Бунт женщин, стр. 21

Руслана стала героиней дня. Девчонки негодуют, парни благодарят и разговаривают с ней о футболе.

Подошла к ней Мелиса Артуровна, сказала скупо: «Молодец». Руслана за неё добавила: «Первый бой выиграла!»

Мелиса считается лучшим и самым умным учителем школы. И Мелиса всегда — в бою: с учебниками истории, с теми великими деятелями, которые унижали и обижали людей. Её уроки — бунт! Бунт против Петра, Нерона… — всех тех, кто убивал безвинных. И её уроки, и её злость — те же, что живут сейчас в ней, в Руслане: всех властителей казнить, уничтожить.

Мелисино «молодец» — поддержка!

Победа бальзамом залила раздражённое нутро Русланы. Спокойствие не пришло, но пришла уверенность: возможна борьба с мужиками, которые хотят определять жизнь.

Попутчица уверенности — досада на девчонок. Что же они, дуры, не понимают: она их спасает! Подошла к Леониде.

— Ты-то что злишься на меня? Тебе-то, как и мне, ни черта не светит в личной жизни, если мы не отвоюем равные права с мужиками!

Леонида пожала плечами и отошла.

Несколько дней Руслана маялась от обиды — шипение девчонок ей вслед, презрение и недоумение Леониды отравляли победу.

Но вот как-то, на одной из больших перемен, к ней подошла невзрачная Вероника из параллельного класса.

— Ты уверена, что знаешь, как жить? — спросила тонким голосом.

— Уверена. Я знаю, как бороться за наше достоинство. Давай вместе.

— Сначала скажи. Из твоего выступления получается, что ты лучше других всё знаешь, я хочу понять.

— А что тут понимать? Власть у мужчины.

— Ты хочешь власти? — спросила Вероника.

— Нет, я хочу равенства.

— Но, если отнять власть у мужчин и отдать её женщинам, получится не равенство, а власть женщин. Ты хочешь этого? Если честно, Вадик не обижал никого. Он старался каждому помочь. Получилось несправедливо.

— Ты что, тоже втюрилась в него?

Вероника вздохнула.

— Ну, что за слово?! Тот, кто на виду, завораживает. И ты, смотри, какие сильные чувства вызвала у нас.

— Ненависть.

— У кого — ненависть, у кого — восхищение. Никто не остался равнодушным. Не все же были влюблены в Вадика! А Вадик совсем не такой монстр, каким ты его нарисовала.

Вовсе она не невзрачная, эта Вероника. Фигура — красивая, в серых глазах — голубизна и насмешка: уж не сама ли ты влюблена, милая?!

Звонок оборвал разговор, но из перемены в перемену, изо дня в день он продолжался.

Руслана ни словом не обмолвилась о пережитом на балу и о Вадике, но о чём бы она ни говорила, из её рта лилась желчь. Аргументы нашлись неоспоримые: правительство, деканы университетов, директора заводов и фабрик — мужчины. А женщине предназначена роль безмолвного безликого робота. И в семье женщина — домработница. Дома после полного рабочего дня, не успев войти, начинает ещё один рабочий день, всё — на ней одной: стирки-уборки-готовки-дети, а ведь часто женщина зарабатывает ничуть не меньше мужчины.

— А бывает, женщины — барыни, мужчины делают всю домашнюю работу. Бывает, женщины склочны и взбалмошны, мужчины — добры и великодушны. — Вероника возражала, но от Русланы не отходила.

После школы оказались в одном институте — на истфаке.

Мелисины лекции, Мелисина уверенность в том, что история важнее других предметов, гнали школяров на истфак.

С первого дня института Руслана вступила в женскую организацию города. Вся баскетбольная команда представлена.

Первая женщина Русланы или первый «мужчина» — баскетболистка, налитая мужской силой и властностью. Ещё выше Русланы, задастая и грудастая, она не церемонилась: не успели переступить порог её жилища, как сразу же припала к Русланиным губам своими мягкими и горячими.

Руслане отступать некуда, за ней — запертая входная дверь, и она упёрлась руками в грудь баскетболистки.

Та отстранилась и, чуть сощурив коровьи, с поволокой, глаза, усмехнулась:

— Не играй в целочку. Зачем шла ко мне? Я тебя сразу приглядела. Кричишь громче всех. А теперь кривляешься? Ханжа, что ли?

