Вендетта для Святого, стр. 3

— Амико, [2] — приглушив голос сказал Святой, не хотите ли еще раз порыться в памяти?

Призвуке этих слов бедняга окаменел. Потом мучительно медленно его взгляд обежал Святого целиком с ног до головы.

— Не уходите и не прекращайте уборки, — деликатно настаивал Саймон. — Никто снаружи меня не видит, и никто никогда не узнает, что я возвращался. Пошевелите мозгами, чтобы припомнить фамилию человека, о котором я спрашивал.

— Нон каписко, [3] — отрезал швейцар охрипшим голосом и сделал вид, что взялся за уборку, но поверить в это мог бы только дефективный младенец.

Из правила, что деньги говорят сами, есть исключения, но что-то подсказывало Святому, что он имеет дело с человеком, который не останется глух к достаточно убедительном у доводу. На этот раз он вынул банкнот в десять тысяч лир и развернул его во всю длину, на солнце тот отливал золотом. Снова свернул его в трубочку и разжал руку. Швейцар жадно следил, как тот падал, пока его не прикрыла стопа Саймона.

— Вы понимаете? Вы могли бы его просто замести…

— Нет, — ответ был машинальным, но убежденность ослабла.

— Вы могли бы, по крайней мере, подсказать, где я смогу что-нибудь узнать. Например, отель, в котором он живет? Это мог бы мне сказать водитель такси, на котором он уехал отсюда. Никто не узнает, что информацию я получил от вас.

Капли пота выступили на смуглом лице. Страх боролся с жадностью. Саймон достал еще один банкнот в десять тысяч лир и свернул его также старательно, как первый.

— «Экцельсиор». — Швейцар тяжело дышал.

Саймон долго смотрел на него, и, поскольку мужчина продолжал молчать, стало ясно, что он назвал самый роскошный отель в Неаполе.

— Благодарю, — сказал Святой. Уронил второй банкнот и отвернулся, не дожидаясь, когда он вместе с предыдущим окажется в кучке мусора, которую швейцар старательно погнал к соседнему углу. Теперь, если только информация была верной, Саймон мог быстро продвинуться вперед.

Черно-зеленое такси подвернулось, когда он сворачивал на Виа ля Фальконе и ехало за ним, пока водитель расхваливал достоинства своего экипажа и его невиданную скорость… Саймон приказал вначале остановиться перед магазином кожаной галантереи, который заметил неподалеку от отеля «Экцельсиор».

Купил там прелестный футляр для сигар из свиной кожи с позолотой, не желая ради экономии поступиться своим изысканным вкусом. Для него это были обычные производственные расходы, точно такие же, как те, которые распечатали казавшиеся немыми уста швейцара. Забрав футляр, он с той же целью отправился в «Соль и табаки», находившиеся чуть дальше. При случае его развлекло бы вовлечение торговца в длинные и серьезные дебаты на тему выбора сорта соли, которая по причинам, совершенно не понятным для неитальянцев, продается в тех же фирменных магазинах, что и табак. Но этим утром он был слишком охвачен нетерпением, чтобы тратить время на что-нибудь иное, кроме покупки двух отборных сигар, и торговец, продавший их гораздо выше обычной цены, никогда не узнал, какая мука его миновала.

Саймон вложил сигары в футляр и, держа его в руке, вошел в пышущий роскошью холл отеля «Экцельсиор», направившись к стойке портье.

— Мне кажется, это принадлежит одному из ваших клиентов, — сказал он. — Вы не будете так любезны передать вещь хозяину?

Футляр, который Саймон положил на стойку, портье осмотрел с олимпийским безразличием, соответствовавшим его положению, которое все портье считают лишь немногим ниже ранга директора.

— А вы знаете, чье это? — спросил он, давая понять, что в сферу его деятельности входят дела не тысяч, а десятков тысяч особ и что каждый, кто не отдает себе в этом отчет, просто деревенщина.

Саймон покачал головой.

— Боюсь, что нет. Я случайно увидел, как он садился в такси, и услышал, как велел шоферу везти его сюда, а потом увидел на тротуаре эту вещицу. Я окликнул, но такси уже тронулось и он не услышал.

— Как он выглядел?

— Плотный, около шестидесяти, немного рябоват, почти лысый, в костюме из серой саржи, бриллиантовая заколка в галстуке, запонки с сапфирами, золотой перстень с большим изумрудом.

