ОНО, стр. 60

Билл вошел в магазин; хозяин назвал ему цену. И Билл согласился: он бы не смог торговаться с владельцем велосипедного магазина, даже если бы от этого зависела его жизнь. Цена — двадцать четыре доллара — показалась Биллу вполне приемлемой, даже низкой. Он расплатился наличными — то были его накопления за последние семь или восемь месяцев: деньги, подаренные на день рождения, на Рождество и наконец заработанные им самим, когда он косил газоны. Еще со Дня Благодарения он приглядел в витрине этот велосипед. Расплатившись, Билл покатил его домой: снег уже стаивал. У Билла было странное чувство: до прошлого года ему и в голову не приходило обзавестись велосипедом. Эта мысль пришла совершенно внезапно, возможно, в один из тех бесконечных дней после гибели Джорджа.

Поначалу Билл и впрямь чуть не разбился. Первый выезд кончился тем, что Билл сознательно шлепнулся, чтобы не врезаться в деревянный забор в конце Коссут-лейн. Он не столько боялся врезаться в этот забор, сколько проломить его и упасть с шестидесятифутового обрыва на Пустыри. В результате он отделался глубокой раной пять дюймов длиной между запястьем и локтем на левой руке. Но уже через неделю он наловчился и вовсю гонял по крутым склонам на пересечении Витчем-стрит и Джексон-стрит, развивая скорость около тридцати пяти миль в час, — мальчишка на пыльном сером мастодонте. Сильвер, то есть серебро, был таковым лишь благодаря незаурядному воображению Билла. Спицы неистово стрекотали, задние колеса кряхтели; если бы навстречу шла машина, Билл разбился бы в лепешку и от него осталось бы месиво. Как от Джорджа.

Мало-помалу с приближением весны он освоился со своим Сильвером. Ни отец, ни мать даже не подозревали, что все это время он играет со смертью. Похоже, что уже спустя несколько дней после покупки велосипеда они перестали замечать его. Для родителей он был всего лишь реликтом с облупившейся краской, который в дождливые дни убирали в гараж.

Сильвер, конечно, не был пыльным, старым реликтом. Вид у него был неважный, зато машина была сущий зверь. Друг Билла, его единственный настоящий друг Эдди Каспбрак, хорошо разбирался в технике. Он показал Биллу, как привести Сильвер в порядок — какие болты подтянуть, какие гайки регулярно проверять, в каком месте смазывать цепные звездочки, как подтянуть цепь и поставить заплату на прохудившуюся камеру.

— Ты бы покрасил его, — предложил Эдди, но Билл не хотел красить Сильвер. По каким-то необъяснимым причинам он хотел, чтобы «швин» оставался таким, как есть. Да, он казался непрезентабельным: любой небрежный его владелец-мальчишка оставил бы такое страшилище под дождем на газоне; Сильвер дребезжал, содрогался и плохо тормозил, и все равно машина была хоть куда. На такой…

— Сам черт не страшен, — произносит Билл и хохочет. Толстяк сосед резко оборачивается и глядит на него в недоумении. Смех у Билла вышел какой-то заливистый, точно плач, отчего тогда Одру охватил страх.

Да, вид у него был неважный: облупившаяся краска, старомодный багажник, приделанный высоко над задним колесом, допотопная груша из черной резины — пищалка, намертво приваренная на ржавом болте к рулю, причем болт был величиной с кулак ребенка. Да, с виду рухлядь.

Но какова скорость! Зверь машина!

Ему здорово повезло, что он оказался на Сильвере: в последнюю июньскую неделю он спас Биллу Денбро жизнь. То было спустя неделю после знакомства с Беном Хэнскомом, спустя неделю, как они с Эдди построили плотину, то было как раз в ту неделю, когда Ричи Тоузнер, Бен и Беверли после субботнего дневного сеанса пришли на Пустыри. Ричи ехал на багажнике Сильвера, и в этот день Сильвер спас жизнь ему, Биллу, и, надо полагать, Ричи. Билл вспомнил дом, от которого они пустились наутек. Чертов дом на Ниболт-стрит.

