и верные жены получаются, известный факт…
Ну Сережа, ну Шварц, ягненочек беленький… Начитанный мальчик. Может, все так и есть, — только до этого ещё дожить надо. Сейчас главное — как эту девочку оттуда вытащить? Без денег, без документов… Жуть. И жалко её, и досадно… Черт… Что же делать?
— Аська, ты о чем задумалась?