Жена из другого мира (СИ), стр. 60
Сам он бродил между складом и завалом, отчаянно пытаясь всё держать если не под контролем, то хотя бы на виду. Интересно, а он через свою магию знает, кто находится внутри камер или для него это такая же загадка, как для остальных?
— Начнём с этой, — хирург указывал на стазис-камеру жены.
Морщась от боли в ноге, я встал с табуретки и положил ладонь на хрустальное изголовье.
Медсестра взяла с подноса круглый камень экстренного дестазис-ключа и приложила к уплотнению на боку камеры. Хрусталь озарился голубоватым светом силовых линий, крышка щёлкнула, но линии продолжали гореть, не выпуская жену из сетей стазиса.
— Вы и вы, снимайте, — велел хирург ближайшим к нам солдатам.
Они медленно приподняли крышку. Исходившие из неё голубоватые нити стазис-заклятия утопали в окутавшей жену тьме. Хирург осмотрел нити, внутреннюю сторону бортов нижней части камеры и недовольно цокнул:
— Придётся перекладывать.
Одним движением астрального лезвия он рассёк нити заклятия, и они остались торчать над тёмным коконом с женой, словно стеклянные травинки. Пока солдаты отставляли крышку, хирург подтолкнул ближе каталку с новой камерой.
— Я сам, — сказал я.
Хирург сжал моё плечо:
— Постельный режим и покой.
Надавил лишь чуть-чуть, а боль хлестнула огненной плетью, я весь сжался.
Солдаты подхватили жену за ноги и под руки, вмиг переложили на хрустальное ложе.
Обрезанные нити заклятия затрепыхались, пытаясь дотянуться до крышки. Пока солдаты осторожно её закрывали, мы с хирургом следили, как нити соединяются с силовым узором. Соединились все.
— Отлично, — констатировал хирург. — Самое лёгкое позади.
Он мрачно посмотрел на сиявшие алым камеры.
— Продолжите, пожалуйста, с неё, — я указал на ту, в которой лежала мама.
Дождавшись кивка, опустил взгляд на камеру с женой. Тьма министра спадала, обнажая рыжие пряди и овал лица.
Глава 33
А нет, это в ушах звенело.
Мышцы были словно желе.
— Все неприятные ощущения скоро пройдут, — нежно пообещал Лавентин.
С десятой попытки веки разомкнулись. Выглядел он неважно: на скуле — лиловый синяк, на лбу белела повязка. Вместо одежды на нём была серая тряпка.
Огляделась: какой-то склад.
Лежала я в ящике, полупрозрачные стенки которого мешали толком осмотреться.
Точнее, лежала в гробу.
Хрустальном.
Может, и не хрустальном, но очень похожем на такой.
Спящая красавица, ё-моё. Или Белоснежка без гномов.
А надо мной лохматый принц с розовой шестилапой хренью вместо коня.
— Ты меня поцелуем разбудил? — сипло уточнила я.
— А надо было? — И взгляд такой виноватый.
Улыбнулась:
— В нашем мире спящих в хрустальных гробах девушек будят исключительно поцелуями.
— О. Прости, не знал, — Лавентин наклонился.
Я открыла рот возразить, но его губы прижались к щеке.
Чмок.
— Ведите себя пристойно, — проворчал Раввер.
Лавентин выпрямился:
— Она моя жена, я имею право целовать её в щёку на людях.
— При встрече и прощании, — сурово уточнил Раввер и положил ладонь на борт моего гроба.
— Мы, можно сказать, только что встретились. И это традиция Сашиного мира — будить в стазис-камере поцелуем.
— Разбудил — свободен. Мне надо её допросить.
— Только повежливее, Саша моя жена.
— Об этом невероятно трудно забыть, — нависая надо мной, ещё мрачнее произнёс Раввер.
Сбежать бы подальше, но мышцы не повиновались. Совсем! Надвигалась паника, сердцебиение учащалось. Что со мной? Только шевельнув пальцами, я облегчённо выдохнула: не парализована.
Раввер сверлил меня угрюмейшим взглядом. Директор и завуч в одном флаконе, только перед теми я стояла, а перед ним лежала, от чего ощущение беззащитности зашкаливало. Закопаться бы поглубже, вон я даже в гробу уже, дело осталось за малым…
— Что произошло? Расскажи подробно.
