Самый лучший демон. Трилогия (СИ), стр. 143
Но вдруг её собственная реальность, в которой была только ведунья, девчонка и зеленоватые, чуть светящиеся нити, лопнула мыльным пузырём. Кто-то схватил лекарку за шиворот, вздёрнул вверх, одновременно оттаскивая в сторону.
Девушка открыла глаза, ничего не понимая и не соображая. Рванула вперёд, пытаясь поймать падающий кристалл. Но не смогла. До неё не сразу и дошло, почему это простое вроде бы действие не получилось. Оказывается, Архе просто заломили руки за спину, стянув их толстой, моментально расцарапавшей запястья, верёвкой.
Ведунья завертела головой, способная лишь ресницами хлопать. Только вот мир вдруг целиком окрасился алым. Вокруг все было красно от формы городской стражи. Чьи-то спины мелькали перед лекаркой, словно бесы хоровод водили.
- Пустите! – рявкнула Арха, безуспешно пытаясь вырваться. – Пустите, она ещё живая!
Но её как будто никто не слышал. На миг среди круговерти алой формы лекарка увидела белое, как свежевыпавший снег, лицо Тхия. И рядом с ним Ю. Глаза грахи были почти круглыми то ли от удивления, то ли от ужаса. Но девушку снова схватили, поволокли. Арха даже ногами перебирать не успевала. И точно упала бы, не держи её кто-то за шиворот, как нашкодившего кутёнка.
Огромные, от пола до потолка, лаковые двери распахнулись навстречу как будто сами собой. Дневной свет хлынул из них белым потоком, слепя, заставляя жмуриться. В голове ведуньи мелькнула мысль, что, наверное, она увидит то же самое, когда умрёт: белый свет, а за ним Тьму.
И как будто по заказу, её персональная тьма наступила, ослепив ничуть не хуже сияния. Просто лекарку грубо, головой вперёд, зашвырнули в карету – без окон и даже без сидений. И всего с одной дверцей. Которая тут же и захлопнулась как крышка сундука.
Или гроба.
Глава восемнадцатая
Жить нужно или с юмором. Или с психиатром.
(Из наблюдений мистрис Шор)
Запястья, с которых верёвки снять никто так и не удосужился, отекли и онемели - Арха их почти не чувствовала. Зато о плечах она не могла забыть ни на минуту. Боль вгрызалась даже не в мышцы, а в кости. Да ещё с таким усердием, что хотелось самой себе руки оторвать.
Ведунья потёрлась спиной о ледяные, грубые, как наждак, камни стены. Но это приносило облегчение совсем ненадолго.
Сначала девушка пыталась ходить по крохотной камере: три шага вдоль, три поперёк, а по диагонали получалось больше четырёх, но меньше пяти. Но когда за зарешеченным окошком, прорезанным под самым потолком, стемнело, а где-то снаружи зажгли магические фонари, стало так холодно, что ведунье было уже не до ходьбы. Она только и смогла, что сжаться в комок на тонком, воняющем плесенью тюфяке. Умом-то Арха понимала, что надо продолжать двигаться, но заставить себя не могла. Она не просто замёрзла - заледенела. Все, что находилось под невыносимо ноющими костями, превратилось в куски льда.
Так и просидев до рассвета, временами проваливаясь в какой-то полубред с кружащими кровавыми лужами на мраморе, красными мундирами и хохочущими демонами.
Утро облегчения не принесло, хотя и стало немного теплее. С кистями своими Арха мысленно распрощалась. Конечно, верёвки стягивали не слишком сильно, но больше чем десять часов с вывернутыми за спину руками благополучно закончиться просто не могли. Странно, но ни есть, ни пить не хотелось совершенно. И страха не было. Скорее, какое-то отупение, словно ведунья действительно превратилась в замёрзший студень. Вроде бы снаружи и корка, а внутри дрожащее желе.
Лекарке даже и в голову не пришло, что можно, наверное, кого-нибудь позвать. Или хотя бы ногой по двери треснуть, привлекая к себе внимание. Но Архе начало мерещиться, что она в этой камере не одну ночь, а уже несколько лет сидит. И сидеть так будет долго, наверное, вечность. Вполне возможно, что никакого мира за толстыми стенами и грубо сколоченной дверью уже и вовсе нет. Пропал, растворился. А, значит, и дёргаться смысла не имеет.
Поэтому скрежетнувший в замке ключ внимания ведунья не привлёк. В сторону открывшейся двери девушка и головы не повернула.
