Повести и рассказы разных лет, стр. 93

Усталые и возбужденные с дороги, супруги были рады как следует отдохнуть в первую ночь под сводами замка. Вскоре все вокруг и внутри погрузилось во мрак и безмолвие. Прошло несколько ночных часов, как вдруг сразу из нескольких окон взметнулись языки пламени. Пожар мгновенно распространился и минутой позже бушевал уже с невиданной свирепостью, охватив здание сплошным кольцом. Пламя вздымалось все выше и выше, оконные стекла лопались одно за другим, клубы едкого дыма проникали в самые отдаленные уголки замка.

Одинокая мужская фигура пробиралась, крадучись, по снежным сугробам, подобно савану окутавшим пустынные поля. Как ни осторожна была его поступь, скрип мерзлого снега под ногами разносился далеко вокруг. Этим человеком был тот самый бродяга, что так напугал Анелю. Поднявшись на небольшую возвышенность, он остановился и обернулся, чтобы насладиться страшным зрелищем пожара.

— Не томиться больше безвинно несчастным всю свою жизнь в твоих подвалах! — воскликнул он. — В чем было мое преступление? Всего лишь в том, что я напомнил хозяину о его низком происхождении! И за это меня разлучили с моим единственным ребенком — моей любимой малышкой Анелькой! В их сердцах не нашлось жалости для бедной сиротки — так пускай теперь все они сгинут в огне!

Внезапно в одном из больших окон замка показалась прекрасная фигура молодой женщины. Она старается найти путь к спасению, но тщетны ее усилия. Всего на мгновение возникла облаченная в белое красавица на фоне пылающих гардин и охваченных пламенем стен и тут же сгинула, поглощенная огненной стихией. За спиной несчастной мелькнула другая фигура — мужская. Он пытается помочь женщине, но его попытка терпит фиаско. Никому больше не видать их живыми.

Эта ужасная сцена устрашила даже самого поджигателя. Опрометью бросился он прочь, зажимая уши ладонями, чтобы не слышать грохота рушащихся стен, и все ускоряя и ускоряя свой бег.

Наутро крестьяне нашли в снегу тело замерзшего человека. Милосердное Провидение сжалилось над страдальцем, долгие годы томившимся в заключении, не дав тому испытать перед кончиной новые муки от сознания того, что он собственными руками предал жестокой смерти в языках пламени ту, что была когда-то его возлюбленной дочуркой, — бывшую крепостную сиротку из Побереже.

1892 г.

Сошел с дистанции

К северу от Батсера протянулась застывшей волной холмистая гряда Гемпшир-Дауне. Милях в двух от нее в низине лежит городок Питерсфилд. Серые крыши и красные стены домов едва видны среди густой зелени деревьев. От гребня холмов местность понижается широкими дугообразными уступами, чем-то напоминая окаменевшее в доисторические времена зеленое море. Внизу в долине, как раз в том месте, где пологий склон плавно переходит в равнину, расположилась крупная ферма. В центре ее находится кирпичный дом квадратной формы, из трубы которого лениво струится серый дым. Владение принадлежит явно процветающему фермеру, о чем наглядно свидетельствуют два коровника, несколько стогов сена и обширные поля, желтые от наливающейся пшеницы.

На зелени склонов то тут, то там темнеют скопления кустов дрока, ветви которых пламенеют ярко-желтыми цветами. По левую сторону от фермы проходит широкий Портсмутский тракт, вдоль которого цепочкой тянутся от гребня высокие телеграфные столбы. За границей хозяйства открывается зияющий гигантский провал, резко выделяясь белым пятном на зеленом фоне. Это знаменитая меловая каменоломня. Из глубин провала доносятся отдаленные голоса людей и звяканье инструментов. В седловине меж двух зеленых холмов, возвышающихся над карьером, виднеется крохотный треугольник — окрашенный в свинцовые тона морской пейзаж с белой блесткой одинокого паруса.

По тракту спускаются в долину две женщины: пожилая полная матрона с красным лицом в грубом саржевом платье и накинутой на плечи темно-желтой пейслейской шали и совсем юная девушка, хорошенькая, с большими серыми глазами и приятным личиком, усеянным множеством веснушек, словно перепелиное яйцо. На ней аккуратная белая блузка с узким черным пояском и простая короткая юбка, придающие девушке утонченно-изящный вид, чего никак нельзя сказать о ее старшей спутнице. Впрочем, в глаза сразу бросается заметное сходство между ними, откуда легко прийти к выводу, что перед нами мать и дочь. Если у первой от тяжелого крестьянского труда давно огрубела кожа, покрылось морщинами лицо и расплылась фигура, то вторая являет собой наглядный пример благотворного влияния обучения в частном пансионе на свежий цвет лица и гибкость стана. Тем не менее, характерные особенности походки обеих женщин, изгиб плеч, одинаковые движения бедер при ходьбе — все указывает на кровное родство между ними.

