Революция консерваторов. Война миров, стр. 8

Почему? Очень просто. Потому что их воспитали как людей необразованных. Что я имею в виду? Ну допустим, в начале XX века люди делились по совершенно однозначному критерию: грамотный ты или неграмотный. Внутри грамотного слоя расслоение было несущественным. Те, которые уже были грамотными, не сильно отличались друг от друга в интеллектуальном плане. Существовал довольно понятно очерченный круг знаний, к которому возможно было прикоснуться. И было ясно, что если, например, человек окончил университет – где бы он его ни окончил, – это уже интеллектуал определенного высокого уровня. Или по крайней мере у нас была такая иллюзия.

Сейчас ситуация другая. Образованные все – на каком-то уровне. Все оканчивают школу, умеют читать, умеют писать – в данном случае не так важно, с ошибками или без, главное, что умеют. Но при этом разрыв в качестве образования может быть колоссальным – и критически важным.

Сложность нашей жизни возросла настолько, что можно быть грамотным, уметь читать и при этом оставаться, по сути дела, необразованным – из-за отсутствия умения анализировать. Необразованный человек не в состоянии сопоставлять факты и видеть общую большую картину. Поэтому человека очень легко дурить. Притом методы обмана всегда одни и те же – зачем изобретать велосипед? Тебе говорят: «Ты живешь плохо, потому что…» И дальше называют, например, коррупцию. Ну хорошо.

Существует ли такое явление, как коррупция? Да, конечно. Всегда. В любой стране. Коррупция существует ровно столько, сколько существует человек. Как только мы начинаем вступать в отношения с теми, от кого мы зависим, сразу появляется коррупция. Существует ли ее приемлемый уровень? Конечно. Можно ли коррупцию побороть? Если мы под этим подразумеваем – «побороть полностью, окончательно и бесповоротно», то сделать этого пока не удалось никому, ни одной стране. Мало того, если опросить на эту тему жителей разных стран мира, каждый будет убежден, что его страна чрезвычайно коррумпирована. И все определяют коррупцию по-разному.

Что будет, если бороться с коррупцией? Наверное, ее можно будет привести к какому-то общественно приемлемому минимальному уровню. Но если переусердствовать, это может иметь фатальные последствия. Борьба с коррупцией напоминает борьбу с онкологическим заболеванием. Конечно, можно сразу, единым махом, побороть все онкоклетки. Проблема в том, что организму от этого, мягко говоря, нехорошо. То же самое справедливо и для любого человеческого общества. Не потому, что общество настолько зависит от коррупции, а потому что те, кто использует лозунг борьбы с коррупцией, зачастую ставят перед собой задачу не изжить это постыдное, но очень понятное явление как таковое, а уничтожить сам организм. Вопросов нет, давно известно, что лучший метод борьбы с головной болью – гильотинирование. Вот только результат получается не ахти. Но человеку не всегда легко понять и определить, как соразмеряются истерика и результат.

Приведу другой пример. Трагедия на Донбассе. И страшные крики: «Почему мы допускаем, что там каждый день гибнут люди?» Я согласен, это ужасно. Это правда ужасно. Но что вы предлагаете сделать? Чтобы не гибли эти люди, начать войну, в которой погибнет гораздо больше? Но люди не слушают, они снова начинают кричать: «Сделайте хоть что-нибудь, вы должны это остановить!» Как? Ответа на этот вопрос никто не дает, не считают нужным. Потому что поиск решения будет невероятно сложным, а люди тяготеют к простым ответам. И чем ниже уровень образования, тем ответы проще. Никто не хочет заморачиваться. Мало того, все же считают себя умными и думают, что правильные ответы им известны. Что нам мешает? Коррупция. Что нам надо сделать? Побороть коррупцию. Какую? Где? Как? Неважно. Все коррупционеры. Все вокруг. Притом неважно, есть вокруг реальные коррупционеры или нет. Важно первым крикнуть. Все это отнюдь не значит, что коррупция – это хорошо. Но когда ты лечишь болезнь, важно не погубить организм.

