Свет души моей (СИ), стр. 1

Свет души моей.

Андромеда Северова

Пролог.

Буквально за две секунды до будильника, проснулась как от толчка. Резко распахнув глаза, не знаю чего я ожидала увидеть. Всё тот же беленый потолок, веселенькие обои в мелкий синий цветочек на кремовом поле, окно с открытой форточкой, занавески из тюля с блестками, тумбочка с ночной лампой, шкаф, который вместил в себя весь мой неказистый гардероб, стол с компьютером, стул, урна для бумажного мусора. Вот и вся обстановка. Да, и еще, ковер, очень старый, потрепанный с непонятным рисунком, то ли орнамент, то ли геометрические фигуры с незаконченными гранями. Он появился неизвестно откуда, даже не помню.

Утро за окном только начиналось, уже начало светать, но погода была пасмурной и дождливой. Вообще - то я люблю осень. Очень. Буйство красок щедрой осени, перемежающееся с сыростью и туманами, особенно люблю запахи осени: запах прелой листвы, увядающей травы, влажной земли и грибов. И чувство ожидания чего - то необычного. Чего? Не знаю. Но всегда это чувство возникает у меня осенью. Так, как будто бы в памяти, на задворках, на самой глубине, что - то похоронено, но я не помню что. Как жаль. Дождь шёл не переставая всю ночь и , кажется, он зарядил надолго. Семь утра. Пора собираться на работу. Привычный многолетний ритуал. Такое ощущение, что как только родилась, так автоматически включились эти функции: туалет, душ, завтрак, работа, дорога домой, душ, ужин, книга или какой - нибудь заезжанный, не обязывающий вдумываться фильм и спать, заснув там, где сон достал. И опять всё сначала. Я правда не жалуюсь, меня моя жизнь устраивает. Мне 45 лет. Я врач по образованию. Работу я свою люблю. У меня двое детей. Сын где -то далеко на Севере, на арктической станции. Пишет научную работу по изменениям в атмосфере. Он не любит говорить о работе. Раз в год, на новогодние праздники присылает телеграмму. Дочь замужем за французом. Оба врачи. Работают где - то в Африке. Связывается со мной раз в полгода. Разговор ограничивается несколькими дежурными фразами. Оба уже взрослые и я им не нужна. Муж уже лет десять женат на другой. Отношения у нас цивилизованные, ограничиваются детьми. Я уже так давно живу одна, что необходимость с кем - нибудь общаться меня бы напрягала. Зачем с кем-то жить, если нет даже взаимоприязни, не говорю уже о взаимоуважении и, не дай Бог, любви. Любовь. Я уверена, что я любила и меня тоже любили. Но не в этой жизни. Когда позволяешь себе хоть немного открыть в душу дверь, меня охватывает непреодолимое ощущение тоски, которое может вылиться в жгучую боль потери, не восполнимой утраты, но и безграничное море любви. И страх, что меня это снесёт, заставляет захлопнуть дверцу и вернуться в реальность. Боже, какая же я фантазерка. Сама себе удивляюсь. Но чувства так реальны и я не могу избавиться от непонятной мне уверенности, что я живу чужой жизнью, что я не на своем месте, что я потеряла нечто дорогое, безумно дорогое для меня. Мою душу рвут тоска и горечь. Естественно, я живу обычной жизнью, со своими горестями и радостями, с незначительными и значительными событиями в жизни. Радуюсь, плачу, злюсь, восхищаюсь. Мне знакомы все прелести нашей жизни. А мой внутренний мир он - то бледнеет, отступает перед буйством красок жизни, то покрывает с головой, когда я одна. А одна я всё время. Неужели я схожу с ума. Капля за каплей, мой внутренний мир завоёвывает себе пространство, отодвигая по чуть - чуть, но уверена, реальную жизнь. Я не пойду в психушку. Лучше, если я тихо усну. Нет - нет. Я не помышляю о суициде. Это страшно - заложить бессмертную душу.  Но если не останется ничего другого, то лучше так. Нет, лучше если я не буду об этом думать. "Так, старая галоша, поднимайся и иди на работу". Мысленными пинками, заставив себя подняться, я быстро сделала все свои обычные дела, глотнула крепкий горячий чай и вышла на улицу. Хорошо!!! После замкнутого пространства однокомнатной квартиры и, особенно пыльного и пахнущего кошачьей мочой подъезда, на улице здорово. Не хочу в автобус. Здесь хоть и не далеко, успеешь надышаться сырой одеждой, дешевой парфюмерией, потом и пылью. Сами знаете о чем я говорю. Лучше пробегусь пешочком.

