Double spirit. Часть 3 (СИ), стр. 1

Новинки и продолжение на сайте библиотеки

====== Глава 1. Пролог ======

Одиночество.

Лео никогда оно особо не тяготило. Сколько он себя помнил, он любил оставаться один. Ему не бывало ни скучно, ни грустно. И страшно тоже не было, даже в самом раннем детстве.

В первый раз, когда мама металась однажды зимним вечером, обнаружив, что баланс её телефона на нуле, а это означало для неё потерю клиента, без вечернего созвона могла сорваться одна из сделок, он, понаблюдав за ней, вдруг неожиданно заявил:

— Мам, ты иди, не бойся. Я за тобой из окошка посмотрю.

И он прекрасно помнил, что в три года ему не было ни страшно, ни скучно. Он по-честному взобрался на стул коленками и со второго этажа наблюдал, как мама, через каждые несколько шагов оглядываясь, быстро шла, почти бежала по дорожке к модульному павильону, видневшемуся вдалеке, через пару кварталов.

Ну, а уж в шесть-то лет он просто обожал оставаться один. К сожалению, это, с появлением в его жизни отчима, превратилось в редкую роскошь.

При мысли об отчиме его передёрнуло. С момента приезда они ни разу не перекинулись даже словом. Только порой Лео ловил на себе тяжелые взгляды, когда Алексей думал, что пасынок на него не смотрит. Мать, разумеется, заметила этот лёд между ними, однако большого значения такому факту не придавала. Они и раньше-то не особо ладили, а уж теперь, после длительной разлуки и вовсе стали избегать даже находиться в одной комнате. Лео даже ел теперь отдельно, чтобы не сидеть с ненавистной рожей за одним столом.

Единственную фразу Лео прошипел сквозь зубы в первый день, в день своего приезда, улучив момент, когда мать скрылась в ванной:

— Если полезешь на кухню ночью пить, — тут он сделал издевательские кавычки из пальцев, — придушу нахер. Понял?

Отчим зыркнул на него затравленно-злобно, однако ничего не ответил. Тем не менее, бутылка с минеральной водой теперь жила в большой комнате, где они спали с матерью, постоянно.

И Лео вздохнул с облегчением, когда остался один на целых две недели после празднования Нового Года. События последних шести месяцев привели к тому, что он чувствовал себя так, будто его пропустили через гигантскую мясорубку. И сейчас эта кучка фарша по имени Лео лежала на тарелке и никак не могла собраться ни с силами, ни с мыслями. Да и не хотела.

Лин просыпался каждый день в десять, любовался на сверкающие елочные игрушки в лучах яркого январского солнца, потом нехотя вставал, плёлся на кухню, завтракал оставшимися салатами и мандаринами, снова возвращался в постель и валялся в ней до обеда, вяло щелкая пультом от телевизора или же перечитывая любимые отрывки из книжек. Одноклассникам он не звонил, с содроганием отодвигая контакты как можно на более позднее время. Неизбежность возвращения в свой родной класс его напрягала больше всего. Нах-нах. Не думать об этом.

Он вообще старался поменьше думать. И поменьше вспоминать. Особенно не думать об Алане. Потому что, когда он терял контроль над мыслями и всё же вспоминал их последний разговор, его захлестывала такая мощная волна жалости, что это становилось физически больно. Он никогда раньше не чувствовал в себе способности к сопереживанию. Однако в этом случае отчего-то ему было даже представить жутко, как чувствует себя парень. Наверное, для него потеря брата — это как руки лишиться. Или ноги.

Возможно, эти сравнения бы не лезли ему в голову, если бы он не имел несчастье наблюдать братьев вместе. И вот тут, на этих мыслях о близнецах, его неизменно душил жар, стоило только в памяти возникнуть картинкам, которые никогда, наверное, из неё не сотрутся. Лео делал всё возможное, чтобы выгнать эти воспоминания из головы. Странным образом, произошедшее в «Свирели» больше не раздирало его душу на части. Роби был мёртв. И эта мысль словно отрезала тот кусок событий, и вообще всё, что было связано с этим парнем.

