Тёмное солнце (СИ), стр. 18

Такова была плата первой госпожи за то, чтобы объединить народы и положить конец извечному противостоянию магов-стихийников.

Металл в крови Лаитан тянулся к магнитным железнякам горных пород. Вода очищала её суть, огонь в крови давал ей жизнь, а земля, из которой она вышла и в которую должна была однажды вернуться, была её Империей. И только воздух, исчезающий из души с каждым годом, заставлял госпожу задыхаться.

Она знала, что ей предстоит увидеть падение Империи. Это было предсказано давно, первыми жрицами. И едва мать понесла, как они же, потомки первых воительниц-звездочётов, указали ей имя на звёздном небе — Лаитан. Лаитан — начало и конец, свет и смерть. Та, кому суждено было увидеть закат Империи и положить начало новому тысячелетнему циклу жизни. Но об этом хроники молчали, и узнать такое предстояло только самой матери матерей, остававшейся для всех остальных только вечной и несокрушимой, бессмертной Медноликой змеей, лишь меняющей имя каждые несколько сотен лет.

Госпожа шла, и её шаги эхом раздавались в замерших залах дворца элементала. Эрлан шёл немного впереди, указывая путь, но было видно, что Лаитан его гостья по своей воле, а не пленница в замке. Где-то позади тяжело ступал варвар из Долины и его Безымянные. Киоми и её воинов видно не было. Тени — последнее доступное искусство имперцев, открывшееся им на рубеже тысячелетий. Но когда-то, и госпожа знала это из рассказов нянек, были времена, когда, кроме четырех стихий и металла, существовали ещё две — мрак и свет. Мастера теней могли тогда исчезать на века и возвращаться с обретённой мудростью в нужное время, стесывая душу и тело в кровавом танце на рубеже тьмы и света. Мастерам были подвластны кузницы времени и пространства, свет стоял на границе жемчужины самого большого царства — Империи, а отброшенные им тени пугали врагов насмерть ещё на границах царства.

Теперь почти ничего не осталось, и Лаитан думала о том, что ей предстоит сделать в будущем. Великий Отец давно не проявлял себя, и получить от него ответ можно было только при большой удаче. Это был шанс, пусть и малый, справиться с новой бедой, изгнать подальше дракона и повелителя жизни после смерти. И в то же время, Лаитан не верила Ветрису. Она смотрела на него, как на прозрачную воду, в которой не отражалось ничего, даже её лицо. Он шёл за ней, он смотрел ей в спину, и его взгляд жёг больше, чем яд на кончике стрелы повелителя посмертия.

Лаитан умирала, и знала это. А знал ли о том варвар? Или потому и пришёл, дождавшись, когда госпожа примет свою участь и перестанет искать спасения царства и себя, чтобы от его предложения невозможно было отказаться. Лаитан знала, что чума в Империи дело рук посмертного колдовства.

Царственные покои Лорда Лордов, Эрлана, походили на кабинет ученого. Сотни полок с книгами, четыре стены, раскрашенные в цвета стихий, и каменный пол с искусной мозаикой, как подарок и напоминание от дварфов, кто живет у всех под ногами и на чём держится твердь.

— Госпожа, Медноликая Лаитан, — заговорил Лорд Лордов, обращаясь к Лаитан, — я вынужден был поступить именно так, как поступил. Ты видела, что происходит в Трёхъязычном царстве, ты знаешь, что мы не можем справляться с бедой, нас слишком мало.

— Нас всех мало, Эрлан, но мы пытаемся…

— Пытаетесь — что? Пытаетесь сделать что, Медноликая? — резко спросил элементал. Вошедшие вслед за всеми каменная фея и дварф упорно помалкивали, не мешая сражению взглядов и голосов самых влиятельных людей в этом мире.

— Не пасть под гнетом некроманта! — взвилась Лаитан, которой изменило её привычное спокойствие. Чешуйки на её коже встали дыбом, цвет начал меняться, приобретая медный оттенок с черными пятнами защитного окраса.

— Лаитан… ты не хочешь смириться с предназначением. Ты же знаешь, что проиграешь ему. Он властелин смерти, а смерть — это то, что ждет всех нас, рано или поздно. У него есть время для того, чтобы обождать. А у тебя? — спросил Эрлан. Лаитан промолчала в ответ. Лорд Лордов был прав, времени у нее не оставалось. И никакие союзы с варварами этого уже не исправят. Таково было её предназначение и такова была её участь. Она родилась для этого, приняв на себя все силы прошлых матерей и объединив в себе не только самые великие энергии, но и их проклятие — разрушение Империи.

