Дядя Бернак, стр. 49

Теперь, читатель, я приближаюсь к концу моих не совсем обыкновенных приключений, пережитых мною со времени моего приезда во Францию, приключений, которые сами собою могут представлять некоторый интерес, но этот интерес, конечно, затмевается личностью императора, стоящего на первом месте в моих записках.

Много лет прошло с тех пор, и в своих мемуарах я старался вывести Наполеона таким, каким он был в действительности. Наблюдая его слова и поступки, я чувствовал, что моя собственная личность совершенно стушевывалась. Теперь я попрошу вас сопутствовать мне в экспедиции не Красную Мельницу и последить за событиями, которые произошли в библиотеке Гросбуа.

Прошло несколько дней после раута у императрицы; был последний день того срока, в который Сибилль было разрешено спасти своего возлюбленного, отдав в руки полиции Туссака. Правду сказать, я не особенно тревожился за ее неуспех, потому что под прекрасной внешностью ее возлюбленно скрывался низкий, жалкий трус. Но эта чудная женщина с твердой волей, мужественным сердцем, совершенно одинокая в жизни, глубоко трогала мои чувства, и я был готов сделать все, чего бы она ни потребовала, лишь бы исполнились ее желания – даже противное моим взглядам и мнениям.

С такими чувствами я вышел навстречу ей и генералу Саварею, входившим в мою комнату в Булони. Один взгляд на ее пылавшие щеки и светившиеся победой глаза подсказал мне, что она уверена в успехе своего дела. – Я сказала вам, что найду его, Луи! – крикнула она. – Теперь я прямо обращаюсь к вам, потому что мне нужна ваша помощь!

– Mademioselle настаивает на том, что солдаты в данном случае бесполезны, – сказал Саварей, пожимая плечами.

– Нет, нет, нет, – пылко проговорила она, – тут необходима осторожность, а при виде солдат он сразу спрячется в какой-нибудь тайник, где вы никогда не сможете открыть его присутствия. Я не могу отнестись легкомысленно к этому делу, когда оно доведено почти до конца! – Судя по вашим словам, нам вполне достаточно троих, – сказал Саварей, – я лично никогда не взял бы больше. Вы говорите, что у вас есть еще один друг, какой-то лейтенант?

– Лейтенант гусарского полка из Берчени, Жерар!

– Тем лучше! В Великой армии мало таких хороших, исполнительных офицеров, как Жерар! Я думаю, что мы трое сможем выполнить возложенную на нас миссию.

– Я в вашем распоряжении!

– Потрудитесь сообщить нам, где же находится Туссак?

– Он скрывается на Красной Мельнице!

– Мы обыскали там все, и уверяю вас, что его там нет.

– Когда вы произвели там обыск?

– Два дня тому назад.

– Следовательно, он поселился там после. Я знаю его возлюбленную Жанну Порталь; Я следила за нею в течение шести дней. В эту ночь я заметила, что она тихонько пробиралась к Красной Мельнице с корзиной вина и фруктов. Все утро она внимательно приглядывалась к прохожим, и я видела, что при проходе солдата на ее лице мелькнуло выражение ужаса. Я так уверена в том, что Туссак на мельнице, как будто я видела его собственными своими глазами.

– В таком случае не будем терять ни минуты! – вскричал Саварей. – Если он может рассчитывать найти лодку на берегу, то, несомненно, с наступлением темноты он сделает попытку бежать в Англию. С мельницы хорошо видны все окрестности, и mademoiselle права, полагая, что вид солдат заставит его лишь скорее убежать!

– Что же тогда мы будем делать? – спросил я.

– Через час вы явитесь к нам в той же одежде, как вы есть, к южному въезду в лагерь. Вы будете путешественником, едущим по большой дороге. А я увижу Жерара, и мы сговоримся с ним относительно переодеванья. Берите ваши револьверы, потому что нам придется иметь дело с самым опасным человеком по Франции! Мы предоставим в ваше распоряжение лошадь.

Последние лучи заходящего солнца окрашивали в пурпур белые меловые утесы, которые так часто встречаются на северных берегах Франции. Когда через час после нашего разговора я вышел к южным воротам лагеря, я был удивлен, не найдя на условленном месте моих друзей. Только у дороги высокий человек, одетый в синий сюртук с металлическими пуговицами, похожий по внешности на бедного сельского фермера, подтягивал подпруги на чудной вороной лошади; несколько поодаль от него молодой конюх в выжидающей позе держал уздечки двух других лошадей. Только узнав в одной из лошадей ту, на которой я приехал из Гросбуа, я догадался, в чем дело, и ответил улыбкой на приветливую улыбку молодого конюха, а фермере в широкой шляпе тотчас же узнал Саварея.

– Я думаю, что мы можем отправиться в путь, не возбуждая ни в ком подозрения, – сказал он. – Вы должны слегка сгорбиться, Жерар! Ну, а теперь трогаемся, а то, пожалуй, будет уже слишком поздно! В моей жизни было много всяких приключений, но это последнее стоит выше всех. Я вспомнил, глядя на воду, туманные берега Англии с чередующимися на них сонными деревушками, жужжание пчел, звон колоколов в воскресные дни, широкие и длинные улицы Ашфорда с их красными кирпичными домиками, кабаками с кричащими вывесками. Большая часть моей жизни мирно протекла в этой обстановке, а теперь я чувствовал под собою бешеную горячую лошадь; два заряженных пистолета висели у меня за поясом; наконец, – самое поручение, от исполнения которого могла измениться вся моя жизнь; мое будущее зависело теперь от того, удаться или нет арестовать самого опасного заговорщика.

Припоминая свою молодость, оглядываясь теперь на все опасности, которые грозили мне, все превратности судьбы, я всегда яснее всего себе представляю этот вечер и бешеную скачку по извилистой проселочной дороге. Это приключение настолько врезалось в мою память, что я, как сейчас, представляю себе все малейшие детали. Мне кажется, что я вижу даже комки грязи, отскакивавшие от подков лошадей, во время бешеной скачки. Выбравшись из лагеря на дорогу, мы поехали краем ужасного соляного болота. Мы постепенно углублялись внутрь страны, проезжая через обширные пространства, заросшие папоротником и кустами терновника, пока наконец слева от нас не показались родные башни Гросбуа. Тогда, по команде Саварея, мы свернули направо и поехали по ограниченной с обеих сторон холмами дороге.