Перфекционистки, стр. 10

Впрочем, эссе по «И не осталось никого» Ава писала после того рокового обсуждения в классе. И после того, как на той вечеринке заманила Нолана наверх. Она помнила тяжесть его тела и как пахло пивом у него изо рта, когда он пытался поцеловать ее мокрыми губами. И тот миг, когда его мышцы обмякли…

Ава затрясла головой. Меньше всего на свете ей хотелось думать о Нолане, об этом фильме и о том, что она сделала.

– Что у тебя?

Она подняла глаза и увидела Алекса, который повернулся к ней, закинув руку за спинку стула. Его лицо вытянулось, когда он увидел, что Ава расстроена.

– Хм, не очень хорошо, – выдавила она.

– Пустяки! Может, он разрешит переписать? Хочешь, вместе посмотрим кино еще раз и….

– Нет! – выпалила Ава и тут же сжалась, увидев обиду, промелькнувшую в карих глазах Алекса. Но она не хочет пересматривать этот фильм, только и всего! – Извини, я просто…

– Мисс Джелали, вы позволите? Нам предстоит много работы. – Мистер Грейнджер с недовольным видом смотрел на них обоих. Алекс быстро повернулся к себе.

Остаток лекции для Авы прошел как в тумане. Она листала свое эссе, тупо разглядывала замечания, написанные красными чернилами на полях. «Какую мысль вы пытаетесь раскрыть?» – вопрошал мистер Грейнджер возле одного абзаца. «Слабая аргументация», – было небрежно написано возле другого. Ава чувствовала себя раздавленной. Она уже давно – очень давно – не получала троек. Из-за этой отметки у нее было такое чувство, будто ее изваляли в грязи, и она поспешила затолкать листок в свою вместительную сумку от Hervé Chapelier, чтобы только не видеть его.

Наконец прозвенел звонок.

– По этой теме мы с вами снова соберем дискуссионные группы, – повысил голос мистер Грейнджер, пытаясь перекричать гул, поднявшийся в классе, когда все вскочили со своих мест и начали собрать вещи. – На следующей неделе у нас новый проект, готовьтесь!

«Слава богу», – подумала Ава и, подняв глаза, увидела отражение собственного облегчения на лицах остальных участниц обсуждения фильма «И не осталось никого». Джулия громко вздохнула. Маккензи барабанила пальцами по парте. Ава отвернулась. Нет, она ничего не имела против этих девочек. Ей просто хотелось, чтобы этот проект – и то, к чему он привел, – поскорее остался в прошлом. Она знала, что это несправедливо, но в глубине души думала, что, если бы не эти девчонки и не тот разговор, сейчас все было бы по-другому. Она не получила бы тройку. Не терзалась бы чувством вины.

Да и Нолан, наверное, был бы жив.

5

Вечером в пятницу Джулия Реддинг подошла к дому Мэтью Хилла. Несмотря на то, что это был большой и солидный дом, превосходно укомплектованный пивом и традиционными закусками для вечеринок, никому и в голову не пришло бы сравнивать сегодняшнее мероприятие с гулянкой у Нолана на прошлой неделе.

Джулия поежилась, на нее вновь нахлынули мрачные воспоминания. Она постаралась побыстрее избавиться от них. Нет, сейчас она определенно не желала думать о Нолане.

Миновав ворота, Джулия направилась на задний двор, чувствуя в груди знакомый трепет, посещавший ее на каждой вечеринке. «Обойдется ли сегодня? Что если кто-нибудь меня раскусит? Что если кто-нибудь догадается?» Поэтому Джулия проделала то, что делала всегда, – успокаивающий трюк, который она вычитала несколько лет назад в книжке под названием «Дзен: руководство к обретению спокойствия»: стала считать, дышать и попыталась вернуть себе душевный покой. «Раз. Два. Три. Четыре. Пять». Потом встряхнула руками, сделала глубокий вдох и растянула губы в ослепительной улыбке. В улыбке для вечеринок. В улыбке: «я-Джулия-и-все-меня-обожают».

В доме пульсировал тяжелый ритм дабстепа, то и дело заглушаемый смехом и криками. Каменная чаша фонтана была уже забита красными пластиковыми стаканами, там же валялся чей-то айфон. Несколько гостей сидели в садовых креслах, погрузившись в разговор, вокруг колыхались клубы дыма от ароматизированных сигарет. При виде Джулии все приветственно махали руками, лица расцветали от радости.