— Он дал тебе силу, Лорд Лордов. Он и отнимет ее, — тихо произнесла Лаитан, выразительно смотря на пульсирующий силой жезл элементала. Дварф при этих словах гулко заворчал, а фея начала мастерить паутинку, чтобы успокоиться. Феи вообще не разговаривали, они не были созданы великим океаном для этой цели. Их узоры украшали пещеры и подземные озера, на них, как на скелетах, нарастала плоть лесов и земель, запутавшихся песком и землёй в виртуозных кружевах фей. Они творили, жили и растворялись в своих творениях, когда приходил срок. Могильные кружева и душа феи одновременно — вот что оставалось после них однажды.

Пока Лаитан размышляла о природе сил, и вспоминала своё прошлое, которое могло стать будущим, Ветрис, почуяв обуявшие Мать Матерей мысли, следовал за ней, погрузившись в свои мысли. И были они совсем не весёлыми.

А последовавший разговор, при котором он присутствовал, говоря откровенно, без права голоса, лишь добавил черноты.

Ветрис Коэн, Вождь Долины, наследник памяти, возрождённый Древний, по своей сути не принадлежал к этому миру, разделённому, словно перегородками, на силы и стихии. Сам он предпочитал считать себя и свой народ связующими звеньями. Цементом между строительными блоками рас и народностей. Чем-то, что объединяет разрозненные частицы в бесконечном океане времени. И, вместе с тем, внутри него до поры дремала память давным-давно ушедшего народа. Тех самых, кто создал Великого Отца и положил начало циклу жизни на материке. И тот путь, по которому он шёл, распахнув свою безрукавку, как настоящий варвар, на самом деле, был неизбежен. Про выбор говорить не приходилось.

«Даже если бы я направился к горам за мечом своих предков, или на дальний Север, к границам Твердыни Тьмы, дорога все равно привела бы меня к этому моменту, — подумал Коэн. — У меня в этот раз нет выбора, я — ключ. Без меня Лаитан не удастся пробудить Великого Отца, впавшего в очередной многосотлетний период спячки. Может быть, потому она так внезапно переменила гнев на милость, буквально загнав меня с Безымянными на тропу. Может быть».

Высокий, широкоплечий, сохранивший стройность варвар блеснул голубыми глазами в спину Лаитан. В отличие от умудрённой тысячелетиями владычицы, Ветрис не мог похвастаться опытом, знаниями или бурлящими в жилах потоками сил. Стихии плохо подчинялись долинцам, но и воздействовали на них тоже не так сильно. Даже пресловутая чума, от которой сейчас страдали Империя и Трёхъязычье, почти не нашла себе жертв среди варваров. Правда, это имело и оборотную сторону — кузницы духов оставались для жителей Долины недоступными, закрывая путь к высшим ступеням мастерства. Им приходилось полагаться на сырую силу магии и материальный мир. Но в этом, пожалуй, варвары продвинулись достаточно хорошо. В просторных подземельях под лесами их дома нашлось достаточно минералов и драгоценных камней, чтобы питать ненасытные жерла построенных прямо в шахтах плавилен и небольших цехов. Первые образцы нового оружия, способного действовать на расстоянии, нанося магический урон и пробивая любую броню, и доспехов, способных остановить эти снаряды, были почти готовы. Варвары, пусть и малочисленные, исповедовали простой и решительный путь: если враг сильнее, нужно оказаться выносливее его, а если врагов слишком много — ослабить их, сократив число. Говоря проще, каждый воин старался как можно дороже продать свою жизнь. Рано или поздно враги кончатся.

О повелителе посмертья, грешно признаться, он только слышал, но списал в своё время это на сказки-пугалочки. Людям всегда надо кого-то бояться. Пять столетий назад это был Тёмный Властелин, собравший огромную армию созданий тьмы, и едва не завоевавший весь срединный континент, вплоть до границ Империи. Но Властелина отбросили назад, проведя линию разграничения по большой реке Бруге, а после, как гласят исторические летописи, и вовсе убили. Правда, на его место пришёл новый, заняв трон в Твердыне над вулканом, и все началось заново.