Женщина в озере, стр. 33

– Выходи, – сказал он.

Я вышел из камеры, он снова запер дверь и пальцем показал, куда идти дальше. Мы подошли к высокой стальной решетке, он отпер ее и опять запер за нами. Ключи весело позвякивали на большом стальном кольце. Спустя некоторое время мы прошли через стальную дверь, которая снаружи была выкрашена, как деревянная, а изнутри напоминала люк на военном корабле.

Дегамо стоял у шкафа и разговаривал с сержантом-писарем. Он повернулся ко мне и спросил:

– Ну, как дела?

– Хороши.

– Нравится вам наша новая тюрьма?

– Ваша тюрьма мне очень нравится.

– С вами хочет поговорить капитан Уэббер.

– Очень рад.

– Я вижу, у вас теперь нет других слов, кроме похвал.

– В настоящий момент нет, – подтвердил я, – здесь нет.

– Вы хромаете, бедняжка? Неужели споткнулись?

– Да, – сказал я. – Споткнулся о резиновую дубинку. Она подпрыгнула и укусила меня в левое колено.

– Какая жалость! – произнес Дегамо без всякого выражения. – Получите у писаря ваши вещи.

– Мои вещи при мне. У меня ничего не отбирали.

– Да? Это хорошо, – сказал он.

– Да, это хорошо, – подтвердил я. Писарь поднял голову, внимательно посмотрел на нас обоих и сказал:

– Надо было бы вам видеть Конни, его миниатюрный носик. Производит незабываемое впечатление. Он у него размазан по всему лицу, как сироп по вафле.

Дегамо спросил с отсутствующим видом:

– А что случилось? Он ввязался в драку?

– Не могу сказать, – ответил писарь. – Может быть, это та же самая дубинка подпрыгнула и укусила его.

– Для сержанта вы разговариваете чертовски много, – сказал Дегамо.

– Сержанты-писари всегда разговаривают слишком много, – ответил тот. – Видимо, по этой причине они и не дослуживаются до лейтенанта из следственного отдела!

– Видите, как мы здесь живем! – сказал Дегамо с иронией. – Как большая, счастливая, любящая семья!

– С сияющими улыбками на лицах, распростертыми объятиями и резиновыми дубинками в каждой руке. Дегамо резко отвернулся. Мы вышли в коридор.

Глава 27

Капитан Уэббер высунул свой острый загнутый нос из-за конторки, увидел меня и сказал:

– Садитесь.

Я сел на жесткий стул с подлокотниками и примостил свою левую ногу так, чтобы она не касалась твердого края сиденья. Это была большая чистая угловая комната. Дегамо в углу скрестил ноги, задумчиво потирал запястье и смотрел в окно. Уэббер продолжал:

– Вы сами вызвали неприятности, и вы их получили. Вы ехали со скоростью пятьдесят пять миль в час, в черте города, вы не подчинились приказу остановиться, хотя слышали звук сирены и видели красный стоп-сигнал. Когда вас остановили, вы позволили себе оскорбить полицейского и ударили его в лицо.

Я ничего не ответил. Уэббер взял спичку, сломал ее пополам и бросил через плечо.

– Или, может быть, вы скажете, что они, по обыкновению, лгут? – спросил он.

– Я не читал рапорта, – сказал я. – Может быть, я и ехал со скоростью 55 миль в черте города. Полицейская машина ждала перед домом, который я посетил. Когда я тронулся, она последовала за мной. Я сначала еще не знал, что это полицейская машина. Я не видел причин, почему меня надо преследовать, поэтому мне все это не понравилось. Вот я и постарался прибавить скорости. Но я лишь хотел добраться до освещенной части города.

Дегамо обратил взгляд на меня. Уэббер нетерпеливо прикусил губу.

– Ну, а после того, как вы поняли, что это полицейская машина, вы развернулись посреди квартала и снова пытались удрать. Правильно?

– Правильно, – ответил я. – Но дайте мне возможность говорить свободно, если хотите, чтобы я все объяснил.

– Свобода слова мне не мешает, – сказал Уэббер. – У меня слабость к свободе слова. Я заявил:

– Эти полицейские, которые меня поймали, поджидали меня перед домом, где живет жена Джорджа Талли. Они зашли к ней раньше, чем я. Джордж Талли был здесь, в Бэй-Сити, частным детективом. Я хотел с ним поговорить. Дегамо знает, о чем я хотел с ним говорить.

