Живой товар, стр. 11
Как только у наших клиенток дела налаживаются, мы сразу теряем с ними связь. Если плохо, они нас с Юлькой часами осаждают, на жизнь жалуются… А как дело на лад идет — все, нет их. Иногда только известия какие-то стороной доходят.
Смотрю я на собеседницу свою — она уже вся обрыдалась: помада до уха размазана, по щекам черные слезы текут. Ей не сок, а валерьянку надо… Хорошо хоть орать перестала.
— А вы — такую хорошую, добрую — продали!
Ну вот, накаркала.
— Да куда продали-то? — теперь уже я заорала.
Короче, сквозь визги и рыдания сумела я разобрать, что «девочка» уехала к жениху в страну Махден, город Магомабад, а жених этот ни на ком вовсе и не собирался жениться никогда, а просто по дешевке добыл экзотическую северную красавицу-блондинку для своего непотребного заведения.
И вот эта чудо-девочка целый год там торчала, а потом все же исхитрилась сбежать — и добежала, умница, прямо до посольства, домой к маме проситься.
Кстати, а мама-то опять чуть поуспокоилась, можно дальше расспрашивать.
— А как вы узнали?
— Так позвонила же она, сегодня в час дня дозвонилась! Ничего, вы мне за горе мое заплатите! И за честь её поруганную тоже! Кому она теперь такая нужна, всю жизнь девочке поломали, счастье еще, что живая, ничего, я из вас денежки вытрясу, сами натворили делов, сами и расхлебывайте!
Ну, это мы ещё подумаем, а пока что надо её чуть утихомирить, а то она нам натворит делов, по всему городу раззвонит, всю клиентуру распугает. Вовсе нам такой скандал не нужен…
— Найдется наша вина — заплатим. Пока не о том речь, сейчас надо её домой вернуть поскорее, вот тут мы поможем — и связями, и деньгами.
— Знаю я ваши связи! Нет уж, я свою кровиночку сама вызволю и верну, а вы мне, сволочи, за беду мою, за слезы, за все, до последней слезиночки!..
Ну, положим, платить нам пока что не за что. Девочка твоя в анкетке два раза расписывалась — один раз, что сама тут все написала, а второй что прочитала текст в рамочке:
«Фирма IFC не несет ответственности за добросовестность лиц, предоставляющих о себе информацию».
И заявление на выезд твоя кровиночка сама подписывала, и билеты покупала тоже сама, и с арапом своим переписывалась… Не мы её к нему выперли — сама уехала в этот бордель махденский…
Ладно, все это — потом, сейчас все-таки надо хоть что-то конкретное узнать.
— Простите, вы даже имя и фамилию своей девочки не назвали и сами не представились…
— Буду я ещё всякой сучке представляться!
Я сцепила зубы и сосчитала про себя до десяти. Ладно, среди прочего мне платят деньги и за это.
— Но раз мы с вами разговариваем, надо же мне знать, с кем я говорю, как к вам обращаться…
— Ничего-о, скоро узнаешь! Все вы тут Гончарову узнаете!
Есть люди, которые черпают моральную поддержку в площадной брани. То-то Александр Сергеич повертелся бы в гробу, услышав эту Гончарову!
Вдохновленная собственным лексиконом Гончарова вскочила и, прошибая коваными шпильками ковровое покрытие, промаршировалаа выход. Грохнула дверь, сотряслись, жалобно лязгая, алюминиево-пластиковые перегородочки, и уже из коридора донеслось:
— Ничего, вы у меня, падлы, все попляшете! Вы ещё мое имя узнаете! Ах вы ж…
И дальше пошли термины и определения то ли из привычного обиходного лексикона мадам Гончаровой, то ли навеянные в эту минуту ассоциацией с профессиональными занятиями несчастной дочечки…
Глава 6
Что теперь делать?
Ася терпеть не могла, когда на неё орут. Тем более, когда обвиняют непонятно в каких грехах.
Она тяжело опустилась в кресло и заплакала, тихо и очень горько.
Как только за мамашей с грохотом захлопнулась дверь, в комнату менеджеров начали по одной сходиться «девочки» — весь штат агентства, включая и Сережу Шварца (с другой стороны, если в мужском коллективе работает одна женщина, она тоже откликается на возглас «братва»). Все, кто слышал этот скандал.
