Колдовской сапфир, стр. 30
Филипп по камушкам пробрался к середине реки; он стоял теперь на большом валуне, вглядываясь в чистые струи потока.
- Здесь столько рыбы! - наконец воскликнул он.
- Что толку? Руками все равно не поймать, - заметила Пина; она отмывала в реке коренья от земли, раскладывая их затем на гальке подсушиться.
Сеня запрыгала по камням к Филиппу. И правда: в прозрачной воде часто мелькали крупные розовые рыбки с красными плавниками. Принц в задумчивости глядел на них; потом, видно, что-то придумав, торопливо выбрался на берег и направился к лесу. Вернулся он с большой охапкой длинных тонких веток. Усевшись на землю, Филипп принялся плести из них что-то вроде корзины. Он провозился с ней довольно долго, но, несмотря на все его прилежание, корзина вышла совсем кривая. Нимало этим не смущенный, принц с гордостью оглядел свое кособокое творение и понес его к реке. Бочком опустив плетенку в воду, так что донышко ее оказалось ниже по течению, Филипп положил внутрь увесистый камень, чтобы сооружение не снесло потоком, и занялся костром. Сеня и Пина, не обращая на его действия ни малейшего внимания, расслабленно сидели в тени дерева. Каково же было их удивление, когда принц подошел к ним с корзиной, в которой билось несколько крупных рыбин.
Оказалось - все просто! Рыба, попавшая в плетенку, уже не могла из нее выплыть - такое здесь было сильное течение - и оставалась в ловушке. Вот когда засуетились Сеня с Агриппиной! Девочка кинулась с котелком за водой, а принцесса принялась чистить уже снулую рыбу, Когда вода закипела, Пина набросала в котелок нарезанных кореньев, пряных травок, добавила пару горстей крупы, не забыв про соль. Запах готовящейся на костре ухи дразнил, ну, просто нестерпимо! Друзья с трудом пережили время, пока она варилась. Потом, обжигаясь, единственной ложкой, по очереди глотали ароматное варево, и казалось, ничего не может быть вкуснее!
Когда дети покончили с едой - на дне котелка не осталось ни капли, ни крошки! - они залили костер водой и забросали дымящееся еще кострище галькой. В темноте огонь виден даже с самых дальних вершин. Во-о-он она Рогатая, еще не скрылась… Ночевать ушли на гору, в заросли.
XV. Девятый день путешествия
Лес был еще совсем серым. Рассвет только-только занимался, а путники уже брели по склону, снова чувствуя себя беглецами. Они шли быстро, и к полудню Одинокая принакрылась голубоватой дымкой расстояния, а вершины, казавшиеся вчера недосягаемо далекими, наоборот, придвинулись. Лес, дававший троим друзьям укрытие, понемногу кончился. Гора над ними была теперь лысая, поросшая лишь травой, и беглецы шли по берегу реки, часто поглядывая в небо. Но преследования по-прежнему не было. А на горе, на крутых ее склонах и скалистых уступах, стали попадаться горные козы. Некоторые паслись вместе с маленькими козлятками, и было непонятно, как эти крошечные неуклюжие создания могут удерживаться на такой крутизне. Сверху порой будто бы доносилось негромкое звяканье, и Сеня шла прислушиваясь. Но вот она увидела козу, спускавшуюся по склону к реке, и остановилась. Сейчас она совершенно отчетливо услышала бренчание колокольчика. Девочка кинулась догонять ящериц, выкрикивая на ходу:
- Эго чье-то стадо! Они не дикие! Найдем пастуха и попросим у него молока! - Сене снова очень хотелось есть.
- Неплохая идея… - только и ответил принц, а Пина добавила:
- Хорошо бы еще хлебца со сметаной…
Теперь друзья шли, внимательно оглядывая все вокруг, надеясь заметить хозяина стада. Пастуха они не встретили, зато увидели на горе, прямо в скале, дверь, к которой от реки вела извилистая тропинка, проложенная меж валунов. Надо сказать, что если б не та внимательность, с которой голодные путники осматривали окрестности, они бы скорей всего не заметили ни двери, ни тропки.
