Сага о копье: Омнибус. Том III (ЛП), стр. 735

Глаза предводителя повстанцев мигом налились кровью, когда он осознал происходящее.

— Гром!

Ярость Фароса только росла, пока он вихрем летел через Храм, пугая отдыхающих повстанцев. Охрана вскочила на ноги, прервав игру в камешки, и вытянулась по струнке. Каждый минотавр в отряде был свидетелем подобных вспышек ярости и не хотел становиться их объектом.

— Коня! — крикнул Фарос помощнику, занимавшемуся маленьким табуном мятежников. Большинство животных были захвачены в шахтах или у патрулей, забота об их здоровье была постоянной головной болью, не меньшей, чем снабжение самих бывших рабов.

Кто-то быстро принес ему седло и сбрую. Взнуздав коня, Фарос помчался к северному проходу. Стража у ворот радостно приветствовала командира, когда он проскакал мимо, но тот не отвечал, сосредоточившись на петляющей дороге. Людоедская лошадь была не самой быстрой, но шла уверенной рысью — вскоре скалы закончились, и Фарос, вырвавшись на пустошь, немедленно повернул к северу.

Через полчаса он был у цели, сразу заметив рогатую фигуру на ближайшем гребне. Это не взволновало мятежника. Охранник наверняка понесся предупредить Грома, а вот тот не подчинился приказу — худшее преступление в глазах бывшего раба. Потом он увидел и другие признаки двуличности помощника — два десятка фигур поддерживали большой костер, торопливо подтаскивая к нему ветки и все, что могло гореть в этой дикой местности. Остальные бывшие рабы и солдаты кидали в пламя свою тяжкую ношу. Смрад горелой плоти уже нельзя было скрыть.

— Гром! — крикнул Фарос, подъезжая. — Гром, где ты?!

Мятежники замерли, воззрившись на своего командира в ужасе и смятении.

Причина его гнева вскоре показалась — из клубов дыма вышел Гром, пропитанный потом и гарью. Подойдя к Фаросу, он не переставал сотрясаться от кашля.

— Это не их вина, Фарос, весь грех лежит на мне. Они следовали приказам и не смели ослушаться.

Фарос спрыгнул с коня и, не раздумывая, молниеносно ударил Грома в челюсть. Набожный минотавр отлетел и закувыркался по песку. Остальные замерли, не зная, что предпринять.

— Я тоже отдал приказ. Четкий приказ. Ты ослушался меня.

Гром закашлялся на земле и не сразу смог подняться. Через несколько минут он взглянул Фаросу в глаза:

— Моя совесть ослушалась… я не смог оставить мертвых… даже ради тебя, Фарос… Хотя бы легионеры заслуживают погребального костра! Они бились с нами, повинуясь приказу! Для этого их обучали и тренировали!

— Раньше мы тоже не хоронили их, почему тогда совесть не мучила тебя?

— Да, не хоронили, и я не очень возражал… Тогда не было причин, ведь Боги нас оставили…

Вот оно что! Фарос дернул ушами и фыркнул:

— Теперь Боги вернулись, и что? Ты вдруг испугался мести?

— Не испугался… — резко вскинулся темно-коричневый минотавр. — Не испугался!

Игнорируя Грома, Фарос повернулся к остальным:

— Потушите огонь! Оставьте все как есть, пусть обряды по ним служат падальщики! А ну шевелитесь!

Минотавры опрометью бросились исполнять приказ — в кого бы они ни верили, прежде всего бывшие рабы следовали за Фаросом и подчинялись только ему. Гром, как понял командир, просто сбил их с верного пути.

Гром и навязчивый Саргоннас, ведь Фарос отказался позволить Богу влезть в его жизнь.

Костер угас. Гром начинал кашлять все сильнее. Фарос с горечью смотрел на когда-то одного из самых верных последователей. Этот глупец наглотался дыма — наверняка не отходил от костра ни на минуту.

— Ты можешь оказаться прав, если…

Гром внезапно повалился без чувств лицом вниз.

Инстинкт заставил Фароса поймать помощника раньше, чем тот ударился о землю. Гром пробовал сосредоточить взгляд слезящихся, покрасневших глаз на командире, и Фарос несказанно изумился, когда увидел маленькие кровавые гнойники на его веках.

