Знак Святого, стр. 26

Саймон не имел в виду очевидные странности, хотя ему бросилось в глаза, что среди размалеванных девиц, сидевших за скромными столиками в ожидании приглашения, были и такие, у которых руки и плечи были чрезмерно мускулистыми для девушек, в то время как двое юношей с тонкими чертами лица, сидевшие поодаль от них, обладали крепкими мышцами и были достаточно широкие в плечах. Такие эксцентричные фигуры были нередки во многих злачных местах Майами. Но здесь была также и публика весьма специфичная.

Конечно, большую часть посетителей составляли туристы, бизнесмены, пожарники, служащие, самоуверенные и беззаботные студенты – то есть обычные посетители любого ночного ресторана Майами. Но среди них была значительная прослойка, которая никак не вписывалась в общую картину: они танцевали без остановки, пили больше по необходимости, чем по настроению, и разговаривали с серьезным видом, если вообще разговаривали; а когда не разговаривали, то обозревали происходящее вокруг каким-то отрешенным взглядом, который не был ни обеспокоенным, ни разочарованным, ни циничным, ни завистливым, но каким-то непонятным и не поддающимся определению. Многие из них были достаточно молоды – крепкие мужчины, гладко выбритые, но с каким-то потухшим взглядом, и девушки-блондинки, безвкусно одетые и не очень умные на вид. Мужчины постарше были плотного телосложения, солидные и инертные. Всю эту публику можно было охарактеризовать одним словом, оно вертелось у Саймона в голове, но он так и не смог его подобрать.

Они вернулись к столику; Саймон уселся на свое более или менее безопасное место – спиной к стене. Им принесли заказ, и Хоппи Униатц задумчиво сосредоточился на восьми унциях шотландского виски, которое наливал в стакан.

– Босс, – пожаловался мистер Униатц, – это просто нахальство.

– Похоже, – согласился Саймон. – А что они тебе сделали?

Хоппи взял свой стакан.

– Ликер, – сказал он, – и очень плохой.

Саймон отлил немного себе в стакан, понюхал и сделал маленький глоток. Затем добавил воды, положил кусочек льда и снова попробовал.

– Для меня нормально, – сказал он.

– А, конечно, это «Мак-Коу». Только он мне больше не нравится.

Святой посмотрел на него с тревогой:

– В чем дело? Ты что, плохо себя чувствуешь?

– Да нет, черт возьми. Отлично. Только он мне больше не нравится. После того виски он не идет в горло. Я спрашивал у официанта, есть ли у них такое, а он принес мне эту дрянь. – Хоппи с отвращением показал на графин, стоявший на столе. – От него разит туалетом. Я ему сказал, что мы не будем платить за воду из аквариума, и он сказал, что не возьмет платы. Я его напугал до потери сознания. Но он опять принес то же самое. Вот в чем дело, босс, просто нахальство, – заключил довольный собой мистер Униатц.

Святой вздохнул:

– Тогда тебе остается лишь опять пойти к Галлиполису. Святой закурил, продолжая анализировать непростую обстановку в зале.

Карина чувствовала его тревожную сосредоточенность на своих мыслях, но, казалось, не была этим удивлена. Зажав сигарету между большим и указательным пальцами, она спросила:

– Ну и что ты думаешь обо всем этом?

– Я очень встревожен, – ответил он, нахмурившись. – Мне приходилось бывать среди подобной публики – я имею в виду молодых ребят и девушек, – и знаю, чего от нее можно ожидать. Но некоторые посетители находятся здесь непонятно зачем. Они не развлекаются и явно не получают удовольствия. Где-то я видел точно такую же картину. – Он размышлял вслух. – Они выглядят так, как будто доктор рекомендовал им немного развлечься, а это, о Боже, может погубить их. У меня на кончике языка вертится фраза, которую я никак не могу сформулировать...

– Вроде как «принудительная радость», – подсказала Карина.

Саймон щелкнул пальцами:

– Конечно, черт побери! «Принудительная радость». Как в Германии. С их ужасной тевтонской серьезностью. «Все граждане будут веселиться вечером в четверг. По приказу». Ночная жизнь в этом городе может превратиться в сплошной суеверный страх...

Он замолчал и бросил напряженный взгляд в зал – все другие мысли мгновенно улетучились из его головы.

