Святой в Лондоне, стр. 39

– Весьма сожалею, – повторил он, – но у меня стало резко падать давление масла, и я был вынужден сесть, где придется. Если вы покажете мне дорогу к деревне, я постараюсь убрать свой самолет как можно быстрее.

– Один из слуг покажет вам дорогу.

Ренвей поднял глаза и взглянул на садовника, который тут же отложил нож и отряхнул руки от земли.

– Вы очень добры, – ответил Святой. Как только он произнес эти слова, случилось небольшое происшествие. В руке у Саймона был чемодан, с которым он вылез из самолета. Должно быть, чемодан был плохо закрыт, потому что он сам по себе распахнулся.

Если бы из чемодана высыпались рубашки, носки, пижама, бритвенные принадлежности и тому подобное, это отвлекло бы внимание Ренвея от цветов только на пару секунд. Но из чемодана вывалились совершенно другие предметы – небольшие жестяные коробочки, в которых обычно продают таблетки от кашля. На жестянках и вправду были наклеены такие ярлычки, но с одной из них слетела крышка и из нее высыпался на дорожку белый порошок.

Летчик опустился на колени и слегка дрожащими руками поспешно кое-как затолкал коробочки обратно в чемодан. Он неловко сгреб рассыпанный порошок обратно в открывшуюся жестянку и вздрогнул, когда Ренвей прикоснулся к его плечу.

– Прошу прощения за любопытство, – неожиданно любезно сказал Ренвей, – но у вас весьма необычный багаж.

– Совершенно верно, – коротко рассмеялся Саймон. – Я коммивояжер и работаю на некоторые европейские фирмы, производящие патентованные лекарства...

– Понятно...

Ренвей снова оглянулся на самолет, его руки опять непроизвольно напряглись, а взгляд быстро вернулся к Святому. Саймон затолкал последнюю коробочку в чемодан, защелкнул замки и выпрямился.

– Очень сожалею, что доставил вам столь много хлопот.

– Совсем нет, – сухим, неестественным голосом ответил Ренвей. От осознания того, что он собирается сделать, его прошиб холодный пот. Но он продолжал говорить как бы помимо своей воли, и движущей силой для его слов являлось охватившее его фантастическое вдохновение и нервозное состояние. – Мой шофер сам съездит в Фолькстон и все устроит, а вы можете пока побыть здесь. Дайте ему необходимые инструкции, а ждать вам, как я понимаю, придется довольно долго. Полагаю, и власти надо уведомить...

Произнося последнюю фразу, Ренвей внимательно наблюдал за пилотом (хотя из-за косоглазия казалось, что он смотрит мимо) и заметил, как на скулах его слегка вздулись желваки.

– О нет, я не могу позволить вам этого, – запротестовал Святой, – я и так доставил вам множество хлопот.

– Никаких хлопот, – возразил Ренвей, не переставая наблюдать за ним. Теперь Ренвей был совершенно уверен в своей правоте: он заметил, как пилот слегка напрягся и как побелели костяшки его пальцев на ручке чемодана, а поэтому уже более уверенно продолжал: – Никаких хлопот вы мне не доставили, а моему шоферу все равно делать нечего. Кроме того, вы, вероятно, во время посадки испытали пару неприятных минут, и я уверен, что не откажетесь от стаканчика. Пройдемте в дом, друг мой, и я найду для вас кое-что подходящее.

Он взял Святого под руку и повел к дому с неумолимой сердечностью, которой трудно было сопротивляться, даже если бы Саймон этого захотел. Пройдя через сад с декоративными каменными горками, теннисный корт и газон, они поднялись на вымощенную плитами террасу, а оттуда в библиотеку.

– Сигарету или сигару?

Саймон взял сигарету и закурил, а Ренвей звонком вызвал дворецкого.

– Присаживайтесь, мистер... э-э-э...

– Томбс.

– Присаживайтесь, мистер Томбс.

Саймон сел на краешек бархатного кресла и молча курил, пока не появился дворецкий. Ренвей приказал принести напитки, и тот ушел. Вновь наступило молчание. Ренвей отошел к окну и встал там, что-то весьма немузыкально напевая себе под нос.

– Чертовски неприятная штука, – нарушил молчание Саймон.

