Святой закрывает дело, стр. 23

Святой едва перевел дыхание после первой схватки и не ожидал нового нападения так скоро. И вдруг он почувствовал, как раскаленная игла вонзилась ему в левое плечо.

Он быстро все понял и повернулся на сиденье с пистолетом в руке.

Он и сам признавал, что не был лучшим стрелком в мире, но в ту ночь его рукой водил Божественный промысел. Он хладнокровно, словно тренируясь в тире, задержал дыхание и прострелил обе фары незнакомой машины, а когда они погасли, сумел прицельным выстрелом пробить одно из передних колес. Когда на следующем перекрестке Саймон сворачивал за угол, над головой его роились пули, а число звездочек на лобовом стекле увеличилось.

Но больше его не задело. Словно щитом его закрывала какая-то могущественная сила.

Выехав на прямую дорогу, он почувствовал в плече боль. Похоже, кость не задета, пуля прошила мякоть трапециевидной мышцы, и рука немного онемела, да еще он ослаб от потери крови.

Он сложил в несколько раз носовой платок и запихнул под рубашку, чтобы закрыть рану.

Большего сейчас, на дороге, он не мог сделать, не мог и остановиться, чтобы осмотреть рану и наложить повязку получше. Ведь через десять минут погоня возобновится, если, конечно, преследователям повезло с запаской больше, чем ему. Но на это рассчитывать нельзя.

Но откуда взялась эта машина? Стояла в ожидании на боковой дороге как резерв той четверки и двинулась, предупрежденная шумом схватки? Невозможно. Он ведь долго латал камеру; Машина появилась бы прежде, чем он закончил ремонт. Или она направлялась, чтобы устроить дальше по дороге другую засаду на тот случай, если первая не удастся.

Саймон вертел в голове эти вопросы, как может человек листать страницы книги, которую он знает наизусть: одни страницы пропуская, другие внимательно прочитывая.

Но не находил правильного ответа. Каждую ситуацию он мрачно проанализировал и понял: мысль, пришедшая ему в голову в тот момент, когда первая пуля прошила лобовое стекло, была по-прежнему самой верной. Если Мариус как-либо освободился и ухитрился предупредить свою банду, совершенно очевидно, будут предупреждены и те, кто в «доме на холме». Потом Мариус появится лично. Да, это уже был Мариус...

Тут Святой вспомнил, что, когда он выскакивал из дому, толстяк и длинный не были связаны. А Роджер Конвей, его несравненный лейтенант, в этих играх без умного руководства выглядел просто неопытным новичком.

«Бедный старина Роджер!» – подумал Святой.

Как это было на него похоже – он жалел только Роджера и продолжал ехать. Холодные голубые глаза следили за дорогой, словно два ястреба, преследующие по пятам свою добычу, и «святая» улыбка кривила губы. Он понял, что сюда его направила судьба. Эта мысль утешения не принесла. Разве только он поехал быстрее, поскольку боль в раненом плече поутихла, хотя и отдавалась по всему телу с каждым ударом пульса.

Нога сильно нажимала на акселератор, и цифры на спидометре замелькали быстрее.

Семьдесят восемь.

Семьдесят девять.

Восемьдесят.

Восемьдесят одна... две... три... четыре... Восемьдесят пять.

«Для гоночного трека маловато, – подумал Святой, – но для обычного шоссе, ночью...»

Встречный ветер свирепо бил по лицу, оглушал, словно гигантские фанфары, ревущий двигатель.

Вот скорость достигла потрясающей цифры – девяносто.

Патриция!..

И он словно услыхал зовущий его голос: «Саймон!»

– Родная, – кричал Святой, как будто она могла его услышать. – Я иду к тебе!

Когда он с грохотом промчался через Брейнтри и дорожный указатель показал, что до цели осталось еще восемнадцать миль, с обочины сошли два полисмена и преградили путь.

Намерения их были совершенно очевидны, хотя он и не понимал, почему они хотят его остановить. Ясно, что отказ остановиться по требованию констеблей в Лондоне не мог вызвать столь быстрых и широкомасштабных действий с целью оштрафовать его. Или же Мариус, чтобы удвоить надежность своих засад, сообщил Скотленд-Ярду какую-нибудь умело состряпанную и правдоподобную историю о его деятельности? Но станет ли Мариус это делать? Или же Тил нашел его по следам «фьюрилака» неожиданно быстро? Даже если это так, откуда Тилу знать, что Святой едет по этому шоссе?