Главный администратор в противоположном конце зала усаживал за столик Рэндолфа Марча и капитана.

Глава 5

Как Саймон Темплер наблюдал за разными девушками, а шериф Хаскинс рассуждал о демократии

Оркестр громко заиграл; освещение в зале стало казаться еще более тусклым, когда свет прожектора направили на худосочное создание, появившееся на возвышении с микрофоном в руке. Его светлые волосы красиво вились, а под глазом было пятно, как будто нанесенное краской.

– Леди и джентльмены, – шепеляво произнес он, привлекая внимание публики, – начинаем наше представление, которое будет проходить между танцами, чтобы дать вам возможность немного отдохнуть, – если вы еще сможете переводить дыхание. И мы начинаем с выступления красавицы Тутси Травис.

Он сделал шаг назад, аплодируя громче всех, и затем из-за занавесей под аркой справа от оркестра появилась Тутси. Она и вправду была красивой, с волосами как у голландской куклы и лицом, очень гармонировавшим с ними; ее фигура отличалась весьма развитыми формами. На вид ей было не более шестнадцати лет, что, очевидно, соответствовало действительности. Оркестр заиграл популярную мелодию, и она начала двигаться на месте, обмахиваясь пальмовым веером и подхватывая припев голосом, который мог бы быть более мелодичным. Гораздо более мелодичным.

Марч помахал через весь зал Карине, и она сдержанно ответила ему, тоже помахав рукой. Он не подал вида, что заметил Саймона. Капитан небрежно кивнул в их сторону и больше не обращал на них никакого внимания. Саймон вел себя так же. Когда в общественном месте встречаешься с людьми, которые всего лишь сутки назад сбили тебя с ног да еще колотили по голове пустой бутылкой, то им не следует рассчитывать, что их встретят с распростертыми объятиями. Конечно, можно по горячим следам вызвать полицию и расквитаться, но в данном случае прошло уже достаточно много времени, да и необходимость в этом, видимо, отпала. Можно, наконец, подойти и начать все сначала; но опять же в данном случае были веские причины, не позволявшие конфликтовать, не говоря уже об опыте, приобретенном в прошлом.

Тутси продолжала двигаться по сцене, даже когда оркестр смолк. Неожиданно ее платье начало расползаться по швам, как бы само по себе. Но она, увлеченная танцем, то ли не замечала этого, то ли ей не хотелось прерывать выступление. Она продолжала вертеться на сцене, все больше и больше обнажая свои белоснежные телеса. Мистер Униатц, не скрывая восхищения, гоготал от всей души.

Саймон наклонился к Карине.

– Кстати, – спросил он сквозь зубы, – как зовут этого капитана?

– Фрэд, – ответила она.

– Мне кажется, это имя совсем ему не, подходит, – прошептал Святой.

Он вспомнил о своем первом впечатлении о капитане. На яхте «Марч хэер» капитан лучше владел ситуацией. Вокруг него была аура мертвой холодности, незаметная для случайного наблюдателя, но совершенно очевидная для человека, который, подобно Святому, не раз встречался с опасностью. Во время событий прошлой ночи Фрэд ни разу не переступал запретной черты, ни разу не пытался оказать воздействие на Марча, он всячески демонстрировал уважение и почтительность к нему. И тем не менее, когда Саймон проанализировал вчерашнюю ситуацию, он пришел к выводу, что спланировал ее Фрэд, притом что он никогда не навязывал своего мнения. Он просто вкладывал в голову Марча свои мысли, да так умно, что тому казалось, будто это его собственные мысли, Саймон снова прокрутил в памяти весь вчерашний диалог и подумал, уж не было ли все это галлюцинацией. Если все происходило именно так, как он помнил, то больше всего его поразила квадратная голова капитана, оказавшаяся совершенно гладкой, как страусиное яйцо, когда он снял фуражку.

К этому времени от пышного платья Тутси остались всего лишь четыре широких полоски из черного кружева. В финале танца Тутси кружилась по сцене, а кружевные полоски развевались вокруг ее бедер наподобие пропеллера. Прожектор погас. Послышался шквал аплодисментов, к которым Хоппи Униатц присоединил и свои, ударяя ладонью по столу, пока тот не закачался.