– Выглядишь сногсшибательно, – проворковала худая Рената Томас, капитан команды по гимнастике.

– Джулия! – закричала Хелен Робинсон, с которой Джулия вместе ходила на химию, бросаясь к ней с распростертыми объятьями. Еще три девушки обняли ее. Джулия вдыхала фруктовый запах их волос и стоически терпела тиски любящих рук. Когда она наконец вошла в дом, ей казалось, будто с ней поздоровались буквально все.

Пульс Джулии начал замедляться. Разумеется, все будет отлично. Волноваться совершенно не о чем. Никто и не думает доискиваться, что она скрывает. Все ее обожают, и так будет всегда.

Джулия довольно рано поняла, как заставить других полюбить себя. И это оказалось очень полезным навыком – потому что, если люди самозабвенно восхищаются тем, какая ты остроумная, стильная и милая, у них просто не остается времени замечать твои… скажем так, маленькие странности. Например, почему ты никогда никого не приглашаешь к себе домой. И почему никто даже не знает, где ты живешь. Никто на это не обращал внимания, потому что, в отличие от заносчивых учеников Бэкона, Джулия была великодушной королевой школы. Она облегчала людям задачу любить ее – и они платили ей обожанием.

– О боже, Джулия! – раздался возглас, заставивший Джулию отвлечься от своих мыслей. – Мы с тобой просто двойняшки! Обалдеть, скажи?

Перед Джулией стояла Эшли Фергюсон, ученица одиннадцатого класса средней школы Бэкон Хайтс и единственный человек на свете, с которым Джулии с очень большим трудом удавалось быть милой.

Ну, то есть Джулия предполагала, что это Эшли – на самом деле у нее возникло жутковатое ощущение, будто она смотрит в зеркало. Они с Эшли были примерно одного роста и веса, а недавно Эшли выкрасила свои волосы в тот же рыжеватый цвет, что у нее. И стала пользоваться теми же блестящими ореховыми тенями для глаз и тем же бесцветным блеском для губ. А сегодня вечером – но как, как она узнала? – Эшли вырядилась в то же платье от «BCBG», что было на Джулии. Только туфли у них были разные – на Эшли, кажется, Jimmy Choo, а на Джулии босоножки Nine West, купленные на распродаже.

Девочки часто копировали стиль Джулии. Если в пятницу Джулия красила ногти в ярко-синий цвет, то можно было не сомневаться, что в понедельник половина учениц явится в школу с синими ногтями. Обычно это позволяло Джулии чувствовать себя особенной и влиятельной, но с Эшли она все чаще ощущала себя героиней фильма «Одинокая белая женщина» [13].

Эта девица слишком старалась. Это было вызывающе. Неприлично. Неловко. Если бы Джулия рассказала о ней своему психотерапевту Элиоту Филдеру, тот наверняка сказал бы, что Эшли была именно такой, какой страшилась стать сама Джулия, если ее секрет выйдет наружу, – жалкой, осмеянной, отчаявшейся.

Джулия нередко задавалась вопросом, относилась ли Паркер когда-нибудь к ней так же, как она к Эшли. Когда Джулия в шестом классе перешла в Бэкон Хайтс, она сразу поняла, что Паркер, дерзкая бесшабашная блондинка с идеальной кожей, именно та подруга, которая ей необходима. Она потратила несколько недель, чтобы втереться в окружение Паркер, и вскоре стала ее лучшей подругой. Они обе были красивые и компанейские, неразлучные сообщницы во всех преступлениях и находились на пике популярности. Они каждый день болтали после школы, и Джулия много раз ночевала у Паркер, но Паркер никогда не бывала у нее дома. Джулия отговаривалась тем, что у нее ужасно строгая мама. К счастью, Паркер не задавала вопросов.

Но потом с Паркер случилась та ночь. Ночь, когда тайна Джулии едва не стоила Паркер жизни. С тех пор у них больше не было секретов друг от друга.

Эшли продолжала заискивающе смотреть на Джулию.

– Да уж, просто обалдеть, – ровным голосом ответила Джулия, делая вид, будто ищет что-то в своем телефоне. Пожалуй, эта была крайняя степень неприязни, на которую она была способна.