Скромное обаяние цветных революций

Простые ответы плохи тем, что разум воспринимает их как окончательные. Над простым ответом не хочется задумываться – а верен ли он вообще? Раз все просто и понятно, значит, так и есть. Человеку говорят:

– Знаешь, почему ты живешь плохо, а какой-то там абстрактный чиновник – хорошо? Да очень просто – потому что он ворует!

– Ах, вот оно что! Теперь все понятно.

Все, он уже попался на этот крючок простого ответа. Дальше спорить бесполезно. Спросишь его:

– Ну ладно, он ворует – но почему ты-то живешь плохо? Он что, у тебя ворует?

– Да, – говорит, – конечно, он ворует у меня.

Как он ворует? Каков механизм? Если у тебя что-то воруют, ты борешься не с коррупцией – ты идешь в полицию, чтобы она поймала вора. Ах, он ворует народное добро? Ну хорошо, пожалуйста. Был у нас когда-то светлейший князь Александр Данилович Меншиков, любимец Петра I. И умен, и храбр, только на руку нечист. Не раз государем императором был пойман на воровстве и бит страшно – но воровал-то с прибыли, а не с убытков. Потому и строил много, и преуспевал – пока не загремел в опалу.

Так где грань? Где определяющий момент? Ты на самом деле так плохо живешь, потому что вокруг тебя коррупционеры, или ты просто плохо работаешь, раз не способен обеспечить себе более высокий уровень жизни? Да, конечно, это далеко не всегда твоя вина: зачастую нет рабочих мест, неразвита экономическая инфраструктура, которая позволяла бы создавать достойные рабочие места. Но в этом-то виновата не коррупция. Даже кристально честные люди, поставленные в определенные экономические условия, точно так же не смогут дать людям возможности для развития, которые позволили бы им зарабатывать достойно.

Замечу, что понятие «зарабатывать достойно» тоже очень условно. Потому что это «достойно» – только по отношению к твоему соседу. Так ли тебе важно, что ты получаешь 100 500 миллионов, если твой сосед получает 100 500 миллиардов и исходя из этого твои 100 500 миллионов ничего тебе не дают? Ты же всегда сравниваешь себя с кем-то – если, конечно, мы не говорим о минимальном прожиточном уровне. То есть предполагается, что мы оторвались от нищеты настолько, что вопрос о каждодневном бытии уже не стоит. Хотя сейчас, если себя не обманывать, голод как таковой человечеству уже не грозит. Как я уже говорил, всякий раз, когда он возникает, это не технологическая проблема и не вопрос цены производства пищи, это проблема совсем иная – политических препон, которые мешают гуманитарным организациям доставить эту пищу в районы, пострадавшие от засухи или иных бедствий. Более того, надо помнить, что каждый день в мире гораздо больше людей умирает от обжорства, чем от голода.

Все радикальные движения и все революции хорошо работают, когда они апеллируют к самым низменным человеческим качествам. Зависть: хочу больше, чем у соседа. Жадность: почему у него есть, а у меня нет. Невозможность объективно оценивать себя. Считать, что у тебя, любимого, своровали то, что было твоим.

Хотя нередко бывает так, что никто ничего не воровал, – а просто у тех людей, которые выходят с протестами на площади, ничего другого в жизни не было. Есть такая очень специфическая категория граждан, которые могут реализоваться только в мутной воде революции, потому что на всех остальных поприщах потерпели неудачу. Во многих случаях именно это и отличает профессиональных революционеров. В самом деле, кто-нибудь в курсе, чем еще они занимаются? Понять, чем в обычной жизни может заниматься какой-нибудь Яшин, просто невозможно. Он кто? Гражданский активист. Что это за профессия такая?

Меня всегда удивляло само существование грантовой системы помощи гражданским активистам. Ведь простая логика подсказывает, что если как следует побороться с каким-нибудь злом, то зло исчезнет. Но тогда у борцов с этим злом больше не будет возможности получать гранты! Что же получается – они должны прийти к тем, кто их финансирует, и сказать: «Знаете, мы отлично справились с задачей. Всё. Зло повержено». А им говорят: «Ну хорошо, тогда денег нет». Но это же шизофрения. Получается, что основной смысл их деятельности заключается в том, чтобы говорить, что все плохо, плохо, очень плохо и будет еще хуже.