Эксгумация, стр. 65
— Как настоящий мужчина, — вставил я.
— На похоронах было видно, что он чувствует свою вину.
— Он что, приезжал на похороны? — Об этом я не знал.
— Он держался в тени, но он там был.
— Это ты его пригласила?
— Нет.
— Дороти там не было, так?
— Конечно, нет. В общем, я подошла к нему и сказала, что если ему понадобится собеседник, он может позвонить мне.
Воздух в машине Джозефин все больше насыщался запахом ее духов, и это становилось все невыносимее.
— И он позвонил, — сказал я.
— Да, совсем скоро. С тех пор мы довольно много общались. Дороти не знает об этом. Она вообще о многом не знает. — Джозефин улыбнулась мерзкой чопорной улыбочкой.
— О чем, например?
— Может, ты хотя бы продашь мне квартиру? — спросила она.
Я взглянул на нее. Казалось, что с нашей последней встречи она как будто помолодела.
— Я выставлю ее на продажу и сообщу тебе первой.
Все это были пустые обещания. Я мог пообещать просто отдать ей квартиру, ведь мои слова ничего не значили. Я не знал, что со мной будет и где я буду завтра вечером. Но визит к нотариусу я точно не планировал.
Джозефин глубоко дышала, вдох-выдох, вдох-выдох, как мне казалось, целую вечность. Я догадался, что она сжимала руками руль, чтобы не было заметно, как они у нее трясутся.
— Спасибо, — сказала она после паузы.
— Я жду, продолжай, — сказал я.
— Алан чувствовал себя виноватым из-за того, что не сказал Дороти о беременности Лили. Он действительно не знает, кто — ты или он — был отцом. Но Лили сообщила ему, что беременна. Он разговаривал с ней еще один раз, последний раз. Это было уже после того, как он пообещал Дороти порвать с Лили. Он говорил с ней по телефону, и именно тогда Лили сообщила ему о ребенке. Это было в четверг, за день до гибели Лили. В разговоре со мной он назвал ее состояние абсолютным безумием. И добавил, что это его напугало. Поэтому он сказал ей, что больше не может с ней встречаться. До этого разговора он еще думал, что продолжит встречаться с ней за спиной Дороти. Он любил Лили, но ее причуды отпугнули его.
Мне казалось, что еще секунда, и мои внутренности взорвутся, как телевизор, — сноп искр и пыли.
Если верить Джозефин, Алану удалось скрывать от Дороти факт беременности Лили до того самого момента, как я вкатился на инвалидной коляске в их гримерку в «Барбикане». Все его действия с того момента были притворством: его живая реакция на мои слова, эти книги на прикроватном столике. Как ни странно, я зауважал его за это. Но я думал, что он притворялся только ради меня. В каком-то смысле он должен был быть мне благодарен, что Дороти впервые узнала о беременности Лили от меня — до суда. Хотя мне было непонятно, что он выигрывал, не сообщая ей об этом. Затем я вспомнил, как Психея приходила отчитывать меня после того, как Алан, якобы в полном смятении, наведывался в полицию. Возможно, и тогда он притворялся, причем притворялся ради Дороти. Он ведь, конечно, уже рассказал полиции о том, что у него был этот последний разговор с Лили? Может быть, он и полиция были расстроены только тем, что об этом стало известно мне?
— Лили знала, чей это ребенок? — спросил я.
— Она хотела, чтобы это был ребенок Алана, надеялась на это.
— Когда она тебе все рассказала?
— Она звонила мне утром в ту самую пятницу, когда погибла.
Я вспомнил звонок, отмеченный в ее телефонном счете.
— Что ж, — сказал я, — не слишком-то много тебе известно. На квартиру не тянет.
— Не знаю, как тебе сказать, но когда мы последний раз разговаривали, мне показалось, что слова Лили отдавали фатализмом. Все в ее жизни как бы подошло к концу. Она вышвырнула тебя — и слава Богу! Она наконец решила отказаться от съемок в рекламе хлопьев. Она знала, что сделает аборт. Алан объявил, что больше не будет встречаться с ней, поэтому и здесь для нее все было кончено. К тому же в завершение нашего последнего разговора она сказала, что хочет составить новое завещание, по которому я должна была получить все, включая квартиру.