– Что, простите? – повернулся к нему Ренвей.

– Я говорю, чертовски неприятная штука, когда вдруг падает давление масла.

– Совершенно верно, – ответил Ренвей и опять принялся напевать.

Вошел дворецкий с подносом, поставил его на столик и удалился. Ренвей налил виски в два стакана.

– Содовой?

– Спасибо.

Ренвей плеснул воды из сифона, подал стакан Саймону и, взяв свой, без всяких предисловий выпалил то, о чем размышлял последние несколько минут:

– Вы, полагаю, не думаете, что я поверил вашей истории про торговца патентованными лекарствами?

– А вы действительно не поверили? – уклончиво ответил Святой.

– Конечно же нет. Кокаин я узнал с первого взгляда.

Святой едва одержал улыбку, поскольку жестянки были предусмотрительно наполнены борной кислотой. Но он с опаской оглянулся на поставленный возле кресла чемодан и придал лицу непроницаемое выражение.

– Но не следует беспокоиться, – продолжал Ренвей, – в полицию сообщать я не собираюсь. Это не мое дело. Мне просто интересно, почему такой человек, как вы – умный, смелый, отличный пилот, – впустую тратит время на такую мелочевку.

– Не такая уж это и мелочевка, – облизнул губы Саймон. – А что мне еще делать? Сейчас не так много найдется занятий для безработного аса. Вы же сами знаете, что ветеранов войны нынче хоть пруд пруди. А я в достаточно отчаянном положении – мне очень нужны деньги.

– Но на этом миллион не заработаешь.

– Если вы мне скажете, на чем можно заработать миллион, то я его заработаю.

Ренвей сделал еще глоток виски и поставил стакан на стол. За последние минуты нервы его настолько натянулись, что, казалось, вот-вот лопнут. И все-таки у него было какое-то сумасшедшее предчувствие удачи, которую все еще можно ухватить за хвост, если рискнуть. Удача эта чудесным, невероятным образом буквально свалилась о неба в лице этого широкоплечего синеглазого молодого человека, сидевшего в кресле напротив. Ренвей промокнул губы шелковым платком и убрал его в карман.

– Завтра утром, – сказал он, – из Кройдона в Париж вылетает самолет с десятью тоннами золота на борту. Фактическая стоимость этого золота составляет ровно три миллиона фунтов стерлингов. Этот самолет будет сбит над Ла-Маншем, и золото будет похищено. Если вы находитесь в достаточно отчаянном положении, то это сделаете именно вы.

Глава 7

Саймону Темплеру не пришлось даже притворяться: его застывшая поза и выражение лица были самыми настоящими.

Где-то в уголке сознания он кланялся бесконечной щедрости судьбы. Он, когда летел сюда, описал широкую дугу над морем и заглушил мотор над скалами, представляющими собой южную границу поместья. Потом ему пришлось изображать вину и продажность, и вся эта игра основывалась только на оптимизме. Но все, что Саймон знал и о чем догадывался, вся эта зыбкая идея выдать себя за занимающегося темными делишками пилота оказалась настолько смехотворной, что он временно онемел. По его задумке, надо было только взглянуть на Марч-хаус изнутри и прямиком направиться в ближайший полицейский участок. А теперь ему открылось такое, чему вообще трудно было поверить.

– Это невозможно, – отозвался он наконец.

– Это возможно для людей, которые обладают достаточной смелостью, чтобы пойти на большой риск ради трех миллионов фунтов, – возразил Ренвей. – У меня есть вся необходимая информация. Все уже подготовлено. Последнее, что требуется для успешного завершения операции, – это отличный летчик.

– А я-то, признаться, думал, что летчик – это первое, что требуется, – заметил Саймон и вытащил новую сигарету.

– Это и было первое. – Ренвей сделал еще глоток. Теперь он говорил более спокойно, и уверенность его крепла с каждым словом. Его выцветшие глаза непрерывно ощупывали лицо Святого со всех сторон. – У меня был идеальный пилот, но с ним случилось несчастье. Искать другого не было времени. Я собирался сбить самолет сам, но я плохой летчик и, кроме того, не имею никакого боевого опыта. Я могу промахнуться и все испортить. А вы не промахнетесь и ничего не испортите.