Девятый Будда, стр. 37
Словно пытаясь совсем запутать его, горы, казалось, начали играть в какие-то сумасшедшие игры и маскироваться. То один пик надевал на себя корону из облаков, то другой окутывался туманом, пока третий обрушивал на себя лавину снега, быстро менявшую его очертания. Свет и тени по очереди танцевали везде, куда могли добраться: на скалах и в лощинах. То, что сейчас казалось долиной, через мгновение превращалось в ледник; плоская скала внезапно оказывалась заостренным гребнем; яркое заснеженное поле неожиданно покрывалось глубокой тенью. Ничто не было постоянным, и Кристофер, отчаявшись, отказался от попытки понять, какой дорогой они идут, или запомнить ее на тот случай, если придется самому идти обратно. Один или два раза, когда дорога раздваивалась, даже монахи останавливались и совещались, каким путем им идти.
К вечеру шестого дня Кристофер увидел, что они приближаются к широкому проходу. Воздух был разреженным до предела, и он с трудом дышал. Как он заметил, нелегко приходилось даже монахам. Они остановились на отдых, совсем немного не дойдя до прохода.
— Наше путешествие скоро закончится, — прошептал лама Кристоферу. — Вот наш пункт назначения.
Он показал вверх в направлении прохода. Меркнущий солнечный свет золотил края изогнутого горного хребта. Сверху сквозь проход легко спланировала птица, бородач-ягнятник, а затем снова взмыла вверх, и крылья ее на какое-то мгновение сверкнули, поймав солнечный луч. Вдали, на вершине перевала, куда не проникало солнце, лениво двигалась пелена тумана.
— Я ничего не вижу, — заметил Кристофер.
— Посмотрите пристальнее, — посоветовал лама. — Наверху, слева от того места, где начинается туман. — И он снова показал, в каком направлении нужно смотреть.
Кристофер увидел, как что-то развевается на ветру. Через несколько мгновений он понял, что это тарчо, традиционный шест, к которому по всей длине крепится хлопковое полотнище со словами молитв и изображением крылатого коня. Шест означал, что где-то поблизости есть люди — маленькая деревушка или жилище отшельника.
Внезапно, словно обнаружение Кристофером флага послужило сигналом, вся долина завибрировала от громкого звука. Откуда-то сверху донеслись глубокие звуки храмового молитвенного рога. Это не был обычный рог, это был гигантский дангчен. Низкий и глубокий голос огромного рога проник в каждый уголок прохода и расположенной ниже долины. Его рев, раздавшийся посреди гробовой тишины и полного одиночества, наполнил Кристофера чувством, похожим на страх. Повсюду загремело эхо, и Кристофер почувствовал, как бегут мурашки по его коже.
И вдруг так же внезапно звук прекратился. Эхо умерло, и все затопила нахлынувшая тишина.
Они начали карабкаться к проходу. Подъем был крутым и коварным. Широкие участки льда вынудили их преодолеть часть пути ползком. Снизу казалось, что до перевала рукой подать, но сейчас он словно дразнил их, удаляясь все дальше по мере того, как они приближались к нему. Это была оптическая иллюзия, вызванная причудливой игрой теней и лучей заходящего солнца.
Наконец они достигли вершины и подошли к входу в ущелье.
— Лха-гял-ло! Лха-гял-ло!— громко закричали монахи.
Кристофер впервые видел, что они способны на нечто сродни эмоции. Царонг Ринпоче близко подошел к Кристоферу и крепко схватил его за руку. В глазах его читалось крайнее возбуждение. Остальная часть лица была скрыта шарфом.
— Посмотрите вверх, — резко прошептал он, и шепот прозвучал неестественно громко в морозном воздухе.
Кристофер последовал его совету. Сначала он не заметил ничего выдающегося: обычная скала, поднимающаяся вверх и скрывающаяся за завесой кружащегося тумана. Казалось, туман заполнял все, что лежало перед ними, поднимаясь стеной до замерзших облаков. Со всех сторон их окружали лед и туман, образуя подобие мягко качавшей их колыбели.
— Там ничего нет, — пробормотал Кристофер. — Камни и туман. И все.