— Это ничего не доказывает.
— Чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что Лили знала о том, что должно было произойти.
— Ерунда, — сказал я.
— Она винила во всем тебя. Она сказала, что если бы не забеременела, то Алан бы ее не бросил.
— Это нелогично.
— В любом случае ей так казалось. Он распрощался с ней навсегда сразу после того, как она сообщила ему о ребенке. В этот момент она, наверное, и сделала свои выводы.
— Он же сказал, что она вела себя как безумная.
— Но на следующий день, когда она говорила со мной, она была абсолютно спокойна. Спокойна, как никогда.
Я попытался отогнать свои воспоминания о поведении Лили в «Ле Корбюзье».
Джозефин продолжала:
— Она сказала буквально следующее: «Я не стану рожать маленького ублюдка. Он и так причинил мне достаточно неприятностей».
Ублюдок, ублюдок, ублюдок.
— Отвези меня домой, — быстро сказал я.
— Мне кажется, что Лили была рада умереть. Мне кажется, что она каким-то образом узнала о том, что должно было случиться в ресторане. Мне кажется, что план Дороти обернулся против нее самой. Мне кажется, что Алан предупредил Лили, но она все равно решила пойти в ресторан.
— Ты все знаешь о Дороти? — поразился я.
— Да, — ответила Джозефин.
— Откуда?
— Что-то рассказал мне Алан, о чем-то я сама догадалась.
— Почему ты не сказала обо всем следователям?
— Я сказала.
— Сказала?
— Да.
— И что они предприняли?
— Насколько я понимаю, ничего. Они сказали, что расследование продолжается.
Джозефин попыталась взять меня за руку.
— Послушай, Конрад, Лили хотела умереть.
— Я больше не хочу этого слушать.
— Я не закончила: мне кажется, она умышленно тебя пригласила. С ее точки зрения, то, чему предстояло случиться, должно было решить все ее проблемы разом.
Я вылез из машины и пошел прочь.
Мне было слышно, как Джозефин заплакала.
Я не собирался выслушивать всякую чушь.
80
Наша первая проба была назначена на четыре. Мы давали каждому актеру по полчаса. Я надеялся, что мне удастся избавиться от них быстрее. Кандидатам предлагалось сыграть довольно простую сцену. Их персонаж, Джонни, похищен. Похитители вынуждают его позвонить родителям и убедить их выполнить все требования преступников. Исполнитель в этой сцене должен был продемонстрировать максимум эмоций при минимуме тонкостей. Еще в ней была — не сочтите за нескромность — известная доля достоверности.
Некоторые из первых претендентов изображали ужас довольно правдоподобно. Мне нравилось их мучить. Но самое главное, Энн-Мари должна была привыкнуть к этой обстановке: к угрозам, крикам, к тому, как я связывал их, чтобы им было легче войти в роль. С каждым новым актером я позволял себе немного импровизации: я заставлял их притвориться — в качестве упражнения, — что они разговаривают с собственными матерями. Большинству из них это понравилось.
Все было готово.
Лоренс, которому было назначено на шесть, пришел на пять минут раньше. Энн-Мари открыла дверь и провела его в гостиную, как и в случае с другими актерами. Пока Энн-Мари меня не подводила. Лоренс был одет во все черное.
— Ты? — спросил он удивленно.
Он пожал мне руку, сжав ее чуть сильнее и задержав в своей чуть дольше, чем было нужно.
— Вы что, знакомы? — поинтересовалась Энн-Мари.
— Да, было дело, — ответил я.
— Почему ты мне не сказал? — спросила она.
— Я не хотел, чтобы ты относилась к нему предвзято, — ответил я. — Я тебе потом объясню.
— Надо видеть, что сейчас творится у нас дома, — сказал Лоренс. — Просто безумие, фотографы за каждым углом. Родители не отпустили меня. Но я соврал. Я сказал, что мне нужно…
— О чем он? — резко спросила Энн-Мари.
— Может, начнем? — предложил я.