Жена из другого мира (СИ), стр. 58
— Выйдите, — жутко приказал министр. Я дёрнулся встать. Он рявкнул: — Лавентин, лежать!
Сбежать захотелось сильнее, но я растянулся на койке, люто завидуя ушедшим медсёстрам и хирургу. Химере завидовал. Жене. Вообще всем, кто в эту минуту имел счастье находиться подальше от министра.
Заговорил он негромко, но его рокочущий голос заглушил прочие звуки:
— Что. Ты. Здесь. Делаешь?
— Лежу.
Швырнув шестерёнку на столик с лекарствами, министр вскочил:
— Не паясничай.
— Но я же в самом деле лежу, — не без обиды заметил я. — И не надо на меня смотреть таким зверским взглядом.
Взгляд стал ещё более зверским, а голос рокочущим:
— Я велел тебе заниматься делом. Сам знаешь каким, — министр постучал по предплечью, где под рукавами фрака и рубашки прятался брачный браслет.
— Я должен был найти маму. Ни о чём другом думать не мог.
Министр снова сел:
— А предупредить было нельзя?
— Я послал одного из полицейских за помощью.
Глаза министра сузились:
— Подробнее.
— Едва мы съехали с моста, один из двух сопровождающих нас полицейских помчался в участок. Второй оставлял метки для отряда поддержки. Я не сумел правильно оценить расстояние до мамы, мы подошли слишком близко. Нас заметили. Оставив жену и полицейского на улице, я ворвался в дом.
— Зачем ты всё взорвал? Осторожнее не мог? Мы в столице! Тут обычные люди. Ты хоть понимаешь, сколько шума наделал?!
— Дом я не взрывал. Те, кто на нас напал, использовали неизвестные приборы с магической и химической начинкой. Проиграв, нападавшие самоуничтожились. Взрыв был химическим, я ничего не успевал сделать, только защитить тех, кто находился в стазис-камерах.
Брезгливо кривя губы, министр покачал головой:
— Опять ты не виноват.
— Я правду говорю, — приподнялся я. — Они использовали кристаллические и жидкие накопители магии. И химию. Я ничего подобного не встречал.
— И не вынес ни одного образца? — хмыкнул министр. — Не верю.
— Детали раскалились и оплавились. А я думал, как защитить жену и маму.
— О, как благородно с твоей стороны.
Ну и зачем такие пассажи? Словно благородный длор и учёный понятия несовместимые.
Министр прошёлся по палатке, разглядывая стены из слабо колыхавшейся материи. Проворчал:
— Что ты, что жена твоя — оба ходячие неприятности. Вы взяли и взорвали дом на одной из центральных улиц столицы. — На меня он не смотрел и будто говорил сам с собой. — Ты хотя бы немного думаешь о последствиях своих поступков?
— Иногда, — тихо признался я.
— Иногда, — передразнил министр. — Ты хоть представляешь, как твоя выходка отразится на внутриполитической ситуации? На порядке в городе?
— А что?
Крутанувшись на каблуках, министр уставился на меня:
— Последняя военная операция в Черундии провалена, потери мёртвыми и пленными исчисляются в тысячах, скоро эта информация просочиться в прессу, а тут ещё этот взрыв как доказательство того, что мы даже внутри страны порядок навести не можем. Ты! Ты даже не представляешь, к каким народным волнениям может это всё привести.
Я понял главное — дело плохо.
— В общем, так. — Министр снова прошёлся по периметру палатки и остановился напротив моей койки. — Ты и твоя непоседливая жёнушка под домашним арестом. Увижу вас за пределами остова длоров — посажу под замок. На этот раз я не шучу. Ты зашёл слишком далеко. И молись, чтобы император не ужесточил наказание.
В действенность молитв я не особо верил, но кивнул:
— Буду молиться.
Министр покачал головой, словно ответ его разочаровал, и вышел из палатки.
Странный он: под арест посадил, а домой не отвёз.
