И.О. капитана (СИ), стр. 30

— Ну, короче… Удачи в бизнесе. И семье — привет.

Большое (два на три) одностороннее зеркало давало хороший обзор детской комнаты, где проводило время счастливое семейство. Мужчина, женщина и ребенок устроились на ковре среди мягких игрушек и кубиков, говорящих кукол и цветных карандашей. Никакой электроники! Малышке еще рано. Только знающий человек мог заметить синяки под глазами матери и то, что она ни на секунду не упускает дочь из виду. Мужчина (невозмутимый, уверенный в себе самец) демонстрировал самообладание за двоих, часто брал жену за руку, негромко разговаривал, тепло улыбался. Из всех троих самой счастливой была девочка — она вообще не придавала значения выпавшим из ее жизни дням. Просто день рождения наступит немного раньше!

Вошла няня (дама с выправкой скорее бойца, чем педагога), мужчина поцеловал жену, потискал ребенка и ушел во внешний мир, чтобы там заботиться о благополучии семьи. Стоило герметичной двери закрыться, как выражение благодушия стремительно сползло с его лица, сменившись хищной сосредоточенностью.

— Как наши дела, Вернер?

— Посредник рассказал все, что знал, — безопасник держался нейтрально. — Для суда доказательств маловато, но все указывает на фракцию Лоренсио.

— Логично. Эта камарилья завязла в афере Комстара по уши, но проигрывать не хочет. П-политики новой волны, — последнее прозвучало как ругательство.

— Что мы собираемся предпринять? — последние сутки Вернера серьезно беспокоило это "мы".

— Они хотели заглянуть в архив нашей семьи? — жестко улыбнулся Гай. — Они его увидят. Но эксклюзив я им не гарантирую.

— Какие темы вы хотите опубликовать?

— Все. И не опубликовать. Полагаю, наш уважаемый Президент найдет этим документам лучшее применение.

Вернер очень хорошо контролировал себя, но полностью сохранить невозмутимость у него не получилось.

— Осуждаешь? — проницательно прищурился Гай.

— Это сильно ударит по позициям корпорации.

— А почему я должен о ней заботиться, скажи? Да, мне с детства вдалбливали в голову идею корпоративной этики. Моя карьера была расписана от рождения до старости еще в момент зачатья, а имя выгравировано на первых балках этого комплекса как хозяйское тавро. Я играл по правилам, я угробил шесть лет жизни на дурацкую звездную академию, которая была мне даром не нужна. Что в итоге? Стоило мне позволить себе одну-единственную человеческую слабость, как мои партнеры тут же попытались использовать ее против меня, чтобы решить проблемы, которые сами же и создали, за счет моей семьи. К дьяволу! Линдерн прав — корпорации набрали чересчур много силы, от этого плохо всем. Финансистам не место в политике — у них слишком вульгарное представление о выгоде. Что толку от денег, на которые нельзя купить собственную жизнь? А главное, ты заметил? Какой-то приютский мальчишка делает все, что хочет! Герой, понимаешь, мелкотравчатый. А я пасусь, как баран на привязи!

Вернер согласно покивал. С точки зрения выгоды для Пан-Галаксис ему следовало застрелить босса на месте, вот только он не был уверен, что за такую решительность его кто-нибудь поблагодарит. Скорее всего, из мятежного служащего сделают козла отпущения. Потому что корпоративная этика — иллюзия, которую культивируют среди мелких служащих и менеджеров среднего звена для сокращения издержек на управление. Вернер предпочитал сделать ставку на личную преданность.

— Я могу найти надежного курьера, но у меня нет выходов на Президента.

— Это решаемо. Курьер отправится на Тассет. Я знаю про одно доверенное лицо, которое сможет правильно оценить мой подарок и передаст его по назначению.

