Сага о копье: Омнибус. Том III (ЛП), стр. 227

— Нет, — отвечает Грозный Волк. — Я должен остаться с Ферил.

Голос затихает.

Малистрикс утробно зарычала — этот человек оказался очень силен духом. Сильнее Гистера, сильнее всех ее прислужников, рыскающих по Ансалону. Ей хотелось еще раз внедрить свою волю в разум Дамона, но драконица решила подождать.

— Больше никто в Башне Вайрет не будет подсматривать за нами сквозь магический шар, моя госпожа, — прервал чей-то голос размышления Малис.

Драконица злобно сверкнула глазами, но быстро успокоилась, увидев существо, идущее к ней. Оно спокойно двигалось по раскаленному плато, минуя потоки лавы.

— Молодец.

Оценивающий взгляд красной драконицы скользнул по фигуре пришельца. Ростом он был чуть более пяти футов, бугрящиеся мышцы, покрытые красными чешуйками, сияли в лучах солнца, ноги при ходьбе переливались как два столба пламени. На пальцах рук и ног существа росли невероятно острые когти рубинового цвета, хвост, по всей длине усыпанный смертоносными шипами, то змеей обвивал ноги, то выпрямлялся. Морда твари, покрытая толстой красной кожей, напоминала лицо человека, оранжевые глаза горели как угли. Прямо над ними начинался блестящий костяной гребень, который тянулся до основания хвоста. Существо поднялось в воздух и медленно приблизилось, взмахивая перепончатыми крыльями цвета высохшей крови. Это было первое творение Малис, боготворившее свою создательницу. Он не опускался вниз, боясь осквернить прикосновением когтей трон госпожи.

— Какие еще будут приказы, моя повелительница?

— Надежные люди в деревнях доложили мне, что кендеры нашли тайное укрытие в пределах моих владений. Найди его.

— Слушаюсь. — Слуга низко поклонился, выражая бесконечное уважение своей хозяйке, захлопал крыльями и исчез за завесой пара, клубящегося над плато.

Глава 18

Сбывшийся сон

Алин с наслаждением растянулся на подстеленном меховом плаще, который он почти месяц не снимал ни на минуту. Теперь маг ощущал невероятную легкость, поэтому, несмотря на усталость, сон не шел, да еще не давала покоя мысль о Копье.

— Здесь их тысячи, — рассуждал он вслух. — Которое же принадлежало Хуме? Самое древнее или самое красивое?

Снаружи злобствовал ледяной ветер. Даже здесь его свист отдавался жутким и настойчивым гулом в остриях копий.

Почти вся компания уже спала. Гилтанас лег, не выпуская из рук копья Дамона, Ворчун тихо сопел возле Дикого, который сучил ногами и вздрагивал, видимо, куда-то бежал во сне. Рыцари тоже дремали. На всякий случай им связали ремнями руки и ноги.

Фиона Квинити сидела у стены с открытыми глазами, скрестив ноги.

— Не спится? — спросил Алин.

— Я что-то волнуюсь, — тихо ответила девушка.

— Мы здесь в полной безопасности, — так же тихо прозвучал ответ. Голос был мужским и совершенно незнакомым.

Алин вскочил на ноги, озираясь по сторонам в поисках говорившего. Но чужих рядом не было. Маджере протянул руку Фионе и помог ей подняться.

— Покажись! — крикнул он так громко, что все проснулись, один Ворчун продолжал сладко посапывать.

— Как скажешь, — прозвучал тот же голос. Из узкой незаметной ниши выступил худой и низкорослый юноша, почти мальчик. Ему нельзя было дать больше двенадцати-тринадцати лет. Простая белая туника до колен висела на нем мешком. Никакой другой одежды не было.

Дикий, проснувшийся от возгласа мага, зарычал.

— Что здесь делает ребенок? — удивился Гилтанас и, видя реакцию Дикого, крепче сжал копье.

— Будь осторожен. Либо он не тот, кем кажется, либо он не один, — предостерег эльфа Алин. — Посуди сам, не может же такой малыш быть здесь в одиночестве.

— Я не ребенок, — улыбнулся мальчик, — Я прожил на свете дольше всех вас. Просто детская фигура для меня более удобна. Устраивает такое объяснение?

И мальчик начал расти прямо на глазах. Его кожа сморщилась и побледнела и стала пергаментной, голова стремительно облысела, покрылась старческими пятнами, спина сгорбились.

— А хотите так?

Старик распрямился. Туника затрещала по швам на могучем смуглом теле, на руках вздулись мышцы, опутанные набухшими венами, словно корабельными канатами, густая грива светлых волос упала на плечи.

— Да что ж это такое?… Кто ты? — не выдержал Гилтанас. — Объясни, наконец.