Вздохнув, я осторожно приподнялся. Одежды на мне осталось слишком мало для выхода на улицу. Накинув на плечи серое покрывало с койки, я заковылял к выходу. Несмотря на все старания родовой магии и лекарств, наступать на ногу было до зубовного скрежета больно.
Снаружи во всей красе предстали руины особняка. Дымящиеся. Терзаемые ящерами и химерами, разбиравшими обломки под присмотром полицейских и военных.
Возле палатки дежурили пять черномундирных из особого отдела.
Министр неправ. Но как ему доказать, что взрыв устроил не я? При этом не выходя из дома? При этом практически не имея улик?
Закрыв глаза, я как наяву увидел интересные костюмы нападавших, блеск меди и переплетения проводов. Я бы палец отдал, чтобы получить один работающий образец. Даже пару пальцев.
Над шорохом камней и гулом голосов возвысился один зычный, командный:
— Проверьте крепления. Стазис-камеры повреждены, любой удар может фатальным.
Я поспешил туда.
Глава 32
Разум проанализировал крепления, приложенные силы, использованные заклятия и пришёл к выводу, что всё должно получиться, и мамину камеру после удаления камеры жены от обрушения кирпичей защитит лежащая поперёк балка. Но сердце волновалось и норовило выдать пульс за сто ударов в минуту.
Кусая губу, я плотнее закутался в покрывало.
— Расширяем поле для экспериментов? — насмешливо уточнил Хлайкери.
Он стоял лицом к спасательной химере, но взглядом косил на меня.
— Министр допустил сюда прессу? — спросил я.
Впрочем, всё равно ничего не расскажу: за несанкционированные откровения с ним министр мне голову открутит.
Хлайкери обнажил зубы в улыбке:
— Взрыв в близком к острову длоров квартале не то событие, которое можно замолчать. Пришлось Равверу пойти на сотрудничество с моими «Горячими новостями Динидиума».
— А, понятно, — кивнув, снова уставился на спасательную химеру: она сделала первый шаг вниз, натягивая росшие из спины ленты.
— Лавентин, ты, конечно, не от мира сего, но должен хотя бы из вежливости потешить моё самолюбие и удивиться тому, что я уломал самого Раввера.
— Работа у него такая, иногда быть уломаным, — пожал плечами я, мысленно прикидывая, насколько успела подняться камера с женой: на полметра.
Да и в любом случае договорённость с «Горячими новостями Динидиума» — не худший пункт в послужном списке министра, уж получше бойни в Черундии с последующей казнью нескольких тысяч повстанцев. Деловое общение с послом Охтандии, одним из любовников его последней жены, тоже вряд ли приятнее договора с Хлайкери.
— Так что же здесь произошло? — Хлайкери выступил вперёд, и в поле зрения показались колыхавшиеся на ветру чёрные перья.
— Министр договаривался, пусть он и рассказывает.
Хлайкери рассмеялся:
— И я ещё считал его нелюбезным.
Министр, как и всякий политик, часто был любезным. Просто Хлайкери не попадал в сферу его интересов.
Спасательная химера застыла, её ленты так сильно натянулись что, казалось, оторвутся. Я закусил губу.
— Лавентин, всё написанное перед печатью будет утверждаться Раввером, поэтому как длор длору скажи, что тут произошло. Я от любопытства изнемогаю весь.
— У меня контракт, — я подступил ближе к развалинам. Скрип камней и хрусталя тревожил, стискивал сердце. Хватит ли прочности лент? Удержит ли балка кирпичи над маминой камерой? — Пусть министр тебе продиктует, что писать.
— Ох, ну что за люди нынче пошли. Я же за вас радею, всё хочу представить в лучшем виде, а вы…
— Меньше знаешь, крепче спишь, — министр подошёл сзади и хмуро смотрел на обернувшегося Хлайкери.
— Любопытство не порок, — отозвался тот.