Портье, который как и все члены этого уникального европейского братства, считал, что знает каждого из гостей, слушал с вниманием, возраставшим от вежливого равнодушия и сочувственной настороженности до мгновенного озарения.

— Ах так, ну тогда, думаю, речь идет о синьоре Дестамио.

На неуловимый миг Святой задержался с ответом.

— Не Карло Дестамио?

— Нет. Его зовут Алессандро Дестамио. — Футляр исчез под стойкой. — Я оставлю для него.

— Минуточку, — вежливо сказал Саймон, — а почему бы не позвонить ему в номер и не спросить, терял ли он ту вещицу? По правде говоря, я не видел, чтобы она выпала у него из кармана. Может, просто лежала там уже давно?

— К сожалению, сейчас я не могу его спросить. Он уехал вчера вечером.

— В самом деле? — Саймон не моргнул глазом. — Как неудачно! Я, разумеется, нашел это вчера, но был слишком занят, чтобы прийти пораньше. И куда он уехал?

— Понятия не имею.

— А как же тогда вы сможете его спросить?

По потемневшему лицу, сразу приобретшему кислую мину, было заметно, что портье без энтузиазма относился к подобного рода расспросам.

— Спрошу, когда вернется. Он не турист, у нас постоянно держит свой номер. Если вы хотите оставить свое имя и адрес, я отправлю вам эту вещицу, если он от нее откажется.

Таким безупречным способом он давал понять: если речь идет о вознаграждении, не волнуйся, постараюсь, чтобы ты его получил, раз тебе это так важно.

— Не забивайте себе этим голову, — беззаботно сказал Саймон. — Если он откажется, возьмите эту безделушку себе. Только раскуривая их, будьте с этими сигарами поосторожнее, на случай, если их подкинул какой-нибудь шутник.

Он счел, что такая концовка оставляла интересные перспективы для будущих контактов.

И, кроме того, в результате визита он добился всего, чего желал: он узнал имя и фамилию.

Алессандро Дестамио.

3

Наиболее образованные американцы, взгляд которых, оторвавшись от ближайшего телевизора, еще способен воспринять печатное слово, сумеют отличить имя Алессандро Дестамио от всех ему подобных, которые появляются на экране.

Это имя, как вспомнил Саймон, принадлежало тому, кто был принудительно выселен на родину после годичного курса в Ливенуорт, [4] что стоило правительству США лишь немногим дороже, чем сумма вмененный ему в вину нарушений.

Хотя дядя Сэм недооценил его и выпроводил ударом под зад, здесь, на родной земле, Алессандро ничем не напоминал жертву кораблекрушения. Он, скорее, пользовался внимание, которому мог позавидовать любой блудный сын.

Размышляя над этим, Саймон возвращался в отель. По рекомендации заботливого друга Святой зарезервировал себе номер в отеле, поскромнее, чем «Экцельсиор», расположенном немного дальше по Виа Партеноле, бегущей вдоль моря. Он оказался значительно менее роскошным, чем отели, в который Саймон обычно останавливался последнее время; однако, приехал он поздно ночью, номер показался ему достаточно чистым и удобным, поэтом у не стоило тратить силы на поиски другого на те несколько дней, которые он собирался здесь провести. В отеле было мало постояльцев и немного меньше прислуги, чем в конкурирующих заведениях, но этот недостаток никогда не обратил бы на себя его внимания, если бы ни мимолетное знакомство с покойным мистером Астоном.

Он сам взял ключи со стойки, за которой в разное время дежурили управляющий, кельнер или одна из горничных, все, кто был свободен, а если их не было, приходилось нажимать звонок для вызова персонала, и вошел в автоматический лифт, чтобы подняться на свой этаж. Когда он выходил, из коридора выбежал какой-то человек, торопясь к лифту. Святой обернулся и с внезапным интересом посмотрел на него. Интерес этот был вызван тем, что на побережье Средиземного моря в летний сезон никто никогда никуда не спешит, а тем более к лифту. Вот по этому Святой постарался как следует запомнить остроносое лицо, выступающие зубы, тонкую ниточку усов, костюм в широкую полоску и множество самых банальных деталей, не заслуживающих внимания, прежде чем странный незнакомец торопливо вскочил в кабину лифта и скрылся из виду.