— Я хранитель Усыпальницы, — ответил незнакомец, вновь представ в образе стройного юноши. Он не спеша подошел к Дикому, протянул тонкую руку и потрепал волка по загривку. К всеобщему удивлению, тот перестал рычать и завилял хвостом. — Поэтому сначала сам хочу услышать объяснения, иначе придется выдворить вас на мороз.

Хранитель выслушал рассказ о том, зачем друзья пришли в Усыпальницу, и узнал, для чего им понадобилось оружие легендарного героя, но сам ни на один вопрос толком не ответил, лишь коротко рассказал про Усыпальницу и окружающие ее земли.

— Геллидус знает, что я здесь, но не может пробраться в это сокровенное место, поэтому я в полной безопасности, — закончил он.

— Ты маг или заколдованный человек? — спросил Гилтанас.

— Как вам больше нравится.

— Кем бы ты ни был, ты не остановишь нас, — предупредил эльф.

— Я не собираюсь вам мешать, — ответил хранитель. — Ищите то, что вам нужно.

Соламнийский Рыцарь кашлянула, привлекая к себе внимание.

— У них благородная цель, — указала она на Алина и Гилтанаса. — Если ты благородный человек, укажи нам Копье.

Хранитель слабо улыбнулся:

— Если бы я мог, то, конечно же, указал бы. — Хранитель покосился на Рыцарей Такхизис. — Но сказать по правде, я понятия не имею, которое из этих копий — Копье Хумы.

Ворчун ворочался, но не просыпался. Полулюдоеду снилось, что он снова слышит, как до того дня, когда зеленый дракон уничтожил его дом и семью, разрушил всю его жизнь.

Тогда, не в силах вынести душераздирающие крики умирающих и стоны раненых, Ворчун молил богов прекратить этот ужас. И звуки вмиг умолкли. Может быть, кто-то из богов не так понял слова молитвы, а может, в том были повинны невероятные зверства, творившиеся на глазах Ворчуна, но мир для него погрузился в вечную тишину. Полулюдоед похоронил жену и детей и навсегда покинул деревню вместе с горсткой односельчан, оставшихся в живых. Его всю последующую жизнь мучил вопрос, почему дракон проявил к ним такую милость, почему оставил в живых?

Но во сне Ворчун мог слышать, и сейчас в его памяти воскрес шепот весеннего ветра. Тихий шелест листьев звучал все четче и начал складываться в слова.

— Хума, — произнес нараспев отдаленный голос. — Копье.

Полулюдоед увидел величественного воина, его золотые доспехи сияли в свете факелов.

— Эти копья участвовали в Войне Хаоса, — произнес кто-то невидимый.

Речь доносилась из пустоты. Исполин молчал. Молчали и десятки призрачных фигур, которые неожиданно появились за его спиной, — тени Рыцарей Такхизис, Рыцарей Соламнии и простых солдат. Они держали в руках прозрачные щиты, каждый стоял у определенного копья.

— Этими копьями сражались Рыцари Соламнии, храбрецы, выразившие преданность своему Ордену и пролившие кровь во славу Ансалона, — продолжал голос. — Они бились на стороне богов против Хаоса.

— Как копья попали сюда? — спросил Ворчун и поразился. Он говорил совершенно нормально, слова не разбивались на части и не растягивались.

— Они призваны мной. Это оружие, как и люди, достойно места своего упокоения.

Призраки заколебались и исчезли.

— Ты Хума? Его дух? Кто ты?

— Я то, что вы ищете.

— Копье Хумы? Оружие разговаривает со мной?

— Я истосковалось без дела. Я хочу принадлежать тому, кто напоминает мне моего прежнего владельца. Иди. Я жду тебя.

Ворчун пошел, следуя зову, вдоль рядов оружия. Во сне он был в подземном зале один, Алин, Гилтанас, девушка из Соламнийского Ордена и Рыцари Такхизис куда-то исчезли.

Полулюдоед разглядывал копья. Некоторые — из них тихо говорили о битвах, в которых участвовали, описывали Хаос и драконов, рассказывали, сколько жизней унесли, и вспоминали тех, кому некогда принадлежали. Зал сузился и вытянулся, факелы разгорелись ярче, их свет отбрасывал на пол длинные тени. Ворчун понял, что спускается по наклонному коридору, вдоль стен которого, как и в зале, стоят копья. Коридор казался бесконечным, каждое копье шептало, лишь одно говорило громко. Полулюдоед шел к копью долго, ему чудилось, что путь длится несколько часов. Коридор закончился круглой комнатой, освещенной чудесными факелами, которые не дымили. Белые мраморные стены уходили ввысь. Блестящие вкрапления усеивали черный пол, точно ночное небо развернулось под ногами. Посреди лежал зеленый прямоугольный камень. Над поверхностью выступал барельеф — золотое колье в подставке из нефрита.