Голоса в голове были удовлетворены. Словно клубок змей, напившихся молочка и разморенных на солнцепёке, они мирно дремали в потайном уголке и больше не беспокоили хозяина. Видимо, им было всё равно, что смерть Роберта наступила не от руки Лео, а по воле трагических обстоятельств. Редкая беспринципность и пофигизм. Результат достигнут, а уж какими такими окольными путями всё это произошло — совершенно неважно.

Однако почему-то в картинках, которые периодически вставали перед мысленным взором Лео, картинки, где Свиридовы обнимают друг друга за шею, словно дети, где они, рыча, кусают друг друга под лестницей, как оголодавшие кошаки, не говоря уже о мозговыносящей сцене во время грозы, когда свет молнии выхватил из темноты два впившихся друг в друга тела, в этих картинках Роби был неизменно живым.

Лео ничего не мог с ними сделать, они возникали в его голове по своей воле, и он знал только один способ с ними справиться. Стакан шампанского, которого мать закупила с запасом, словно планировала напоить им стадо слонов — и команда Петросяна по телевизору. Тупые шутки и радостный гогот зрителей действовали на Лео лучше всякого снотворного, после второго стакана он как правило даже начинал ржать вместе с залом и минут через десять неизменно засыпал.

Однако дни шли. Салаты кончились. Пару дней спустя закончилась и копченая колбаса. Да и отдохнувшее и разленившееся тело в конце концов забастовало, требуя хоть какой-нибудь, да работы. Как ни крути, надо было выползти на улицу. Лео собрался, затянул шнурки на зимних кроссовках и спустился во двор.

До магазина вел довольно широкий тротуар, на удивление расчищенный и ровный, то что надо для застоявшихся мышц. В спортивном костюме было немного прохладно, ну да пока он пробежит три квартала — согреется. А обратно он пойдет быстро, и не успеет замерзнуть.

Так бы оно, пожалуй, и было, если бы ему не продолжало сказочно везти, в кавычках. Первый, с кем он столкнулся, едва переступив порог супермаркета, была Артемьева.

====== Глава 2. Бетонная стена ======

Лео почувствовал себя так, словно бы на полной скорости врезался в бетонную стену. Конечно, в физическом плане ущерб в этом случае было бы не сравнить, а вот в психологическом… Артемьева, пожалуй, могла бы эту самую стену и переплюнуть.

Ну вот что ему стоило выйти на полчаса раньше? Или на десять минут позже? Бляяя…

Однако это междометие пришлось усилием воли загасить и заменить его на нейтральное и политкорректное:

— Ммм… привет… Оль.

Лицо девушки было на сей раз без пугающей косметики, как запомнил его Лео в последнюю их встречу, и ярко вспыхнувший румянец во всю щеку был, безусловно, природного происхождения. Артемьева, растерявшись на миг, в следующее же мгновение поджала губы и высокомерно отвернулась, не ответив на смазанное приветствие.

«Слава Богу», — трусливо выдохнул внутренний голос, и Лео, вполне с ним солидарный, с облегчением сделал шаг в сторону, чтобы пропустить Олю на выход. Однако, только он успел уверовать в свою свободу, разминувшись с бывшей подругой и сделав пару шагов в направлении спасительного турникета с аккуратной горой пластмассовых корзинок с чёрными ручками, как знакомый голос, (да это же не голос, а какой-то прямо болас*, промелькнул у него в мозгу невольный каламбур), заставил его затормозить и развернуться.

— Здравствуй, Лео.

Вот и диалог, блин! Вот что стоило ему её малодушно не узнать! Но воспитание же просто так в задницу не засунешь, верно? Оно же, сука, всегда впереди тебя норовит выскочить!

Он обернулся и нацепил на лицо подобие кривой улыбки. Дыхание после пробежки ещё полностью не восстановилось, так что он с непривычки, после значительного перерыва в тренировках, сопел как паровоз, хватал воздух приоткрытым ртом и смахивал влажную непослушную прядь со лба. Щеки горели – и от мороза, и от довольно быстрого бега.

— Как де… — завел он было стандартное клише, но тут же им и подавился, наткнувшись на ледяной взгляд из-под серенькой челки.

— И не надо за мной бегать. Я тебе, кажется, всё ясно написала в письме, — тон её соперничал со взглядом, в смысле температуры. Замерзания воды.