Преступный маскарад, стр. 18
— Тони, я серьезно.
— Какая же ты зануда, Мэгги… Или Эди? Черт, почему я никак не могу запомнить? Должно быть, все-таки Эдит. Милая, кроткая Эдит. Мэгги любила развлечения. Она бы рвалась в путешествие, горя желанием вихрем пронестись по старушке Европе. Нет, ты — Эдит, маленькая серая мышка, старая дева, любящая старичков.
— Прекрати! — не выдержала Эдит.
— В чем дело, дорогая? Правда глаза колет? А вот мне плевать. Я знаю, кто я, мне это не раз говорили. Я негодяй и мошенник. Только, играя в гольф, стараюсь не обманывать партнеров, и то не из принципа, а потому, что боюсь, что морду набьют. Да, я мошенник. Но надо отдать мне должное: я обаятельный мошенник. А вот ты, Эдит…
— Я не желаю тебя слушать. Можешь ты это понять?
— Не перебивай меня, пожалуйста. Я говорил о тебе. О-о, я знаю о тебе гораздо больше, чем ты думаешь.
Эдит направилась к двери, но Тони схватил ее за руку и грубо притянул к себе, глядя ей прямо в глаза.
— Разве тебе неинтересно, Эдит? А вот мне так очень интересно. Ты, конечно, не знаешь, что я психолог-любитель. Да-да, не удивляйся. Психология мне очень помогает в работе и еще кое в чем…
— Замолчи! Замолчи сейчас же! — закричала Эдит. — Я больше не могу! У меня нервы не выдерживают! Я иду в полицию. Мне уже все равно.
Лицо Тони исказилось от ярости.
— Слушай меня внимательно, сестричка-близняшка. Прекрати истерику и подумай о деле. Мы поедем в Европу и повеселимся там на славу. Ты будешь все время улыбаться, потому что я так хочу. Ты угодила в такую ловушку, из которой тебе не выбраться… если, конечно, не хочешь попасть в газовую камеру.
Эдит отчаянно зарыдала.
— Ну и пусть! Мне все безразлично…
Тони схватил ее за плечи.
— Заткнись! Не хватало еще, чтобы ты завалила все дело. Может, тебе и хочется в газовую камеру, но я туда не собираюсь!
— Мне все равно, — стонала она, — все равно…
— Я приведу тебя в чувство, Эди!
Тони размахнулся и ударил ее по лицу.
— Я тебе покажу, Мэгги!
Еще удар — по другой щеке.
— Ты у меня будешь как шелковая, крошка!
Третий удар кулаком в лицо сбил Эдит с ног. Она отлетела к двери, ведущей в спальню Фрэнка, В голове зазвенело, рот наполнился кровью. Чтобы не потерять сознание, Эдит помотала головой и увидела, что на пеньюаре расплываются темные пятна. Она кое-как поднялась на ноги, перед глазами все кружилось, уши заложило.
Внезапно со стороны двери донесся какой-то шорох и тихое повизгивание. Дьюк! В голове немного прояснилось, и Эдит увидела, что Тони приближается к ней с перекошенным лицом и сжатыми кулаками. Вой за дверью стал громче, послышались глухие улары в дверь. Она незаметно нащупала ручку двери и, когда Тони был уже совсем рядом и занес кулак для нового удара, нажала на ручку. Дьюк ворвался в комнату, бросился на Тони и повалил его на пол. Эдит увидела, как зубы пса вонзились в горло Тони.
— Спаси меня! — завопил Тони. — Он убьет меня!
Эдит попыталась шевельнуться, но ужас парализовал ее. Хотела закричать — и не могла. Она только смотрела расширенными глазами на пса, терзающего безжизненное тело.
Обретя наконец голос, Эдит закричала:
— Дьюк, назад! Помогите! Генри, кто-нибудь, скорей сюда, помогите!
24
— Странное дело, — сказал капитан Джонсон. — Очень странное…
Он сидел за своим столом в отделе убийств. Напротив него сидел Джим Хобсон. У него был встревоженный вид, и он почти не слушал размышлений Джонсона о событиях в особняке де Лорка.
— Сначала миссис де Лорка теряет мужа, — рассуждал Джонсон. — Потом ее сестра кончает жизнь самоубийством. Теперь этот инструктор из гольф-клуба, который, по всей вероятности, был ее любовником, тоже гибнет. Его загрызла собака. Очень странно… Ты знаешь, сколько таких случаев бывает ежегодно? Чрезвычайно мало… Ты меня слушаешь. Джим?