Но какими бы ни были ответы на эти вопросы, в эту ночь ничто не могло остановить Святого. Он стиснул зубы и сильнее нажал на акселератор.

Два полисмена, вероятно, предвидели, что он не подчинится, поскольку в мгновение ока отпрыгнули в стороны.

И снова Святой мчался вперед, оглашая окрестности громкими гудками и грохотом двигателя без глушителя.

Глава 11

Как Роджер Конвей сказал правду, а инспектор Тил поверил лжи

Инспектор Тил усадил Германна в гостиной и с удовольствием защелкнул на нем наручники, потом сонно посмотрел на Роджера.

– Привет тому, который был без сознания, – вздохнул он.

– Не совсем, – заметил Роджер. – Когда я кричал, предупреждая вас, мне крепко досталось по голове.

Тил покачал головой. Он бесконечно устал, и даже это легкое движение потребовало от него неимоверных усилий.

– Не мне вы кричали, – веско сказал он. – Меня зовут не Норман. Что вы здесь делаете?

– Прикидываюсь морским львом, – саркастически ответил Роджер. – Это очень веселая игра. Не хотите ли и вы присоединиться? Германн будет нам бросать мелких рыбешек, а мы будем их ловить на лету.

Мистер Тил опять тяжело вздохнул и спросил:

– Как вас зовут?

Несколько секунд Роджер молчал.

Сейчас ему нужно было принять решение, которое могло изменить всю жизнь Святого, его собственную, а может, и весь ход истории Европы. Такое решение принимать нелегко.

Нужно ли назваться Саймоном Темплером? Этот вопрос сразу же возник у него...

В карманах он обычно не носил много вещей, и если его обыщут, это ничего не даст. Конечно, ложь скоро разоблачат, но примерно сутки он еще сможет блефовать. И все это время Святой будет свободен – свободен, чтобы спасти Пат, вернуться в Мейденхед, разделаться с Варганом и завершить миссию, которую он поклялся выполнить.

О вероятных и возможных последствиях для себя Роджер и не думал. По сравнению с тем, что можно было выиграть, жертвовал он не многим.

– Я Саймон Темплер, – произнес Роджер, – вы, кажется, хотели меня видеть?

Глаза Германна расширились.

– Это ложь! – завопил он. – Это не Саймон Темплер!

Тил перевел на него свой сомнамбулический взор.

– Вам кто позволил говорить? – спросил он.

– Не обращайте внимания, – сказал Роджер. – Он ничего об этом не знает. Да, я – Саймон Темплер. И не буду сопротивляться.

– Но он не Темплер! – возопил Германн. – Темплер уже час как уехал! Этот человек...

– Заткнись! – рявкнул Роджер. – А не заткнешься сам – я тебе помогу. Ах ты...

– Кто-то обязательно лжет, – мудро заметил Тил. – А теперь вы оба помолчите минуту!

Он пересек комнату и остановился перед Роджером. Он решил взглянуть на лейбл на внутреннем кармане пиджака Роджера [3].

– Похоже, вы большой любитель всяких историй, господин... как вас там? – вздохнул Тил.

– Это мое настоящее имя, – грустно ответил Роджер. – Конвей, Роджер Конвей.

– Ну, это уже похоже на правду.

– Хотя этот подонок...

– Стукач, – терпеливо объяснил Тил. – Старинное средство, распространенное среди жуликов, – облегчить немного свою участь, помогая полиции схватить своих приятелей. Я так понимаю, он ведь ваш товарищ, – иронически сказал инспектор, – вы зовете друг друга по именам.

Роджер молчал.

Вот тебе и на. И как быстро все раскрутилось. Что же дальше?

Германн, видимо, решил «расколоться» до конца, что казалось не вполне нормальным, учитывая его роль в происходящих событиях. Впрочем...

Роджер посмотрел на него и вдруг понял: Германн и не собирался «колоться», просто возразил бездумно, инстинктивно, поддавшись на мгновение панике – а вдруг его хозяин где-то допустил ошибку. И теперь ломал голову, как эту ошибку исправить. Ну и еще – как уберечь свою шкуру...