Победа достается нелегко, стр. 1

Георгий Свиридов

ПОБЕДА ДОСТАЁТСЯ НЕЛЕГКО

Роман

Роман удостоен премии Министерства обороны СССР

Победа достается нелегко - i_001.jpg
Победа достается нелегко - i_002.jpg

РЯДОВОЙ КОРЖАВИН

Глава первая

1

Победа достается нелегко - i_003.jpg
ронированные вездеходы, приспособленные к движению по песчано-пустынной местности, отмеряют своими мощными рубчатыми колесами километр за километром, уходят все дальше и дальше в степь. Позади остались бело-розовые сады, глиняные дувалы кишлаков, ровные карты хлопковых плантаций, журчащие нитки арыков. Впереди, до самого горизонта, расстилается бесконечная степная равнина, покрытая хрупкими маками и тюльпанами, ярко-красными, как пионерские галстуки. Их неисчислимое множество, они алеют на сочной зелени травы и вместе с голубыми ирисами, желтыми одуванчиками и другими цветами делают степь нарядной, похожей на гигантский хорезмский ковер. Весна полностью вступила в свои права, было тепло и по-мартовски солнечно. Встречный ветер, настоянный на весенних цветах, обдувает дубленые лица солдат, треплет расстегнутые воротники гимнастерок, наполняет грудь светлым предчувствием радости, ощущением силы, и песня, вырвавшись на простор из глубин солдатских луженых глоток, устремляется в бездонную синеву каракумского неба:

Вьется, вьется знамя полковое,
Командиры — впереди!

В кузове первого вездехода во втором ряду сидит, положив руки на автомат, и поет рядовой Коржавин. Он такой же, как и его друзья по службе, запыленный, обветренный и обожженный азиатским солнцем. На нем такая же, как и у всех, выгоревшая, не раз стиранная и вновь просоленная солдатским потом гимнастерка с отложным воротником и рукавами без манжет. Такие гимнастерки носят только в войсках на юге, и солдаты называют их «разгильдяйками». Возможно, потому, что в такой гимнастерке можно ходить с расстегнутым воротом и ни один патруль не сделает замечания, ибо так «положено».

У Коржавина самое обыкновенное русское лицо, мужественное и доброе. Он из тех характерных славянских типов, которые обычно отбираются для исполнения главной роли в художественных фильмах по мотивам русских народных сказок: высокий лоб, крупный нос и сильный подбородок. Но суровые черты сглаживаются мягкой улыбкой, которая никогда не потухает, и задумчиво добрым взглядом больших голубовато-зеленых глаз. И имя у него тоже сказочное, старинное — Руслан. А в остальном он самый обыкновенный солдат, рядовой боевого расчета ракетной установки, едет на очередную тренировку, держит путь на полигон, или, как говорит старшина Танукович, «движется походным строем в район полевых занятий». Коржавин хорошо знает, что собой представляют эти очередные полевые занятия, особенно сейчас, когда ракетный дивизион готовится к предстоящим учениям. Знают это и его друзья, товарищи по службе, и поют:

А для тебя, родная,
Есть почта полевая…

Впереди — квадратная спина и коричневый затылок старшины Тануковича, рядом локти и плечи товарищей. Руслан оглядывается назад. Горы давно отступили, уменьшились, поблекли, опасные гранитные скалы и вершины слились в одну цепь дымно-фиолетового хребта, стали похожими на силуэт далекого леса. Где-то там, на линии горизонта, у подножия гор расположен военный городок. Его отсюда не видно, но он есть, существует, пристально следит за подразделением, ловит чутким ухом радиоантенны сообщения командира, капитана Юферова, который сидит впереди, в кабине вездехода, рядом с водителем. Песня кончилась, и слышно, как монотонно работают моторы.

— Ого! Отмахали сколько!

— Да, чешем здорово! — соглашается сержант Мощенко. — Только тюльпаны жалко, давим колесами… Красота-то какая!

