Вампир Лестат, стр. 53
Я чувствовал, что сам сойду с ума, если она немедленно не успокоится. Меня уже колотило так же сильно, как и ее.
Она перестала кричать и теперь лишь тяжело дышала. Никогда в жизни, за все годы, прожитые рядом с ней в Оверни, я не видел ее в таком состоянии. Она безропотно позволила усадить себя на скамью. Прижав руки к вискам и медленно раскачиваясь взад и вперед, она старалась отдышаться и прийти в себя.
Я оглянулся вокруг в поисках ножниц, но у меня их не было. Маленькие золотые ножницы остались лежать на полу в нижнем склепе. И тогда я вытащил нож.
Закрыв лицо руками, она продолжала тихо всхлипывать.
– Ты хочешь, чтобы я снова обрезал их? – спросил я.
Она ничего не ответила.
– Послушай меня, Габриэль, – заговорил я и отнял руки от ее лица. – Если тебе так больше нравится, я обрежу твои волосы снова. Я буду обрезать и сжигать их каждую ночь. Вот и все.
Она неожиданно стала такой тихой и спокойной, что я даже растерялся, не зная, что делать дальше. Кровавые слезы оставили следы на ее лице и рубашке. Вся ее одежда была в крови.
– Ты хочешь, чтобы я их обрезал? – повторил я.
Она выглядела так, словно кто-то избил ее до крови. В широко раскрытых глазах застыло недоумение, а по гладким щекам тихо стекали кровавые слезы. Но постепенно поток их прекратился, и они высыхали, превращаясь в темную корку.
Отделанным кружевами носовым платком я нежно вытер ее лицо. Потом направился к вороху одежды, сшитой для меня в Париже и привезенной сюда, в башню.
Я снял с нее сюртук – при этом она не сделала ни одного движения, чтобы помочь или помешать мне. Расстегнул на ней рубашку.
Грудь ее была совершенной формы, и на ослепительной белизне выделялись лишь бледно-розовые маленькие соски.
Стараясь не смотреть на них, я быстро застегнул на ней чистую рубашку. Потом стал расчесывать ее волосы и делал это очень долго, не желая прикасаться к ним острым лезвием своего ножа. Когда они наконец укрыли ее ровной и длинной волной, я надел на Габриэль сюртук.
Я чувствовал, как к ней возвращаются силы и она вновь обретает присутствие духа. Казалось, она ничуть не стыдится того, что произошло, и меня это радовало. Она просто обдумывала все случившееся и размышляла, не произнося ни слова и не делая ни одного движения.
– Когда я был маленьким, – вновь заговорил я, – ты часто рассказывала мне о тех местах, где тебе пришлось побывать. Помнишь, ты показывала мне картины с видами Неаполя и Венеции? И старинные книги. У тебя были всякие вещицы, сувениры из Лондона, Санкт-Петербурга и других городов и стран, которые ты видела.
Она по-прежнему молчала.
– Я хочу отправиться туда вместе с тобой. Я тоже хочу их увидеть и пожить там. Более того, мы отправимся намного дальше и посетим те места, о которых при жизни я не смел и мечтать.
В лице ее что-то изменилось.
– Ты знал, что они отрастут снова? – шепотом спросила она.
– Нет… то есть да… то есть я не думал об этом… Мне следовало знать, что все произойдет именно так.
С совершенно безучастным выражением лица она еще долго не сводила с меня пристального взгляда.
– Неужели все это никогда… тебя… не пугало? – промолвила она, и голос ее был странно гортанным, совершенно незнакомым. – Неужели ничто… никогда… не могло тебя… остановить? – Ее полуоткрытый рот был прекрасен и выглядел совсем по-человечески.
– Не знаю, – беспомощно прошептал я в ответ. – Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Меня вдруг охватило смущение. Я снова заговорил о том, что готов обрезать ей волосы каждую ночь, а потом сжигать их. Все очень просто.
– Да, сжигать… – со вздохом согласилась она. – Иначе со временем они заполнят все помещения башни. Словно волосы сказочной Златовласки. Или как в той сказке о дочери мельника, которая по приказу злого карлика пряла золотые нити из соломы.
– Мы сочиним собственные сказки, любовь моя! Пойми, это лишний раз свидетельствует о том, что теперь тебя никто и ничто не сможет уничтожить. Все твои раны всегда будут заживать. Ты настоящая богиня!
– И богиня умирает от жажды.
Несколько часов спустя, обо всем уже позабыв, мы шли по заполненным толпами бульварам, держась за руки, словно двое влюбленных. Наши лица порозовели, а кожа была теплой.
Однако я не захотел оставить ее одну и не пошел к своему адвокату. А она не стремилась найти открытое, свободное пространство где-нибудь вне Парижа, как хотела сделать это прежде. Мы держались как можно ближе друг к другу, и время от времени слабое свечение, свидетельствовавшее о присутствии неизвестных существ, заставляло нас оглядываться по сторонам.
Глава 5
К трем часам ночи мы добрались до платных конюшен и к этому моменту уже твердо были уверены в том, что странные существа неотступно следят за нами.
В течение получаса или даже минут сорока пяти мы могли не слышать и не ощущать их присутствия, но потом слабый глухой шум появлялся вновь. Это буквально сводило меня с ума.
Несмотря на все попытки уловить хоть какие-то мысли, мы ощущали лишь исходящую от них злобу и время от времени слышали слабый шум, напоминающий шорох листьев на фоне рева бушующего пламени.
Она радовалась, что мы наконец-то едем домой. Не то чтобы ее раздражали эти существа. Просто, как она говорила мне чуть раньше, ей необходимо было оказаться в тишине и покое, на свободном пространстве вне пределов города.
Выехав в поле, мы понеслись с такой скоростью, что ветер засвистел в ушах, и мне показалось, что она засмеялась, хотя, возможно, я и ошибался. В не меньшей степени, чем мне, ей нравилось ощущение свободы и бьющего в лицо ветра; она любовалась ярким сиянием звезд на черном фоне неба и возвышающихся вокруг холмов.
Мне очень хотелось знать, были ли в тот вечер такие минуты, когда втайне от меня она в глубине души плакала. Иногда я видел ее молчаливой и задумчивой и замечал, что она моргает, словно стремясь смахнуть с глаз слезы, но самих слез я так и не разглядел.
Именно эти мысли беспокоили меня в тот момент, когда мы подъехали к густому лесу, росшему по обоим берегам неширокого ручья. Из глубокой задумчивости меня вывело резкое движение моей кобылы, которая вдруг попятилась, встала на дыбы и рванула в сторону.
От неожиданности я едва не вывалился из седла. Габриэль крепко вцепилась мне в правую руку.
Каждую ночь я проезжал по этой небольшой поляне, на полной скорости проскакивая деревянный мост, перекинутый над водным потоком. Мне нравился цокот копыт по деревянному настилу и то, как резво взлетает лошадь по склону противоположного берега. Кобыла моя прекрасно знала дорогу. Но теперь она словно забыла ее.
Она испуганно пятилась и, казалось, готова была снова встать на дыбы, но вдруг повернулась и галопом помчалась обратно в сторону Парижа. Невероятным усилием воли мне все же удалось привести ее в чувство и заставить остановиться.
Габриэль оглядывалась назад, всматриваясь в густые заросли, в темные колышущиеся кроны деревьев, скрывшие от наших глаз ручей. И сквозь завывание ветра и шелест листвы до нас отчетливо донеслись звуки, свидетельствующие о присутствии непонятных существ.
Мы услышали их одновременно, потому что, когда я обнял и прижал к себе Габриэль, она кивнула и крепко ухватилась за мою руку.
– Присутствие ощущается сильнее, – сказала она, – и на этот раз существо не одно.
– Да! – в ярости воскликнул я, перехватывая Габриэль левой рукой, а правой обнажая шпагу. – И они встали на моем пути к собственному дому!
– Но ты же не станешь драться с ними?! – воскликнула Габриэль.
– А как еще?! – ответил я, пытаясь удержать лошадь. – До рассвета остается меньше двух часов! Вытаскивай шпагу!
Она хотела было повернуться ко мне и что-то сказать, но я уже стремительно направил кобылу вперед. Габриэль послушно вытащила из ножен шпагу.
Я был уверен, что, как только мы приблизимся к зарослям, существа исчезнут. До сих пор они всегда скрывались, трусливо поджав хвосты, и не осмеливались причинить нам вред. Меня душил гнев при мысли о том, что они посмели испугать мою кобылу и Габриэль.