Только когда Арху подняли с тюфяка, она сообразила поднять голову и увидела над собой жёлтые и злые глаза Ирраша. Он, видимо, сам того не замечая, скалился. Но даже тогда через отупение страх к девушке так и не пробился. Лекарка просто отвернулась от ушастого.
- Арха, придётся потерпеть немножко. Потерпишь, ладно? Я знаю, ты сильная девочка…
Ведунья глянула на шавера через плечо, чтобы убедиться, что это действительно Ирраш. Тут он был, никуда не делся. Только с каким-то остервенением рвал верёвку на запястьях. Девушке показалось, что у неё начался настоящий бред. И это было совсем не смешно.
- Ирраш, а это вправду ты? – протянула лекарка и, за неимением возможности себя ущипнуть, прикусила губу.
Несмотря на то, что кожа явственно отдавала деревом, собственный укус Арха почувствовала.
- Я, я… Потерпи, сейчас больно будет.
- Не думала, что ты моё имя знаешь…
- Уж лучше бы не знал, - но даже это шавер сказал без всякой злобы.
Сначала предупреждение ушастого не оправдалось. Руки упали вдоль тела, как плети. Когда кисти хлестнули по бёдрам, стало неприятно. Но вот ниже плеч словно и не было ничего. Ирраш вдруг встал перед ведуньей на колени и начал массировать изувеченные конечности. Арха тупо следила за тем, что он делает. И так же тупо удивлялась тому, что вот эти тёмные сардельки – её пальцы.
А потом оказалась, что и на этот раз ушастый сказал правду. Стало больно, очень больно. Лекарка рванулась, пытаясь выдернуть свои руки из пальцев шавера, превратившиеся в настоящие пыточные клещи. Но ведунью он, конечно, никуда не отпустил. Только что-то сквозь зубы раздражённо прошипел. Кажется, Арха даже умоляла демона прекратить, но ушастый оказался непреклонен и всё уговаривал её потерпеть. Как будто от уговоров боль могла стать меньше!
Но все когда-нибудь заканчивается, прошло и это. Не сразу ведунья и поняла, что, оказывается, она сидит у Ирраша на коленях, а шавер нежно так пальцем вытирает у неё слезы с лица.
Кисти всё ещё ломило, но, по крайней мере, Арха их чувствовала и даже пальцами пошевелить смогла.
- Ирраш, поехали домой, а? Ну, пожалуйста… - проскулила лекарка.
Он как-то странно, судорожно вздохнул.
- Нет, маленькая. Домой пока нельзя. Тебя переводят в Сырую башню. Я действительно ничего пока сделать не могу. Это дело не в юрисдикции городской стражи.
- Какое дело? – ведунья ни слова из сказанного не поняла.
- Твоё дело, - с неведомым доселе терпением ответил шавер, - Тебя обвиняют в посягательстве на существование баронессы Нардаш.
- Каком посягательстве? – ощущение, что всё происходящее – это бред, вернулось и стало даже сильнее. – Кто такая баронесса… Как там?
- Не думай пока об этом. Завтра к тебе придёт адвокат. И я обязательно навещу. Тогда всё и обсудим.
Он, преодолев сопротивление ведуньи, заставил девушку положить голову ему на плечо. Думать, действительно, ни о чем не хотелось. От самого названия «Сырая башня» несло каким-то первобытным ужасом. В Грязных кварталах все были убеждены - оттуда выходят не для суда, а чтобы помереть на плахе. По мнению простых жителей столицы, судьи знали только один вид приговоров – смертную казнь. Зато видов этих казней в империи имелось превеликое множество.
Нет, думать об этом определённо не стоило. Поэтому мысли о сказанном шавером Арха попыталась спрятать за ворохом других, суетных, ненужных. Вот если бы…
- А Дан? Дан придёт? – встрепенулась лекарка.
- Нет, девочка, Дану к тебе пока нельзя. Но ты одна не останешься, слышишь? И всё будет хорошо. Ты запомни только, что всё будет хорошо. Как бы страшно не было, постоянно повторяй, что всё будет хорошо. Ты поняла?
Арха послушно кивнула, хотя ничего она не поняла. Только обидно стало, что её к Дану не пустят. Шавер заставил девушку встать и поднялся сам, кивнув кому-то за спиной ведуньи. Лекарка оглянулась. По бокам от неё стояли два солдата в зеленовато-болотной форме тюремщиков. И какой-то амбал в кожаном фартуке. В руках у него были кандалы.