Только после его приказа поняла, что с памятью что-то не то. Морщась от рождённой мысленным напряжением головной боли, я пыталась сложить обрывки воспоминаний в цельный узор.
Раввер терпеливо ждал. Присевший возле соседнего гроба Лавентин ободряюще мне улыбался, так что постепенно я расслабилась, и воспоминания прояснились.
— Лавентин придумал заклятие, чтобы отыскать маму. Его к ней тянуло, — вспомнила расцветавшие на его коже звёздочки. — Даже сосуды лопались.
— Кровь тянуло, — вставил Лавентин.
— Мы обратились к полицейским за помощью, к нам присоединились двое. Один отправился сообщить в управление, а второй ехал с нами.
— Я же говорил.
— Лавентин, помолчи, — Раввер пристально смотрел на меня. — Твою версию я уже слышал.
— Нас заметили в окно, Лавентин ворвался в дом. Полицейский взломал дверь. А потом… — Воспоминания снова рассыпались, сердце забилось чаще. Вдруг ярко-ярко, до одури реалистично я пережила бег по дому, падение с лестницы, удар выбитых пулей щепок по ноге. — На меня напали полицейские.
— Полицейские? — подался вперёд Раввер.
— Да. Они скакали ко мне, стрелять начали издалека. Я забежала в дом, нашла Лавентина… На нас напали люди в масках и с пропеллерами на спинах. А потом… — Виски прострелило болью, руки взметнулись к ним, сдавили, будто пытаясь защитить от нараставшей мерзкой вибрации. — Этот гроб.
Во рту пересохло. Нахмурившийся Раввер отступил, сложил руки на груди.
— Воды, — прошептала я.
— Нельзя, — отозвался высокий худощавый мужчина и положил руки на соседний гроб. — После выхода из стазиса пить нельзя полчаса, есть — минимум час. Для возвращения к нормальной работе органам требуется время, не стоит увеличивать нагрузку.
— Не буду, — я приподнялась.
Голова закружилась, я улеглась обратно. Ну и что, что этот хрустальный ящик на гроб похож, лежать-то удобнее.
Мужчина провёл по соседней крышке пальцами, будто наигрывая мелодию на клавишных, и приподнял её. Лавентин просунулся внутрь. Высокий полупрозрачный борт не давал рассмотреть, кто там внутри, но встревожено-нежное выражение лица Лавентина не оставляло сомнений: он смотрит на маму.
— Как она? — Сердце у меня замирало, глаза пощипывало.
— Жива, — улыбнулся Лавентин и погладил её по волосам.
Раввер промчался мимо них к следующему гробу и махнул мужчине.
— Продолжим. У меня не так много времени.
— Здесь ситуация хуже, — мужчина положил руки на гроб. — Структура стазиса сильно нарушена, возможна полная потеря памяти.
Умиление встречей Лавентина с мамой как ветром сдуло, я уточнила:
— То есть у меня в этом гробу память могло отбить?
— В случае повреждения структуры заклинания — да, — подтвердил мужчина.
— Выбора не было, — виновато произнёс Лавентин. — Функции глав рода разнятся, и возможности соответственно тоже. Лишь мужчины могут трансформировать тело, а без трансформации ты могла не выжить.
— Даже здесь дискриминация, — я потёрла горло, в котором было до ужаса сухо.
— Зато ты можешь управлять домом, а я нет. Мы маги, а не боги, и не можем получить всё. — Лавентин быстро опустил взгляд. — Здравствуй, мама.
Как же ему повезло, что с его мамой всё в порядке. Я бы тоже хотела со своей вот так поздороваться, но больше никогда не смогу.
На складе бодрствовали только Бабонтийские, Раввер и сухощавый мужчина. Я бы предпочла отправиться домой, но отпускать меня никто не собирался, и я устроилась в стороне в одном из принесённых из лавки кресел.
В другом сидела мама Лавентина — Близенда. Она оказалась высокой стройной шатенкой и выглядела молодо, несмотря на болезненную бледность лица, серые тени под глазами, лохматые волосы и измятое платье с поломанным каркасом.