Дегамо вытащил из кармана спичку и начал спокойно ее жевать. Он кивнул без всякого выражения. Уэббер и не посмотрел на него.

Я сказал:

– Вы дурак, Дегамо. Что вы ни задумаете – все глупо, да и выполняете задуманное по-дурацки. Когда вы вчера потребовали у меня ответа перед домом Элмора, вы сходу начали грубить, хотя для грубости не было никаких оснований. Вы возбудили мое любопытство, хотя до этого у меня не было никакого интереса к Элмору. Вы даже проговорились о том, как мне удовлетворить свое любопытство, если дело покажется мне важным. Если вы хотели уберечь своих друзей, то вам надо было держать язык за зубами и ждать, не предприму ли я сам чего-нибудь. А сам бы я никогда ничего не стал предпринимать. Именно так вы могли бы избежать того, что теперь дело пошло полным ходом. Уэббер проворчал:

– Черт возьми, что здесь общего с вашим поведением в денадцатом квартале Уэстмор-стрит?

– Это связано с делом Элмора. Джордж Талли расследовал дело Элмора, пока его не засадили за решетку по обвинению в управлении машиной в состоянии опьянения!

– Дело Элмора вел не я, и оно меня не касается, – накинулся на меня Уэббер. – И я не знаю, кто первый всадил нож в грудь Юлия Цезаря. Не уклоняйтесь от темы, черт вас побери!

– А я и не уклоняюсь. Дегамо в курсе дела Элмора, только он не любит, чтобы об этом говорили. Даже ваши парни из патруля – и те в курсе дела.

Конни и Добс не имели других причин меня преследовать, кроме одной: я посетил жену человека, который расследовал дело Элмора! Когда они за мной погнались, у меня скорость была меньше двадцати пяти миль. Я попытался удрать, потому что с полным основанием предвидел, что они начнут меня избивать за то, что я там появился. И эту уверенность мне внушил Дегамо.

Уэббер быстро посмотрел на Дегамо. Синие глаза Дегамо безучастно разглядывали противоположную стену, Я продолжал:

– Я не ударял Конни по носу, пока он не вынудил меня угрозами пить виски и не ударил меня кулаком в живот, так что я облил весь пиджак. Не может быть, чтобы вы впервые слышали об этом трюке, капитан Уэббер!

Уэббер сломал вторую спичку. Откинувшись в кресле, он рассматривал свою узкую ладонь. Потом опять посмотрел на Дегамо:

– Что вы можете на это сказать?

– Черт возьми, – ответил Дегамо. – Эта ищейка попала на пару идиотов. Они глупо с ним пошутили – вот и все. А если он шуток не понимает...

– Значит, это вы послали Конни и Добса?

– Ну... я, – сказал Дегамо. – Я не знаю, к чему мы придем, если будем пускать к себе в город разных ищеек и позволять им ворошить старое дерьмо, лишь бы получить возможность выжать из пары старых идиотов приличный гонорар. Таких парней надо учить, и как следует!

– Значит, для вас это так выглядит? – спросил Уэббер.

– Вот именно, так и выглядит.

– Я размышляю, в чем нуждаются такие люди, как вы, – сказал Уэббер. – В данный момент, я полагаю, вы больше всего нуждаетесь в свежем воздухе.

Будьте добры, лейтенант Дегамо, отправляйтесь-ка прогуляться.

Лейтенант медленно открыл рот.

– Вы имеете в виду... чтобы я закрыл дверь с той стороны?

Уэббер внезапно быстро наклонился, его острый подбородок был похож сейчас на нос крейсера.

– Будьте так любезны!

Дегамо медленно встал, на его скулах появились красные пятна. Он положил на стол плашмя свою большую ладонь и посмотрел на Уэббера. Некоторое время царило тягостное молчание. Потом он сказал:

– Ладно, капитан. Но вы ставите не на ту карту! Уэббер не ответил. Он подождал, пока за Дегамо закрылась дверь, потом сказал:

– Вы полагаете, что сумеете связать дело Элмора полуторагодичной давности с убийством Лэвери? Или вы просто пытаетесь увести нас в сторону, хотя сами уверены в виновности жены Кингсли?

– Это дело было связано с Лэвери еще до того, как его пристрелили. Но, может быть, и не очень крепко, да и плохим узлом. Но при всех условиях связано настолько, что мне было над чем задуматься.