Первой явилась секретарша Анечка, удивленная внезапной тишиной, но и рта раскрыть не успела — тут же в дверях возникла психологиня Валя, а за ней следом — Галочка-бухгалтерша с Сережей. Даже в их бункер проникли вопли и грохот.
Зрелище плачущей Аси было для этих стен, прямо скажем, не из привычных. Это она обычно утирала другим сопли, бегала за валерьянкой, утешала и с несгибаемым оптимизмом уговаривала, что все будет хорошо, вот увидишь.
А тут вдруг — сидит железная Аська и плачет! Устрашенный коллектив оцепенел.
Первой опомнилась Валя.
— Асенька, успокойся! Ты что?
Но Ася молча всхлипывала и все покачивала головой, как китайский болванчик.
Девочки поняли, что без капель не обойтись. Галка кинулась за лекарством, а Валя все оглаживала Асю по трясущимся плечам. Подождала немного, пока начнет действовать успокоительное, наконец спросила;
— Ну что случилось, Аська?
Та, все ещё шмыгая носом, начала пересказывать историю незадачливой девочки, которую только что услышала от сбесившейся мамаши.
— Не морочь голову! Не из-за этой же дурочки ты ревешь!
— Какого черта… Какого черта она меня материла? Я-то ей что сделала? Я с ней вежливо, с этой дурой, на вы, а она меня…
— Сама ты дура! Прекрасно понимаешь, баба не в себе, не соображает ничего, вот и отрывается на первом встречном. Поставь себя на её место.
У Аси подсохли глаза — и слегка «отживели». Она ещё раз шмыгнула носом, утерлась платочком и произнесла крепнущим голосом:
— От дуры и слышу! Ладно, Валька, спасибо, ты мне оказала психологическую поддержку. Про эту… посетительницу я все поняла только мне за что такая радость?
— Будем считать этот вопрос риторическим. А сейчас обойдемся со стрессом, как в учебнике написано: переведем проблему из правого полушария, которым ревут, в левое, которым думают. Излагай все толком и по порядку: она сказала, я сказала… Давай!
И Ася, успокаиваясь, начала ещё раз сначала. Все — от первого выкрика мамаши при входе до не менее громогласного финала.
Валя слушала внимательно, не перебивала. Только курила. Вместе с ней дымили и все остальные «девочки», да и сама Ася тоже, хотя обычно запаха табака в своей приемной терпеть не могла, — но сейчас не до того было.
— Да, — Валя потушила сигарету. — Пакостное дело. Хорошо хоть фирму нашу упрекнуть не в чем…
— Фирму нашу, конечно, никто не упрекнет… Дело в другом: она, мамочка эта, растрезвонит по всему городу — и все наши клиенты — фью-ю… и Ася показала, как именно исчезнут клиенты.
— О чем растрезвонит-то? О том, что дочка, дура безмозглая, по собственной умности в бордель уехала? И целый год там проторчала, а потом только сбежать вздумала?
Ася кивала.
— Да мамаша эта застрелится раньше, чем расскажет кому-то! Это же стыд какой!
В Валиных словах был, конечно, какой-то смысл. Но тут заговорила Анечка:
— Стыд, стыд… А какой стыд-то? Я бы и сама с удовольствием за границей пару лет поработала, подумаешь!
Галя засмеялась. Сережа хмыкнул. А Валя и Ася просто переглянулись, и без слов понимая друг друга.
— Ты, дитятко неразумное, помолчи пока… — Валя обернулась к Асе: Так, успокоилась? А теперь иди к Лавруку и расскажи ему все, как нам рассказала. Мы-то все равно ничего не решим и сделать не сможем — не наш это уровень.
— А зачем к нему идти? — робко спросила Ася.
— Ну, Аська, если бы я не знала тебя столько лет, подумала бы, что ты у нас с приветом, — и Валентина покрутила пальцем у виска. — Смотри: девочка вляпалась, так?
Ася кивнула.
— Мы её своими силами — вот ты, я, Галка — вытащить не можем, так?
Ася опять кивнула.
— Значит, нужно подключать шефа, так?
— Так.
— А как же ты его подключишь, если ничего ему не рассказать? Ну все, хватит, иди, умойся, подкрасься и вперед. Только не психуй больше — ты от этого совсем голову теряешь.
Ася безмолвно поднялась и вышла из офиса.
— Так, девочки, никому ни о чем ни слова. Спокойно расходимся по местам. А ты, детка, — Валя без малейшей симпатии посмотрела на Анечку, — о такой карьере и не мечтай — ты не в их вкусе.