Внезапно снова взревела труба, и на сей раз источник звука был ближе. Намного ближе. Глубокий пульсирующий звук пронизывал мглу, словно сирена в море. Но куда бы ни взглянул Кристофер, перед глазами его были лишь скалы, покрытые льдом, кружащимся туманом и низкими облаками.
— Подождите, — прошептал Царонг Ринпоче. — Скоро вы все увидите.
Двое других монахов вращали молитвенные колеса, добавляя металлическое жужжание к вибрациям невидимой трубы, ревевшей из-за пелены тумана.
И вдруг каким-то чудесным образом, словно рев трубы заставил небеса совершить это чудо, туман частично расступился, открывая взорам золотую крышу и террасу внизу, на которой неподвижно застыла фигура в оранжевом одеянии, освещенная умирающим солнцем. Этот человек дул в огромный рог, установленный на деревянных подставках. Косые лучи солнца упали на рог, словно охватив его огнем. Затем снова наступила внезапная тишина, и в этой тишине до него донесся слабый звук голосов, нараспев читающих молитвы, напоминающий шорох волн, падающих на усыпанный галькой берег. Человек на террасе поклонился и растворился в тумане.
Туман продолжал расступаться, по очереди открывая взгляду Кристофера собранные в кучу здания монастырского комплекса. Казалось, что огромное сооружение висело между небом и землей, каким-то невероятным образом паря в воздухе на подушке из тумана, а его самые высокие башни терялись где-то за облаками.
Посередине стояло необъятных размеров центральное здание, выкрашенное в красный цвет, к которому прижималось множество более мелких зданий, облепляя его, как цыплята курицу. Главное здание насчитывало в высоту несколько этажей, его золотые крыши и шпили пылали в лучах заходящего солнца. Окна уже были закрыты ставнями, защищающими от вечернего ветра. С крыш свисали сосульки, напоминая украшения на огромном торте.
Кристофер был поражен увиденным после стольких дней однообразной белизны и безлюдья. Как голодный человек наслаждается едой, так и он наслаждался открывшимся перед ним золотым видением, пока солнечный свет не стал фиолетовым и не начал угасать, унося с собой теплые цвета. Перед глазами снова была темнота, и он спросил себя, на самом ли деле он только что видел храм.
— Что это за место? — прошептал он в никуда.
— То, куда мы шли, — ответил Царонг Ринпоче. — Перевал, по которому мы поднимались, называется Дорже-Ла. Храм перед нами — Дорже-Ла-Гомпа. Но его настоящее имя Санга Челлинг: «место тайных чар».
Кристофер снова посмотрел вверх. В окне под самой крышей кто-то зажег лампу. Кто-то наблюдал за ними. Кто-то ждал их.
Глава 23
Дорже-Ла-Гомпа, Южный Тибет, январь 1921 года
Они подошли к монастырю на рассвете следующего утра. Их разбудил звук монастырского рога, резко кричавшего на широкой террасе, требовавшего от темноты возвращения света. И свет вернулся, ненадолго задержавшись на широких пиках Восточных Гималаев, перед тем как неохотно сползти вниз, в темную долину перед Дорже-Ла.
Чтобы подняться к монастырю, надо было вскарабкаться по длинной деревянной лестнице, готовой в любую секунду развалиться и сбросить их на застывшие внизу камни. Кристофер поднимался по ней безо всяких эмоций, он не испытывал ни страха, ни предвкушения встречи с сыном, ни восторга по поводу того, что они все же дошли, — все чувства оставили его.
К тому времени, как они оказались в здании, утреннее собрание монахов уже закончилось. Они прошли через маленькие красные ворота, в то время как монахи пили чай в лха-кханге, перед тем как продолжить обряды и молитвы. Путешественников встретил маленький толстый монах, судя по одежде, управляющий. Двое монахов забормотали приветствия и тут же поспешно удалились в плохо освещенный коридор, словно кролики, возвращающиеся в свой крольчатник. Лама вошел в дверь, находившуюся слева, и молча закрыл ее за собой. Кристофера повели в другом направлении, по проходу, освещенному вонючими масляными лампами, отбрасывавшими желтый, точнее, зеленовато-желтый свет. В коридоре царили запахи прогорклого масла и человеческого пота, что было вдвойне неприятно после свежего, разреженного горного воздуха.