Глава 16

Харпер сидел в тишине и полумраке, любуясь непочатой бутылкой дорогого привозного коньяка. Играющий янтарными отсветами пузырь присутствовал на столе не в качестве вместилища напитка, а скорее как фетиш. Точно из такой же бутылки он пытался смыть память о пятнадцати астронавтах, нашедших вечный покой у безымянной звезды. О том, как три месяца выживал в одиночку и спасся только потому, что, несмотря на ожоги, не лег в спасательную капсулу — автоматика не позволила бы ему проснуться. Тогда он просто жил, латал протечки, воевал с полудохлыми агрегатами и ни на что особенно не надеялся, но оказалось, что капитан успел что-то передать по гиперсвязи, и спасатели пришли. Труднее всего оказалось принять не смерть товарищей (прыжок в неизученную систему — всегда в чем-то лотерея), а то, что их тела пришлось оставить в изуродованном взрывом корабле. Харпер так и утонул бы в терпкой, золотистой жидкости, если бы не прежний директор Академии, в редкий момент трезвости подсунувший ему контракт. Утром, прочитав, где именно он подрядился работать, Ящер зарекся пить навсегда — будущий декан навигаторов отлично помнил собственную учебу и никогда не желал оказаться на другой стороне баррикад. Но от контракта не отказался: это был вопрос принципа, он никогда ни перед чем не отступал.

Сейчас Харпер жаждал не опьянения, он старался пробудить в душе подзабытое ощущение беспомощности, катастрофической малости собственных сил. Как ему удавалось ужиться с этим чувством?

Тишина — лукавая сестра ожидания — заставляла явственнее проступать неумолкающий шум города: урчание моторов бесчисленных автомобилей, дальний вой сирены, журчание воды в трубе. Харпер мог позволить себе жить в тихом пригороде (приятный бонус периферийных планет), но предпочитал многоэтажку в центре — те три месяца научили его ненавидеть одиночество. А теперь он вынужден был прервать контакты почти со всеми знакомыми, добровольно и без принуждения. Официальным оправданием служил кризис с "Исидорой", но на самом-то деле Ящер просто не умел врать в глаза.

Выслушать же правду окружающие Харпера люди были не готовы.

Публичные форумы — освещенная веками традиция всепланетной коммуникации — пестрели темами, посвященными крушению лайнера, самые первые, открытые практически сразу после исчезновения корабля, имели уже больше десяти тысяч сообщений. Названия тем и тон дискуссий были типичными до тошноты. Пусть одни спорщики предпочитали надиктовывать текст компьютерному редактору и наполняли сообщения дерганными клипами, а другие по-старинке терзали клавиатуру и аккуратно выделяли синеньким ссылочки на пруфы, на результат обсуждения даже возраст не влиял. Первой массовой идеей было "сами виноваты" — люди пытались отгородиться от надвигающегося ужаса, раз уж предпринять ничего не могли. Естественно, доморощенным навигаторам живенько разъяснили (Академия же рядом!), что параметры прыжка для корабля такого размера просто невозможно рассчитать на корабельном компьютере. Два дня анонимные бойцы обрабатывали электорат на предмет внеземельщиков и пиратства, а потом лайнер нашли. Теперь среди причин аварии обсуждался вредоносный вирус, некомпетентность ремонтников и даже месть обманутого любовника, лишь темы о диверсии ни на одном форуме не было. Выходка наемников на Вирмане не помогла блоггерам прозреть — то, что одни люди обрекли других людей на мучительную смерть ради сомнительной политической выгоды, общество принять не могло. А вот голоса, обвиняющие Линдерна в попытке использовать ситуацию, уже звучали.

От желания раскритиковать "твердые доказательства" болтунов в пух и прах у Харпера дрожали пальцы. Но в публичную анонимность Ящер категорически не верил, а обнаружить свою излишнюю информированность позволить не мог. Пришлось вообще перестать участвовать в дискуссиях.

А вчера волна обсуждений докатилась и до Академии. Коллега по работе (новый декан навигаторов) пристал к Директору с неудобным вопросом:

— Как вы думаете, что предпримет в связи с последними событиями наш Президент?

— Понятия не имею, — честно ответил Харпер.

— Вам не кажется, что непредсказуемость Белого Лиса наносит ущерб Федерации?