БЛАТНОЙ, стр. 80

34

На распутье

А утром письмо Копченого исчезло.

Оно лежало в изголовье - под матрасом. Я хватился его тотчас же, как только проснулся. Не нашел и понял: письмо у Марго.

Подруга моя была на кухне, возилась там, сильно гремела посудой. И когда я позвал ее, вышла не сразу.

— Зачем ты это сделала? - спросил я строго.

— Что именно, - с деланным удивлением проговорила она. - Ты о чем?

— О письме…

— А что случилось?

— Не кривляйся, - сказал я, - и объясни, зачем? Ну? Я жду!

Тогда она как-то ослабла вся, опустилась на стул, сдавила лицо ладонями. И так сидела какое-то время, затем сказала медленно:

— Неужели ты и взаправду хочешь этой ксивой воспользоваться?

— А почему бы и нет? - беззаботно ответил я. - Впервые в жизни мне выпал хоть какой-то шанс, запахло удачей…

— Ты уверен, что именно удачей?

— А ты? - спросил я в свою очередь. - Ты не уверена?

— Нет, - сказала она.

— Но почему? Что ты имеешь в виду? Сложности, связанные с переходом через границу?

— И это-тоже, -кивнула, наморщась, Марго. - Ты, наверное, не представляешь…

— Ах, да что тут представлять, - возразил я. - Ну, рисковое дело, я знаю. Ну что ж. Не привыкать! Кроме того, я ведь не сам пойду, мне помогут.

— Но все-таки, - тихо проговорила она, - подумай: ты доверяешь свою судьбу чужим людям…

— Надеюсь, люди эти надежные, знающие работу?

— Да уж будь уверен, - Марго усмехнулась хмуро. - Свою работу они знают!

— А вообще-то, кто они? - поинтересовался я. - Валютчики? Контрабандисты?

— Ну, если хочешь, - сказала она, запинаясь, - что-то в этом роде. У Копченого друзья повсюду и самые разные! Этот турок крутит большие дела.

— Погоди, почему турок? - удивился я. - Он же ведь из Новочеркасска! Донской казак!

— Это он так тебе говорил, а мне - я помню - рассказывал, что родился в Константинополе, в Перу. Оно и похоже. А в общем, все это неважно! Я хочу тебе главное втолковать - не спеши, не горячись, не ищи себе новых приключений!

— Но послушай, - начал я, - ты же сама понимаешь…

— Понимаю, - перебила Марго, - понимаю, глупыш. Ты устал, психуешь, ищешь перемен. Но как все обернется? Что тебя ждет? Может так случиться, что ты этим переменам не обрадуешься, а будет уже поздно.

— Значит, ты что же, хочешь, чтобы я отказался?

— Да нет, не в этом дело, - досадливо и тоскливо ответила Марго. Она словно бы недомогала сейчас - томилась и маялась отчего-то… Отчего?

— Повремени покуда, - трудно выговорила она затем, - подожди еще. Ну а если совсем уж станет невтерпеж - тогда другой разговор! Тогда беги во Львов, отваливай. Держать тебя никто не станет.

— Что ж, пожалуй, - сказал я после мучительного раздумья, - торопиться, в общем, некуда - ты права! Но все же письмо…

— Ах, пусть оно пока у меня побудет, - быстро сказала Марго. И как-то странно, по-птичьи - боком и снизу вверх - глянула на меня дымящимися своими, черными зрачками. - Ты паренек безалаберный, небрежный. Еще посеешь его где-нибудь, обронишь невзначай. А ксивы Копченого терять нельзя. Нипочем нельзя, упаси тебя Бог! Страшно даже подумать!

* * *

Итак, письмо осталось у Марго. Поразмыслив, я примирился с этим, не стал его домогаться. Где-то в глубине души я сознавал правоту моей подруги; спешить и в самом деле было пока ни к чему…

«Подожду еще немного, попытаю судьбу, - решил я, - время терпит. А письмо - что ж… В руках Королевы оно сохранится гораздо надежнее, чем в моих! Тут спорить не о чем».

Вскоре мы с ней покинули Грозный; перебрались ненадолго в Закавказье, побывали в Средней Азии - в Туркмении и Узбекистане, а затем отправились на Дальний Восток.

Поездки эти связаны были с моим ремеслом майданника. Но имелось и еще одно обстоятельство. Задумав побег из России (сроки здесь не имели принципиального значения - важна была идея!), решив рано или поздно уйти за рубеж, я заразился вдруг странной сентиментальностью. Я колесил по дорогам страны, снедаемый тем смутным беспокойством, той щемящей грустью, какая обычно охватывает нас накануне разлуки с родными местами… В такой ситуации человек обретает как бы второе зрение, особое чутье; проникается болезненным и пристальным вниманием к мелочам… Все, что казалось ему доныне мелочным и пустячным, - окрестный жиденький пейзаж, осколок луны в дорожной луже, скрип половицы в избе - все становится вдруг ярким и значительным, насыщается новым смыслом.

И вот теперь мне хотелось вобрать в себя все это, запомнить и сберечь навечно!

Я разъезжал по Востоку, метался, тосковал и подолгу застревал на захолустных полустанках. И всюду меня сопровождала Марго.

Умница, она понимала меня, видела, что со мной происходит! И нигде не оставляла меня одного. Но вот что любопытно: занимаясь мною, Марго ни на миг не забывала о своих делах. Они имелись у нее повсюду. В Ашхабаде и Бухаре она промышляла перекупкой наркотиков, в основном анаши и тирьяка; во Владивостоке - какими-то темными, кажется, валютными операциями.

Да, это была поистине деловая женщина! В каждом городе имелись у нее друзья, находились деловые партнеры. Стоило нам приехать - и тотчас же появлялось надежное жилье… Должен признаться, что никогда еше не кочевал я столь комфортабельно, с такими удобствами. И, кстати, это моя связь с. Марго помогла мне по-настоящему осознать всю мощь и масштабность преступного подполья.

Уголовный мир существует, в принципе, всюду; любое общество делится на два пласта, на два слоя: внешний, видимый, и подземный.

Нелегальный этот пласт является как бы зеркальным отражением другого. Здесь, в глубине, имеется все то же, что и на поверхности. Здесь есть свои вельможи и свои плебеи, свои правонарушители, свои блюстители правил, своя общественная жизнь.

Конечно, жизнь эта в каждой стране организована по-своему, в соответствии с местными традициями и укладом.

Пожалуй, ближе всего к подземному миру России (насколько я теперь могу судить) находится итальянская мафия. Русских и итальянских уголовников в этом смысле роднит многое.

Но все же есть и различие - весьма существенное! Заключается оно, прежде всего, в том, что российский преступный мир (в отличие от итальянского) не имеет ни малейшего касательства к общественно-политическим делам страны. Он живет своей сокровенной жизнью, своими специфическими интересами. Для блатных внешний мир, в принципе, то же, что курятник для хорьков и лисиц… Проблемы, потрясающие курятник, хорьку неинтересны. Для него главное - проникнуть туда, полакомиться и вовремя унести ноги. Итальянская же мафия, насколько я могу судить, чувствует себя в курятнике как дома. Она не только лакомится, но еще и распоряжается: кому где сидеть, кому какое зерно клевать…