— Матушка, мне кажется, я вижу отца на пятиакровом поле, — воскликнула девушка, указывая вниз, в направлении фермы.

Пожилая женщина прищурилась и приставила ладонь козырьком к глазам.

— А это еще что за тип рядом с ним? — спросила она.

— Билл, по-моему.

— Ах, да причем тут этот недоумок? Я спрашиваю, с кем он разговаривает?

— Никак не разберу, матушка. Он в соломенной шляпе. Адам Уилсон с карьера носит такую же.

— Ну, конечно! Как же я сразу не узнала Адама? Что ж, очень хорошо. Мы вернемся домой как раз вовремя, чтобы повидаться с ним. Негоже будет, если он понапрасну потратит время, а с тобой так и не поговорит. Провались пропадом эта пыль! В таком виде и на глаза приличным людям показаться стыдно.

Та же мысль пришла, должно быть, и в голову дочери. Она вытащила носовой платок и теперь старательно счищала пыль с рукавов и переда юбки.

— Это ты правильно сообразила, Долли. А ну-ка, пройдись еще по оборкам — там осталось немного. Ты хорошая девочка, Долли, благослови тебя Господь, да только зря стараешься. Его ведь не платье твое интересует, а мордашка. На платье-то он, поди, и не глянет. А знаешь, дочка, я не удивлюсь, ежели он сегодня к отцу сватать тебя заявился!

— Не мешало бы ему сначала меня спросить, — заметила девушка.

— Но ведь ты же согласишься, когда он спросит, разве нет?

— Я пока не совсем уверена, матушка.

— Ну и дела! — всплеснула руками мать. — Ума не приложу, чего теперешним девкам надобно? Просто ума не приложу! Это тебе в пансионе твоем головку невесть чем забили. Вот когда я в девках ходила, коли к кому сватался достойный человек, то ему прямо отвечали: «да» или «нет», а не держали в подвешенном состоянии, как какую-нибудь полуобстриженную овцу. Взять хотя бы тебя — сразу два ухажера за тобой увиваются, а ты ни одного из них никак выбрать не можешь!

— В том-то и дело, мамочка! — воскликнула Долли, то ли смеясь, то ли плача. — Если бы они не ухаживали за мной сразу вдвоем, тогда я, может быть, нашла, что ответить.

— Ты что-нибудь имеешь против Адама Уилсона?

— Ничего, матушка. Но и против Элиаса Мейсона я тоже ничего не имею.

— Да и я, признаться, тоже, зато я точно знаю, который из двух лучше выглядит.

— Ах, хорошо выглядеть — это еще не все, матушка. Ты бы послушала, как умеет говорить Элиас Мейсон. А как он стихи читает!

— Вот и отлично — выходи тогда за Элиаса.

— Но у меня язык не повернется отказать Адаму!

— Ну и ну! В жизни не встречала такую взбалмошную девчонку. Ты как теленок между двумя копнами сена — то от одной отщипнешь, то к другой тянешься. А между тем, одной на сотню выпадает такая удача, как тебе. Возьми Адама: три с половиной фунта в неделю, уже мастер на каменоломне, а коли повезет, так и до управляющего дослужится. Да и Элиас зарабатывает неплохие деньги. Старший телеграфист на почте — должность немаленькая. Но нельзя же обоих на поводке водить. Пора остановиться на ком-нибудь одном, а иначе помяни мое слово — останешься ты вообще на бобах, ежели глупости свои не прекратишь.

— Ну и пусть! Мне все равно. Никого мне не нужно! И вообще я не понимаю, чего они за мной бегают?

— Такова уж человеческая природа, девочка моя. Мужчинам так положено. А вот если бы они вдруг начали вести себя по-другому, ты бы первая стала возмущаться. Разве не записано в Священном Писании: "Мужчина стремится к женской любви, как искра от костра — к небу". — При этом мать краем глаза глянула на дочку, будучи, похоже, не совсем уверенной в точности приведенной цитаты. — Разрази меня гром, если это не Билл шкандыбает. В Писании сказано, что все мы сотворены из глины, но у Билла это куда заметнее, чем у всех знакомых мне парней!