— Что? Конечно, — рассеянно ответил Джим.
— Что-то не похоже.
— Извини, Чак, я отвлекся. Последнее время не высыпаюсь, работаю с утра до вечера. Так что ты сказал?
— Я говорю, странное это дело. Придется, видимо, признать, что смерть Коллинза наступила в результате несчастного случая. Невозможно узнать, почему собака набросилась на него. Может, миссис де Лорка натравила ее на своего любовника, а может и нет. Если натравила, то, вероятно, имела на то основания. Она была жестоко избита. Слуги утверждают, что Коллинз вел себя вызывающе. К суду он не привлекался. Видимо, старался не нарушать закон, хотя я уверен, что некоторые мужья с удовольствием набили бы ему морду. Похоже, он имеет подход к женщинам, а?
— Похоже на то.
— Во всяком случае, миссис де Лорка не осталась к нему равнодушной. Как, по-твоему, сколько могут стоить ее драгоценности?
— Трудно сказать, покупная цена отличается от продажной. Но наверняка не меньше нескольких тысяч долларов.
— По закону они принадлежали Коллинзу, да?
— Да. Я задал ей прямой вопрос: добровольно ли она отдала ему свои драгоценности? Она ответила утвердительно. Правда, разговор велся в его присутствии, и она могла испытывать некоторое давление с его стороны. Но у меня сложилось впечатление, что о вымогательстве не может быть и речи.
— А значит, мы не можем ничего инкриминировать Коллинзу, — заключил Джонсон.
— Я в этом не так уверен, Чак, — задумчиво произнес Джим.
Джонсон бросил на него снисходительный взгляд.
— Послушай, Джим, я знаю, что тебе пришлось пережить. Ты никак не можешь смириться со смертью Эди. Ее сестра все время напоминает тебе о ней, и это сводит тебя с ума. Возьми себя в руки, Джим. Не трави себе душу, это может плохо кончиться. Да и работа страдает. Эмоции мешают хладнокровно вести расследование.
— Согласен, я должен сделать над собой усилие, но помоги же и ты мне. Я говорил, что мы нашли мышьяк в квартире Коллинза. Садовник, работающий в гольф-клубе, подтвердил, что Коллинз взял мышьяк у него. Ты часто повторял, что неугодных мужей отправляют на тот свет при помощи щепотки мышьяка. А врачи пишут, что смерть наступила от сердечной недостаточности. Ты знаешь, что Коллинз улетел в Европу за день до похорон Фрэнка де Лорки? Это обстоятельство не наводит тебя на некоторые размышления?
— Пожалуй, и впрямь подозрительно…
— Еще как! По-моему, рано закрывать дело.
— Хорошо, Джим, ты меня убедил. Займемся этим немедленно.
25
Эдит неподвижно сидела в углу, не зажигая света. Она не выходила из спальни со вчерашнего дня, после того, как ушли полицейские и репортеры. Ни с кем не говорила, никого не желала видеть, просто сидела в кресле, уставившись невидящим взглядом в стену. В спальню неслышно вошел Генри, укоризненно посмотрел на поднос с нетронутой едой и кашлянул.
— Мадам, — сказал он негромко. — Пришел сержант Хобсон. Он настаивает на встрече с вами. Говорит, что у него срочное дело.
Эдит не ответила.
— Мадам, вас ждет сержант Хобсон, — повторил дворецкий. — Он хочет вас видеть.
Эдит пошевелилась.
— Джим? — спросила она.
— Сержант Хобсон, мадам.
— Скажите ему, что я сейчас спущусь.
— Хорошо, мадам.
Эдит медленно встала и подошла к окну. Раздвинув шторы, она на мгновение зажмурилась от яркого послеполуденного солнца, бившего в стекла. Присела к туалетному столику и сделала себе прическу, как у Маргарет. Затем направилась в гардеробную и вынула из шкафа несколько платьев. Подумав, выбрала самое яркое — из красного шелка. Вернувшись в спальню, приколола к груди золотую брошь, украшенную бриллиантами и рубинами, слегка надушилась и, бросив в зеркало оценивающий взгляд, вышла из комнаты.
— Добрый день, сержант, — сказала она, входя в библиотеку.
Джим поднялся и некоторое время пристально смотрел на нее, не говоря ни слова.
— Добрый день, — наконец ответил он.
— Генри сказал, что у вас ко мне срочное дело.
— Да, миссис де Лорка. Я хочу поговорить с вами о драгоценностях.