В тот день Билл действительно одолел черта, точнее сказать, спасся от него бегством благодаря Сильверу. Спасся от какого-то дьявольского существа с тусклыми, как старые монеты, глазами, волосатого старого черта с окровавленными зубами. Но все это он осознал после. Если Сильвер тогда спас жизнь Ричи и ему, Биллу, то, возможно, он спас и Эдди Каспбрака в день, когда Билл и Эдди познакомились с Беном на Пустырях у разрушенной плотины, которую они строили. Разъяренный Генри Бауэрс расквасил Эдди нос, у Эдди начался сильный приступ астмы, а аспиратор оказался пуст. Так что Сильвер пригодился как нельзя кстати: на нем довезли Эдди до дома.

Билл Денбро, почти семнадцать лет не ездивший на велосипеде, смотрит в иллюминатор сверхсовременного лайнера, который трудно себе представить в 1958 году даже в научно-фантастическом журнале той поры.

«Привет, Сильвер», — думает Билл. Ему приходится закрыть глаза: из них текут ручьями слезы.

Что сталось с Сильвером? Он не помнит. Еще не все место действия предстало зрителям, еще нужно включить солнечный прожектор. А может, и хорошо, что он не помнит.

«Привет!»

«Привет, Сильвер!»

«Привет, Сильвер!»

2

— Гони! — закричал он. Ветер вихрем отнес эти слова, точно ленту. Они вырвались зычно, эти слова, в ликующем крике. Единственные слова, которые без заикания удавались Биллу

Он катил по Канзас-стрит по направлению к центру, медленно набирая скорость. Точно большой авиалайнер, бегущий по взлетной полосе. Поначалу не верится, что такая огромная неуклюжая махина способна оторваться от земли, сама мысль кажется нелепой. Но затем замечаешь бегущую за лайнером тень и не успеешь подумать, не мираж ли это, как тень вытягивается за хвостом самолета, и неуклюжая махина, со свистом рассекая воздух, взлетает, грациозно, легко, как бывает только в приятных снах.

Таков был и Сильвер.

Притормозив на склоне, Билл нажал на педали, разогнался и привстал с седла. Он быстро усвоил, что, когда мчишься на Сильвере, надо задрать как можно выше штаны, иначе не оберешься беды, можно получить удар в самое чувствительное место. В конце лета, заметив успехи Билла, Ричи скажет: «Билл осторожничает, потому что хочет, когда подрастет, иметь детей». Мысль, что у него будут дети, не доставляла ему удовольствия.

Они с Эдди опустили до упора седло, теперь оно ударяло его в спину, когда, привстав, он крутил педали. В палисаднике соседнего дома какая-то женщина выпалывала сорняки, она загородила глаза от солнца и посмотрела вслед велосипедисту. Мальчик напомнил ей обезьяну на одноколесном велосипеде, которую накануне она видела в цирке. «Может разбиться, — подумала она и вновь принялась за прополку. — Велосипед ему велик». Впрочем, ее это мало беспокоило.

3

У Билла хватило ума не вступать в пререкания с большими ребятами, выскочившими из кустов. На их лицах были написаны злоба, ярость; такие чувства бывают у охотников, преследующих дикого зверя, который покалечил их товарища. Однако Эдди безрассудно стал пререкаться, и Генри Бауэрс выместил на нем свою злобу.

Билл отлично знал этих парней: Генри, Белч и Виктор считались в школе самыми отъявленными хулиганами. Они пару раз избили Ричи Тоузнера, с которым иногда поддерживал приятельские отношения Билл. По мнению Билла, Ричи сам отчасти был виноват в этом, не случайно его прозвали Сквернословом.

Как-то в апреле, когда по школьному двору мимо проходила зловещая троица, Ричи что-то сказал насчет поднятых воротников у Генри, Белча и Виктора. Билл сидел неподалеку, прислонившись спиной к стене соседнего здания, и лениво швырял камешки, он не расслышал шутки. Не расслышал ее и Генри со своими дружками, но он, разумеется, понял, что шутят по его адресу, и обернулся в сторону Ричи. Биллу показалось, что Ричи хотел пошутить тихо, но, на свою беду, он не умел говорить тихо.

— Что ты сказал, шут гороховый? — спросил Виктор Крис.

— Ничего, — произнес Ричи, и этот ответ вкупе с выражением лица, не на шутку встревоженным и испуганным, мог бы положить конец инциденту. Все бы обошлось, если бы не его болтливый язык, сорвавшийся, как плохо объезженный конь. — Вам надо, ребята, уши себе прочистить, а то вы, видно, залепили их воском. Могу предложить пороху.