Руслану тоже жаль тюльпаны. Позади вездехода остается широкий след. Коржавину кажется, что этот след двумя жирными линиями перечеркивает красоту каракумского праздника жизни и весны.

— Нашел, что жалеть! Тюльпанчики, букетики, мещанская сентиментальность, — вставляет Евгений Зарыка. — Лучше себя пожалей.

— А что мне себя жалеть? — удивляется Мощенко. — Я человек военный.

— То-то и оно, что военный.

— Злюка ты, Женька, — говорит Руслан.

Но Зарыка не обижается:

— Нет, просто рассудительный. По-моему, лучше вот таким манером чесать на вездеходе по разным тюльпанам и макам, чем на своих двоих пыхтеть с аппаратурой в зубах.

— Разговорчики! — вставляет старшина и прекращает дискуссию. — Коржавин, запевай!

2

Район полевых занятий — дикая пустынная степь. Ни кустика, ни деревца. Только небольшой холм да остатки разрушенной кибитки у засыпанного колодца мрачным, серым пятном выделяются, как грубая заплата, на ярком зелено-красном фоне ковра. Неподалеку от этих развалин, и остановился ракетный дивизион.

К полудню солдаты уже не замечали весенней прелести, давили сапогами тюльпаны и маки, торопливо копали землю, снимали с машин тяжелое специальное оборудование и думали лишь об одном — скорее закончить, скорее выполнить задание. Соль белыми обводами проступала на гимнастерках, большие пятна пота темнели вокруг подмышек. Приказы сыплются один за другим, только успевай выполнять. Солнце застряло в зените и оттуда щедро поливает зноем, а изнутри, царапая горло, томит жажда.

— Нажимай, ребята! Разведчики обходят!

Руслан взглянул направо. Солдаты соседнего расчета быстро монтировали ажурную антенну локационной станции, подготавливали к работе сложную и в то же время простую в обращении радиолокационную аппаратуру.

«Неужели опять локаторщики обойдут? — Коржавин ребром ладони торопливо смахнул со лба капли пота. — Неужели первыми доложат о готовности?»

Коржавин с яростью вонзил лопату в твердый грунт. Быть в числе отстающих он, как и его товарищи, не хотел. Весть о том, что их могут обойти, подхлестнула, придала силы. Минуту назад Коржавин, честно говоря, возмущался тем, что командир зря гоняет их, заставляет действовать вручную, когда можно было бы с успехом, применить механизмы. Думал о том, что завтра в городском Доме культуры открывается первенство области по боксу и ему предстоит трудный бой, а он сглупил, не послушался физрука части старшего лейтенанта Никифорова, который принес ему освобождение от полевых занятий.

— Осторожнее! Это тебе не ящик с гвоздями! — командует Мощенко. — Поворачивай направо!

Голос у сержанта зычный. Мощенко работает с увлечением и не замечает, что, отдавая приказы, повышает голос. Это его слабость. Солдаты не обращают на это внимания, ибо привыкли к характеру сержанта. Они знают, что Мощенко повышает голос без злости, в нем нет издевки, только одна забота. Сержанту не терпится скорее выполнить поставленную задачу.

Солдаты стараются вовсю. Они почти закончили оборудование боевой позиции огневого расчета. Коржавин, не чувствуя усталости, работает за двоих. Стартовая установка, или, как ее любовно называют ракетчики, «пушка», занимает свое место. Выкрашенная в защитный зеленый цвет «пушка» тускло поблескивает в лучах солнца. Ее короткий плоский «ствол» готов принять в свои объятия ракету.

Капитан Юферов стоит у кабины вездехода и нетерпеливо поглядывает на секундомер. Коржавин мысленно представил себе бег стрелки по кругу. Кто раньше — мы или она?

Мощенко быстро, уверенными движениями устанавливает пусковое устройство. Солдаты поспешно тянут провода, подключают электрическую сеть. Коржавин, выполнив свои обязанности, взглянул на Зарыку, на его напряженно согнутую спину и скорее догадался, чем увидел: у Женьки произошла заминка. Не ожидая приказания, Руслан бросился на подмогу.