И здоровью полезно, хотя ноги и устают.

Я бодро шла по тротуару, пока не услышала резкий, на фоне чисто утренних звуков, визг тормозов. А затем, как в замедленной съемке. Я оборачиваюсь. В мою сторону несётся огромная черная машина. Может мне показалось, что она огромная, но вне сомнения это был внедорожник. Он сносит урну, цепляет столб с декоративным фонарем, разворачивается, но не останавливается, как - будто им двигает огромная безжалостная рука. На бесконечно маленький миг, машина зависает передо мной. Я вижу расширенные от ужаса глаза молодого парня,  почему - то я запомнила, что они ярко голубые, судорожно сжатые на руле пальцы. И удар, который отбросил меня. Затем кратковременный полет и еще удар о кирпичную стену дома.

Ничего не чувствую. Вижу машину, которая застыла как вкопанная, людей с испуганными лицами, подбегающими ко мне и, краем глаза, тонкую струйку ярко алой крови, ручейком текущую от меня по мокрому асфальту в сток для дождевой воды. И почему-то, мне безумно жаль эту драгоценную влагу, уносящую мою жизнь.

И вот она, безумная боль, которая как дуновение ветерка гасит мое сознание. Я умерла!

Глава 1.

 Странно. Очень странно. Муторно. Да что же это такое? Я не должна ничего чувствовать. Это нечестно. Где же я, черт возьми! Ой. А ругаться нельзя. Неизвестно что меня ждет. Надо бы быть осторожной. Я ничто. Сгусток энергии, душа. Что же мне делать? Лететь куда-то или ждать? Пойду, нет полечу. Фиг с ним. Буду двигаться. Вы не удивляйтесь, что я так разговариваю или думаю. Неважно. Я никогда не чувствовала себя на свои годы. Проехали. Кругом ничего не видно. Ни зги. Туман - не туман. Какая - то вязкая субстанция. Двигалась я недолго. Услышала голоса и полетела в их сторону.

   - Да что же это такое, - возмущался приятный тенор.

   - Ещё не время. Не можем мы её туда отправить. Неизвестно как всё сложится. Ещё бы лет двадцать...

   - Ага, скажи ещё лет сто, - огрызнулся баритон.

   - Да я говорю о человеческом возрасте, - раздался первый голос.

   - Он ещё не свободен, страшно подумать к чему это приведет.

   - Да ладно тебе. Знаем почему ты переживаешь. Никак не оставит чувство вины? Успокойся, Они всё - равно ничего не помнят. И ты же ей жизнь спас, - отозвался третий голос.

   - Не может быть, неужели заговорил наш брат. Что же такого случилось, что ты нарушил своё одиночество и навестил нас? - удивлению тенора не было границ.

   - Все силы неба и ада, это и правда ты? - поразился баритон.

   - Вы что так всполошились? Это  всего лишь я и никто не запрещал вам видеть меня, - сказал третий.

   - Но...но...Что случилось? - выдавил из себя тенор.

   - Она здесь, она вернулась, - сказал третий.

   - Ну, то что она освободилась мы знаем, - раздался баритон.

   - Да, конечно.Но я говорю о том, что она здесь, - воскликнул третий голос - заходи дитя моё.

   Если бы у меня были глаза, я ослепла. Передо мной сидело три невыносимо прекрасных создания. У первого были ослепительно белые волосы, с серебристым отливом, бездонные голубые глаза, прозрачные, как летнее небо. Черты лица неописуемо нежные, тонкие. Слегка пухлые губы застыли в полуулыбке. Второе создание было не менее прекрасным: волосы медного цвета, искрящиеся золотом, глаза цвета молодой весенней зелени, без единого пятнышка. Создавалось ощущение, что они светятся изумрудным светом изнутри. Тонкие брови слегка приподняты в удивлении, губы великолепной формы слегка приоткрыты. Третий был жгучим брюнетом. Волосы отливающие синевой струились по плечам до лопаток, глаза темно - синие, почти черные. Прекрасный рот застыл в насмешливой ухмылке. Только тонкий шрам зигзагом пересекал его лицо, от правого виска до верхней губы и затем, к подбородку, заканчиваясь за воротом одежды. Эта дисгармония придавала ему вид злодея из ужастиков. Но для меня он был красивее тех двоих.