Подъем оказался крутым, ступени кое-где были вырублены в почти отвесной скале, и Сеня порядком взмокла, прежде чем выбралась вслед за Филиппом на каменную площадку перед закрытой дверью. Девочка, отдышавшись, выступила вперед и громко постучала. Троица замерла, прислушиваясь:
- Есть ли кто дома?
Но вот послышались шаги, дверь распахнулась, и на пороге появился хозяин жилища и, надо полагать, того стада коз на горе. Это был высокий длинноволосый человек лет тридцати с виду, одетый в черные холщовые штаны, заправленные в сапоги, и просторную белую рубаху. Его темные волосы спутанной гривой лежали по спине, опускаясь ниже лопаток, - много лет они не видели ножниц да и с расческой давно не встречались. Рубаха, однако, была чистая. Человек этот окинул девочку взглядом, и приветливая улыбка показалась было на его загорелом лице, но тут же исчезла, лишь только он перевел глаза на стоявших чуть позади Пину и Филиппа. И Сеня в общем-то понимала почему. Громадные се-ребристые ящеры в длинных плащах да в золотых коронах, верно, не часто встречаются горным пастухам… Впрочем, как и жителям равнин.
Девочка решила первой нарушить затянувшееся уже молчание. Она сказала очень вежливо:
- Здравствуйте. Мы идем издалека и страшно проголодались… Вы не могли бы дать нам немного молока от ваших коз?
Человек, все еще изумленно разглядывавший ящериц, покивал головой и отступил назад в темноту дверного проема. Сеня, решив, что это являлось приглашением войти, переступила через порог. Принц и принцесса в замешательстве остались стоять на месте. Тогда девочка спросила:
- Можно им тоже войти?
- Пусть входят, Раз уж пришли… - буркнул в ответ человек и, словно испугавшись своей невежливости, добавил: - Меня зовут Дели.
Сеня поспешила представиться в ответ и, указав на брата с сестрой, сказала:
- Принц Филипп и принцесса Агриппина.
- Заколдованные, что ли? - поинтересовался Дели.
- Вы совершенно правы. Заколдованные, - коротко ответила девочка, и расспросы на этом пока закончились.
Хозяин прошел в глубь обширной пещеры, служившей ему домом, к длинному деревянному столу, на котором стояли рыжие глиняные кувшины, крынки и лежало несколько кругов сыра. Дели достал с полки такие же простые глиняные кружки, вынул из-под полотенца половину большого белого хлеба и стал нарезать сыр и хлеб толстыми ломтями. Затем, наполнив кружки молоком, жестом пригласил гостей к столу, а сам отошел к окну. Усевшись на высокие табуреты, голодные пришельцы принялись за еду. Сеня жевала и тихонечко исподлобья оглядывала пещеру. Жилище пастуха оказалось довольно просторным. Три овальных окна, прорубленные прямо в скале, пропускали снаружи достаточно света, а вечером хозяин, наверное, зажигал огонь в очаге. Черный след от дыма тянулся по стене к трещине, которая выходила, видно, где-то выше на воздух и служила дымовой трубой. Над очагом, сложенным из грубых серых камней, помещался закопченный вертел, а рядом вдоль стены стояло несколько медных котлов - больших и маленьких. В дальнем конце пещеры - постель, покрытая цветастым ковром. Ближе к двери выстроились бочонки, над ними на полках лежат рядами круги сыра разных размеров, и воздух в пещере насквозь пропитался его кисловатым запахом. На крючьях, вбитых в скальную стену, развешаны кожаные бурдюки, чем-то доверху наполненные, рядом висят корзины, пучки трав, связки бубенчиков… И волынки - бурдюки, с торчащими из них тремя-четырьмя рожками разной величины. Кожа волынок выкрашена в глубокий черный цвет, а рожки оплетены шелковыми цветными нитками.
Хозяин, заметив заинтересованный взгляд девочки, подошел к стене и снял с крюка одну из волынок - самую маленькую. Зажав в белых зубах мундштук дудки, он придавил локтем тугой бархатный бочок, и громкий звук ее трех рожков наполнил пещеру. Пальцами правой руки Дели начал перебирать дырочки одного из рожков - протяжная мелодия зазвучала на фоне бесконечного аккорда из двух низких нот. Наконец бока волынки опали, и хозяин водворил ее на место. Затем, повернувшись к своим гостям, он сказал: