Мэйфейрские ведьмы, стр. 95

И в самом деле, история Мэйфейров была необычной, зачастую таинственной, содержала в себе множество непонятных, странных и загадочных фактов. Может ли орден взять на себя ответственность и по собственной инициативе обрушить столь необычную информацию на головы членов семьи?

И так далее, и так далее, и так далее…

В ходе бурных дебатов нам неоднократно приходилось заново пересматривать правила, цели и этические установки Таламаски, подтверждать – прежде всего для самих себя – их непреложность. Независимо от мнения более молодых агентов мы были убеждены в том, что многовековая история клана Мэйфейров неизмеримо ценна для нас – исследователей оккультных явлений – в первую очередь с научной точки зрения и что поэтому мы обязаны и в дальнейшем собирать, систематизировать и изучать все, что имеет хоть малейшее отношение к этой семье. Следовало, однако, признать, что эксперимент с установлением непосредственного контакта потерпел крах. Было решено дождаться совершеннолетия Анты Мэйфейр и только тогда рассмотреть возможность новой попытки, тщательно взвесив все обстоятельства и крайне осторожно и ответственно подойдя к выбору кандидатуры на выполнение этой задачи.

В ходе ожесточенных споров по этому вопросу стало очевидно, что даже в самом совете практически никто, в том числе и Эван Невилль, не знает историю клана Мэйфейров в полном объеме. Фактически предметом бурного обсуждения чаще становился не вопрос, как следует или не следует поступить в той или иной ситуации, а вопрос о том, какое событие на самом деле имело или не имело место в семействе. Исходное досье Мэйфейров разрослось до такой степени, что практически не поддавалось изучению в течение какого-либо реального отрезка времени.

Вывод напрашивался сам собой: необходимо поручить кому-либо из наиболее одаренных агентов Таламаски, способных детально осмыслить столь сложную тему, взять на себя эту обязанность и дать разумные и ответственные рекомендации относительно дальнейших действий. Печальная участь, постигшая Стюарта Таунсенда, лишний раз доказывала, что это задание по силам лишь первоклассному исследователю с большим опытом практической работы. В доказательство того, что этот исследователь действительно изучил материалы во всех деталях, он должен будет представить их в упорядоченном виде – как единое и последовательное повествование. Только в этом случае ему будет дано разрешение продолжить работу с Мэйфейрскими ведьмами, а в перспективе, возможно, предпринять еще одну попытку войти с ними в контакт.

Иными словами, обработка досье и превращение его в целостное повествование рассматривались как необходимая подготовка к дальнейшей практической работе по этой теме. Пожалуй, такой подход можно считать наиболее приемлемым.

Единственным прискорбным недостатком изложенного выше плана было отсутствие подходящего агента. Он был найден лишь в 1953 году. К тому времени жизнь Анты Мэйфейр трагически оборвалась. Наследницей состояния была двенадцатилетняя девочка с неестественно бледным личиком, которую уже успели исключить из школы за то, что она «беседовала с каким-то невидимым другом», заставляла цветы летать по воздуху, находила пропавшие вещи и умела читать чужие мысли.

– Ее зовут Дейрдре, – с тревогой и печалью в лице пояснил Эван Невилль. – Точно так же, как и ее мать, девочка растет и воспитывается в этом мрачном доме под присмотром пожилых тетушек, и одному Богу известно, что они знают – или полагают, что знают, – об истории своего клана, о способностях, которыми наделен этот ребенок, и о призраке, которого уже не раз видели рядом с ней.

Молодой агент ордена, воодушевленный этой беседой, равно как и предшествующими ей разговорами, а также выборочным чтением отрывков из досье, пришел к выводу, что должен действовать без промедления.

Поскольку, как вы уже, наверное, догадались, этим агентом был я, следует сделать небольшое отступление и, прежде чем перейти к печальному повествованию о короткой жизни Анты Мэйфейр, представиться и сказать несколько слов о себе.

Появление автора этого повествования Эрона Аайтнера

Мою полную биографию можно найти под соответствующим заглавием в архиве ордена. Здесь же уместно и достаточно будет упомянуть лишь следующее.

Я родился в 1921 году. Несмотря на то что уже в семь лет мне довелось выполнять кое-какие поручения Таламаски, а с пятнадцати лет постоянно жить в Обители, полноправным членом ордена я стал лишь в 1943 году, после окончания Оксфорда. Если быть точным, в сферу внимания Таламаски я попал в возрасте шести лет – по инициативе моего отца, английского ученого и переводчика с латинского языка, и матери-американки, преподававшей игру на фортепьяно. Причиной послужили мои необыкновенные способности к телекинезу, которые пугали их и побудили искать помощи со стороны. Чтобы заставить переместиться тот или иной предмет, мне достаточно было сконцентрировать на нем внимание или просто приказать ему двигаться. Хотя силы мои были отнюдь не велики, у всех, кто становился свидетелем их проявления, они вызывали тревогу и недоумение.

Обеспокоенные родители подозревали, что наряду с телекинезом я обладаю и другими экстрасенсорными возможностями, и у них были на то основания. Они возили меня на консультацию к нескольким психиатрам, пока наконец один из них не посоветовал:

– Отправьте мальчика в Таламаску. Он обладает поистине выдающимися способностями, и это единственное место, где умеют работать с такими людьми и находить применение их дару.

В Таламаске, к великому облегчению моих родителей, с готовностью согласились обследовать меня и обсудить результаты.

– Если вы попытаетесь избавить сына от скрытых в нем сил, ни к чему хорошему это не приведет, – объяснил им позднее Эван Невилль. – Тем самым вы только поставите под удар его здоровье. Позвольте нам взять на себя заботу о нем и научить его контролировать свои экстрасенсорные способности, управлять тем даром, которым он обладает.

Родители с радостью приняли его предложение.

Поначалу я ездил в Обитель, расположенную неподалеку от Лондона, каждую субботу, а с десятилетнего возраста проводил там все уик-энды и летние каникулы. Родители старались навещать меня как можно чаще. С 1935 года отец стал выполнять для Таламаски переводы с латинского, приводя в порядок старинные записи, сделанные на этом языке. Овдовев, отец практически безвыездно жил в Обители и служил ордену вплоть до своей смерти в 1972 году. Впрочем, уже с самых первых посещений Обители родители пришли в восторг от справочных читальных залов ее библиотеки и стали относиться к ордену как к неотъемлемой части своей жизни, хотя и не были официальными его членами. Вот почему они не возражали против моего вступления в Таламаску, поставив при этом только два условия: я должен непременно завершить образование и ни в коем случае не допустить, чтобы мои «специфические способности» отдалили меня от «нормального мира» и помешали вести «нормальный образ жизни».

Телекинез так и не стал «сильной» стороной моей деятельности, однако благодаря помощи друзей из ордена я со временем твердо усвоил, что при определенных обстоятельствах могу читать мысли других людей. Одновременно я научился надежно скрывать собственные мысли и чувства. Постепенно я овладел умением правильно и тактично демонстрировать свои возможности посторонним людям, если в том возникала необходимость, а также сохранять и накапливать силы в ожидании того момента, когда они мне действительно понадобятся, и использовать их только в конструктивных целях.

Я никогда не был, что называется, мощным медиумом. Тем не менее мои весьма скромные способности в чтении мыслей оказывают неоценимую помощь в практической работе, особенно если приходится выполнять такие задания Таламаски, которые связаны с немалым риском и иногда таят в себе даже опасность для жизни. Что же касается телекинеза, то он крайне редко приносит практическую пользу.

К восемнадцати годам я стал преданным служителем Таламаски и полностью разделял образ жизни и цели членов ордена. Фактически я уже не мог представить без него собственное существование. Все мои интересы совпадали с интересами ордена, я полностью проникся его духом. Где бы я ни находился с родителями или друзьями, где бы ни учился или путешествовал, моим истинным домом всегда оставалась Таламаска.