— Фарос… — Гром уже едва мог говорить. — Мне… жаль…

Он вновь закашлялся, затем содрогнулся и потерял сознание.

Сломанная секира

Сердце империи билось размеренно, и верховная жрица расценивала это как свидетельство собственной абсолютной власти. Где бы ни бродили призрачные слуги, чьими глазами она наблюдала, везде Нефера видела только доказательства успеха и процветания.

Мито и большинство колониальных верфей работали на полную мощность, плотники и судостроители сменялись днем и ночью, усиливая увеличившуюся армаду империи. Даже на южном побережье Мито заложили новые верфи, да и Митас собирался активно расширяться.

Новые корабли предназначались для несения службы в гарнизонах внешних колоний и помогли бы столице окончательно забыть о мятежниках. Но не все спущенные на воду суда были военными — немалую их часть составляли торговые и грузовые. Скоро они должны были доставить продовольствие и сырье из колоний, а обратно вернуться нагруженными предметами роскоши и орудиями труда. За всем распределением пищевых ресурсов теперь наблюдал Храм. Нефера имела прекрасные связи в Высшем Кругу, который занимался решением административных вопросов, ибо большинство там составляли верующие Предшественники. Наблюдатели, ответственные за сельское хозяйство, контролировали доставку мяса и зерна на склады и в хранилища. Строгий учет позволял удовлетворить любые потребности развивающегося государства.

Самым выдающимся достижением Неферы стал Нетхосак. То, что Хотак лишь предполагал сделать, она воплотила в жизнь. Все ресурсы столицы теперь были направлены на нужды империи, даже самый последний рабочий трудился ради ее расширения. Защитники руководили на всех уровнях, подчиняясь приказам жрицы.

Ее приказам…

Верховная жрица поднялась из большой мраморной ванны, некогда служившей священникам Саргоннаса. Два послушника в белых с золотом одеждах быстро вытерли ее, а третий с поклоном подал ритуальную мантию — черную с серебром. Нефера откинула капюшон, позволяя слуге расчесать гриву.

По комнате плыл аромат лаванды. Из опустевшей ванны поднимался пар — вода нагревалась в стоящем в подвале медном баке, под которым всегда поддерживался огонь, и по системе труб, изобретению искусных механиков прошлого, доставлялась в покои жрицы.

В последнее время Нефера требовала нагревать воду сильней и сильней, так, чтобы только не свариться. Шерсть слуг была постоянно мокрой и спутанной из-за высокой влажности, но сама верховная жрица не обращала на это внимания. Те, кто до нее дотрагивался, часто замечали, как холодна ее плоть. Даже теперь, только покинув горячую ванну, она ощущала себя словно на вершине высокой горы, а ее шерсть была совершенно сухой и гладкой.

Теперь уже никто не узнал бы в ней ту пышущую красотой и здоровьем счастливую невесту, которая стояла перед алтарем рука об руку с командующим Хотаком. Леди Нефера, возвышающаяся сейчас посреди комнаты, между мельтешащими слугами, напоминала высохшую и отвратительную пародию на минотавра с дикими, бешеными глазами. Кожа туго обтягивала ее лицо, а пальцы больше напоминали скрюченные когти. Тем не менее, слуги смотрели на жрицу с обожанием, словно видя перед собой образец красоты и совершенства.

— Пошлите известие Лорду Гантину, его присутствие необходимо в Храме сегодня вечером. Мне нужно переговорить с ним относительно срыва погрузок.

— Будет исполнено, повелительница, — кивнул послушник, расчесывающий ее гриву.

— Палата готова?

— Все готово, повелительница, — ответил второй слуга, расправляя складки мантии.

Нефера повела левой рукой, и послушники, немедленно прекратив работу, почтительно отошли на несколько шагов от высочайшей особы.

— Вычистите комнату! Здесь все должно сверкать! — скомандовала она, а затем пробормотала: — Я хочу, чтобы везде было безупречно…

Когда слуги кинулись исполнять приказ, жрица подошла к дальней стене, и хотя она была не одна, Нефера знала — никто из послушников не осмелится бросить лишний взгляд. Она нажала на секретный камень, и часть стены превратилась в темный проход. Не успела Нефера переступить порог, как вспыхнула от ярости — ее тусклые глаза блеснули, разглядывая кого-то, видимого только ей.