Вадим ещё гулял по её снам и бессонницам, ещё танцевал перед ней, склонившись к очередной девчонке, но в тот момент, захлёстнутая душной волной чужого желания, она услышала своё тело — истома расплющила его по двери, и руки сами собой упали бесхозные. Баскетболистка знала чуткие точки. Едва касалась она их губами и пальцами, а Руслана дрожала от наслаждения, не понимая, где она, что с ней происходит, подчинялась лишь волшебству своего прозревающего наслаждением тела.

Жизнь обрела смысл. Она — нужна.

— Герои — те, кто больше убивает людей, разве не так? Вспомни сказки: сказочный герой, если убьёт врага, получает в награду красивую дочь царя и полцарства. А маршалы, полководцы всех веков чем прославлены? Тоже убийством! В прошлом, казалось бы, — урок настоящему. — Руслана Веронике кричит, будто Вероника глуха. — А настоящее не хочет уроков, плодит новых разрушителей и убийц. Только масштабы другие! Пётр Первый убивал тысячами, двадцатый век — миллионами! Да ещё нынешний век порождает уродов, любящих деньги и вещи. После умерших хозяев деньги и вещи остаются жить, но порождают рабство новых хозяев.

— А Волга впадает в Каспийское море! — вдруг говорит Вероника и впервые распахивается в улыбке. — Что ты хочешь сказать?

— Уничтожить причину.

— Что же за причина? Мужчины?

— Захватчики. Мужчины захватили историю. Патриархат — искажение истории. Патриархат — такой же урод, как власть денег и жажда власти во всех её видах. Патриархат искусствен. Природа — прежде всего женщина.

— А если бы ты родилась мужчиной? Ещё больше подавила бы женщину? Уж ты поплясала бы на наших костях!

Бунт на корабле?!

Веронику она хочет качать на руках. Веронике она хочет дарить подарки.

— Я родилась женщиной, — говорит она примиряющим тоном.

— Ты могла родиться мужчиной.

— Зачем ты дразнишь меня?

Припасть губами к влажным белым ровным зубам. Они — прохладны?

Руслана протягивает руки к Веронике. Касается плеч осторожно, но в следующую минуту прижимает Веронику к себе и целует в губы. Узкие ледышки. Замёрзшая девочка. Рёбрышки, маленькие тугие груди. Ещё мгновение, и Руслана присаживается от боли — Вероника коленкой саданула её в пах.

— Нет, нет, нет! — злая дробь в уши.

Ещё мгновение, и Вероники в комнате нет.

Солнце обдаёт комнату золотистым душем.

«Нет, нет, нет!» — из углов, с потолка пикирует к Руслане.

Она кидается прочь из комнаты, из дома. Ноги подводят к парикмахерской. Не задумавшись, влетает в неё и оседает на свободный стул. Она — в очереди. Она — среди мужиков. Это мужская парикмахерская.

Зачем она здесь?

Ей нужно срезать волосы.

Зачем ей короткая стрижка?

Она хочет отомстить.

Кому? Мужикам? Веронике?

Как трудно сидеть на одном месте!

На негнущихся ногах Руслана входит в громадный светлый зал, видит тощую женщину с перевёрнутым лицом под шаром крашеных волос. Тощую зовут Инна.

Глава восьмая

Шорох дождя. Звук из детства. Помогал уснуть. Будил утром. И сейчас пробрался в сон, застучал, забил звуки и голоса южного сна, затушевал серым лица и ситуации. Ничего не помню.

Серое окно. Окно в моё детство. Подойду и, как в кино, — кадр за кадром.

Не хочу детства. Не хочу пуговиц и полосатых рубашек. Не хочу Люши у окна.

Отец в больнице. Мы с мамой вдвоём в доме. Сядем друг против друга. Будем говорить много часов подряд.

Босиком иду по своей комнате.

Пол — холодный, но мне приятен этот холод.

Мне нужна мама.

В доме — свет. Зажжены все лампочки, хотя сейчас сумерки раннего утра. Никаких следов вчерашнего разгрома нет: стекло с пола и с полок горки убрано. Даже лимонное деревце перевязано на сломе и водворено в свою глиняную посудину. Отбитый кусок приставлен к стене, можно склеить. На столе — чистые чашки, салфеткой прикрыта тарелка с пирожками. Что же, Ангелина Сысоевна ночью пекла их?