Тёмное солнце (СИ), стр. 50

Пока владетельница Империи собиралась с мыслями, Морстен пытался сообразить, что делать дальше, за горами. Там его импровизированная карта заканчивалась. Но дорога к Океану была только одна. Дварф правильно заметил о Пути, только забыл упомянуть, что в своё время им прошли, кажется, все известные сейчас старые народы, и множество сгинувших в пучинах истории племён. Кроме народа Тьмы, являвшегося плотью от плоти этого мира.

— Как ты думаешь, что там? — она кивнула на дорогу впереди. Лаитан никогда бы не призналась, но ей было не по себе от происходившего в последнее время. Медноликая, ощущая себя потерянной и оставшейся один на один с миром, искала какой-то стабильности и защиты, пусть даже и от властелина севера. Он хотя бы пока не делал подлостей и не пытался развязать споры на пустом месте.

— Отец, — пожал плечами Морстен. Подумав, что вряд ли владычица хотела услышать такую очевидность, он добавил: — Впереди горная тропа. Скалы, покрытые кривыми соснами, выше — граница снегов. Но мы до неё не дойдём, проход должен быть раньше. Дварф говорил, что это святыня его народа, первое поселение с непроизносимым названием… — Гравейн помолчал, и сказал то, что его беспокоило. — Но даже если оно отделено от самого туннеля, кто знает, что могло там расплодиться за три с лишним тысячи лет. Ведь почему-то народ Гурруна перестал туда ездить. От Трёхъязычья сюда не так далеко, как кажется. Неделя пути, а уж подгорными тропами…

Настрой Лаитан очень поменялся с момента их первой встречи, и хозяин замка сейчас пытался понять, как следует ему себя вести. Излишне дружелюбным и милым быть не хотелось, это шло вразрез с его собственным ощущением правды, а враждовать открыто было незачем. Для этого имелись светловолосый варвар и его новая пассия, Киоми. Разрушительной мощи этой пары хватило бы, чтобы разнести полмира. «Уж не это ли план Ветриса? — подумал Морстен, оглядываясь через плечо, — добить Лаитан, и посадить на Золотой Трон её сестру… А что, может получиться. Кровь у неё, конечно, пожиже».

— Думаю, что нам придётся ещё много пережить, — усмехнулся он Лаитан. — Судя по первым дням, владычица, соскучиться и умереть от тоски нам не светит.

Медноликая коротко кивнула. Она не знала, как стоит себя вести с властелином, который мог оказаться таким разительно противоречащим слухам о себе только на этапе путешествия. Он говорил, что его цель — спасение мира. Но Тьма, спасающая хоть кого-то, кроме себя, казалась Лаитан чем-то неестественным. «Кто же тогда мы? — подумала она. — Все мы. И варвар, и мои люди, и все, кто идут за нами. Даже дварф научился не падать из седла, помалкивая, а те, кто должен охранять меня, плетут за спиной интриги. Может, Тьма и правда честнее?»

— Госпожа, госпожа! — раздался крик кого-то из жриц. Лаитан осадила уккуна, ища взглядом источник голоса. Она подняла взгляд, к снежным вершинам гор, откуда как раз спускался небольшой отряд из жриц-воительниц и разведчиков варвара.

Одна из жриц, рискуя переломать ноги, скатывалась со снежных пластов ближе к подножью.

— Госпожа, госпожа! — продолжала кричать служанка. Лаитан развернула своего уккуна по направлению к небольшому отряду впереди, выдвигаясь им навстречу. Когда она отъехала достаточно от остальных, бегущая к ней женщина, коротко взмахнув руками, упала и покатилась по снегу, скатываясь по каменной насыпи вниз, к остальным. Животные уже сошли с широкой тропы, постепенно втягиваясь в проложенный тракт, чьи стены начинали вздыматься вверх, когда дорога уходила ниже. Лаитан почувствовала колебание силы, которая была похожа на Посмертника, но сохраняла достаточно жизни, чтобы не являться частью энергий колдуна.

Медноликая слышала, как кто-то, вроде даже Киоми, звали её обратно, но почуявший запах свежей крови уккун встал на дыбы, взмахнул короткими передними ногами, словно обычная лошадь, и стремительно побежал вперёд. Лаитан сумела справиться с животным только тогда, когда он встал, будто натолкнувшись на невидимую стену, у тела молодой женщины, лежащей на дороге. Сверху, над головой госпожи, донеслись гортанные выкрики долинцев, замыкающих отряд разведки и прикрывающих двух воительниц Медноликой. Лежащая перед ней женщина, кашлянув кровяным сгустком, бессмысленно уставилась в небо. Раскинутые руки, выкрученные ноги и сочащиеся кровью открытые переломы после падения уже дали достаточно алого под одеждами женщины, чтобы её невозможно было спасти.

— Госпожа, не ходите, — едва слышно выдохнула она, — они… ждут…

Жрица умерла, последний раз вздохнув и так и не закрыв глаза. Лаитан осмотрела тело, но сначала не нашла никаких повреждений, кроме переломов. Потом она спешилась и подошла к протоптанной тропе наверх, откуда скатилась жрица. Прямо перед самым местом, где она вывалилась на дорогу, валялся обломок стрелы с черно-красным оперением. Сломанная стрела торчала из снега, и Лаитан догадалась, что вторая её часть осталась в теле жрицы.

Морстен, неслышно подойдя к Лаитан, кашлянул, чтобы обозначить своё присутствие.

— Что она сказала? — спокойно спросил он, оглядывая окружающие скалы. Опасность была разлита в воздухе, но не угрожала никому конкретно. Кто бы ни следил сейчас за ними, он не испытывал ненависти к кому-то определённому. С неизвестным врагом сражаться всегда неудобно, особенно если он тебя видит, а ты его — нет. Потому его тхади, хоть и уменьшившиеся в количестве после моста, уже деловито вскрывали тюки и собирали металлические арбалеты, которыми владели хоть и хуже мечей, но все же достаточно хорошо, чтобы доставить неизвестному противнику немало неприятностей.

Смерть жрицы, казалось, серьёзно вывела хозяйку Империи из себя. Лаитан, сверкая золотом глаз, обыскала тело своей прислужницы, но, кроме обломка стрелы, ничего не нашла. И только потом она обернулась к Морстену.

— Нас ожидают, — проговорила Мать Матерей. Красно-чёрное оперение стрелы ничего не говорило северянину, но, кажется, было знакомо Лаитан.

Впрочем, кем бы ни был невидимый враг, он был вооружён и уже показал свою агрессивность. В этом отношении Гравейн предпочитал действовать прямо.

— Не лезь вперёд, — сказал он Лаитан, и осторожно взял её под локоть, собираясь отвести обратно к уккунам. — Кем бы они не были, именно этого от тебя и ждут. Если двигаться вместе, есть шанс отбиться. Поодиночке нас перестреляют, как куропаток.

Вверх по склону споро карабкались тхади, за их плечами, облитыми темными кольчугами крупного плетения, болтались на широких ремнях арбалеты темной стали.

Лаитан медленно покачала головой, глядя на оперение стрелы.

— В Империи множество тайн, властелин Замка, но сейчас мне не до соблюдения заветов моего царства. На заре царства треть людей, среди которых были Мастера, жрицы и звездочёты, которыми у нас могут являться только мужчины, ушла прочь, не согласившись с правилами появления на троне Матери Матерей и Мастера Мастеров. Они говорили что-то, что было признано в веках ересью и противоестественным, и как я помню, дело касалось именно плодовитости имперцев. Говорили, что ушедшие прочь не желали давать потомства традиционным для нас путём. Они выбрали себе короля и королеву, которых должны были сменить их дети, тогда как мы, я и первые жрицы, правим Империей до сих пор, лишь выбирая себе имя каждый цикл, когда того требует двойное солнце мира.

Лаитан рассказала то, что говорила ей нянька. Но рассказать властелину о том, что ей вовсе не три тысячи лет было немыслимым, а потому Медноликая не могла даже приблизительно открыть правду Морстену. Тот смотрел спокойно, но во взгляде была подозрительность. Лаитан поняла, что он сделал вид, будто поверил ей. Большего от него она пока и не ждала.

Остальные подошли ближе, сгруппировавшись, и начали медленно продвигаться ко входу в подземное царство дварфов. Гуррун, буквально оравший молитвы предотцам и матери-скале, то и дело падал из седла вниз, обнимая и целуя священные для него камни. В промежутке между его воплями было так тихо, что каждый шаг отдавался беспорядочным эхом, путая следы и нарушая стройную линию звуков вокруг. Они метались, отражаясь от стен ущелья, возвращались обратно, оглушая по ушам всякого, сбивали с ориентиров, заглушая новые звуки.