Сага о копье: Омнибус. Том III (ЛП), стр. 1114

Тело девушки забилось на земле. Из горла ее вырвался страшный хрип.

И тогда Галдар сдался.

— Владычица, помоги ей! — взмолился он. Сейчас ему было все равно, к кому обращаться. Он думал лишь о том, как помочь Мине. — Ты обрекла ее на гибель! Так хотя бы сделай эту гибель не такой мучительной!

— Значит, вот где ты ее спрятал, — раздался вдруг чей-то голос.

Схватив кинжал, минотавр вскочил на ноги и одним прыжком оказался за пределами пещеры. Пламя костра ослепило его. Он ничего не видел, зато сам являлся отличной мишенью и потому поспешил отступить в сторону от огня — правда, не слишком далеко, ибо даже смертельная угроза не заставила бы его удалиться от Мины на значительное расстояние. Если пришедшие жаждут крови, то он готов пролить свою!

Галдар попытался вглядеться в тени. Он не слышал ни шагов, ни лязга доспехов, ни звона стали. Кем бы ни был неожиданный гость, он приблизился совершенно бесшумно, и это насторожило минотавра. Он сжал лезвие своего кинжала, чтобы оно не блестело в пламени костра.

— Моя госпожа умирает, — громко сказал он. — Ей осталось жить считанные минуты. Имей уважение к чужой смерти и позволь мне проводить ее в последний путь. А с тобой мы разберемся позже. Даю слово.

— Ты прав, Галдар, — ответил ему голос, — с тобой мы действительно разберемся позже. Я дала тебе великий дар, и где же твоя благодарность?

Галдар поперхнулся. Кинжал выскользнул из его задрожавшей руки и упал на землю. Неподалеку стояла женщина. Ее фигура была соткана из огня и света, затмевавшего сияние звезд. Минотавр не смог отчетливо разглядеть ее, ибо она еще не обрела физического воплощения, но он видел ее своим внутренним, духовным взором. Вне всякого сомнения, она была самой красивой женщиной в мире. Однако ее красота не трогала Галдара — она казалась ему ледяной и острой, как наточенная коса. Женщина отвернулась от него и направилась к пещере.

Минотавр с великим трудом сдвинулся с места на совершенно ватных ногах. Он не смел посмотреть в ее глаза, ибо в них застыла непосильная для его разума Вечность. У него не было оружия, которым он мог бы сразиться с ней. Да и нигде на Кринне такого не было. У Галдара была лишь любовь к Мине, но ее хватило на то, чтобы решительно загородить Владычице Тьмы вход в пещеру.

— Ты не войдешь! — зарычал он. — Оставь ее! Уходи! Мина уже сделала то, чего ты от нее хотела, причем без всякой помощи с твоей стороны. Дай же ей спокойно умереть!

— Мина заслужила наказание, — холодно возразила Такхизис. — Ей не следовало доверять чародею Палину. Он создал план моего уничтожения и едва не довел его до конца. Он разрушил тотем и освободил тело, в котором я собиралась явить себя миру. Из-за неосмотрительности Мины я чуть было не потеряла все, чего так долго добивалась. Она заслуживает самого сурового наказания! Она заслуживает худшего, чем смерть! И все же, — голос Такхизис неожиданно смягчился, — я проявлю великодушие.

Сердце Галдара на мгновение замерло у него в груди, а потом заколотилось как бешеное.

— Просто Мина понадобилась тебе для чего-то еще, — резко сказал он. — Вот единственная причина твоего великодушия. — Он потряс своей рогатой головой. — Пусть она умрет спокойно. Я не позволю тебе снова мучить ее.

Такхизис подошла ближе.

— Я сохраню тебе жизнь, минотавр, и тоже по одной-единственной причине: меня попросила об этом Мина. Даже сейчас, когда ее дух готов покинуть хрупкую раковину тела, она думает лишь о том, как спасти тебя. На этот раз я внемлю ее мольбе, но учти: в один прекрасный день Мина поймет, что не нуждается в тебе. Вот тогда-то мы с тобой и выясним отношения.

Она легко подняла его за шкирку и небрежно отбросила прочь. Галдар больно ударился об острый выступ скалы, где и остался лежать, сопя от гнева и бессилия. Он стукнул по скале рукой, а потом еще и еще, так что нанес себе рану, немедленно начавшую кровоточить.

Такхизис вошла в пещеру, и минотавр услышал, как она запела своим мягким и сладким голосом:

— Дитя мое… мое возлюбленное дитя… Я прощаю тебя.

22. Заблудившийся в пути

У Герарда была только одна цель: как можно скорее сообщить Совету Рыцарей о возвращении Такхизис. Он полагал, что теперь, когда она построила тотем и захватила Оплот, Рыцари Тьмы быстро двинутся на завоевание остального мира, а потому не мог терять ни секунды.

Герард разыскал Самара без особого труда. Сильванеш оказался прав: несмотря на то что два славных воина принадлежали к различным расам, они быстро нашли общий язык и спустя несколько напряженных минут взаимного подозрения и недоверия разговаривали уже как союзники. Герард передал эльфу кольцо и сообщение Сильванеша — второе, правда, не совсем в том виде, в каком просил его сам король: рыцарь ни словом не обмолвился о том, что юный эльф стал пленником собственных заблуждений. Напротив, он сделал из него героя, который осмелился бросить вызов Мине и из-за этого попал в темницу. У Герарда был план. Он хотел, чтобы эльфы примкнули к соламнийцам и, отправившись вместе с ними на штурм Оплота, подорвали стремительно возраставшее могущество Такхизис.

Рыцарь не сомневался в желании сильванестийцев спасти своего короля, и хотя у него сложилось впечатление, что Самар недолюбливал Сильванеша, он сумел создать приятное впечатление о молодом эльфе, рассказав о его храбрости, проявленной в стычке с Клорантом и другими Рыцарями Тьмы. Самар пообещал Герарду немедленно доставить полученную информацию Эльхане, и на этом они расстались, поклявшись друг другу, что встретятся в одном строю во время сражения за Оплот.

Простившись с Самаром, Герард направился к морскому побережью. Стоя на краю утеса, выступавшего над бушевавшими волнами, он сорвал с себя черные доспехи Рыцаря Такхизис, швырнул их в океан и теперь с глубоким удовлетворением наблюдал за тем, как ревущий прибой бьет и гнет несчастный металл о прибрежные скалы.

— Возьми и будь проклята вместе с ними! — крикнул Герард. Он вскочил на лошадь, одетый только в кожаные штаны и изношенную шерстяную рубашку, и поскакал на восток.

Соламниец надеялся, что хорошая погода и ровная дорога позволят ему достичь имения Повелителя Ульрика дней за десять. Однако непредвиденные обстоятельства спутали Герарду все карты. Его лошадь потеряла подкову в местах, где никто никогда не слышал о кузнечном деле, и рыцарю пришлось сделать огромный крюк, ведя своего хромого коня под уздцы, чтобы добраться до ближайшей кузни. Там его поджидало новое разочарование: кузнец работал так медленно, что Герард, не удержавшись, хмуро поинтересовался у него, не добывал ли он, часом, железо для ковки собственноручно.

Через неделю лошадь была наконец подкована, и Герард снова оказался в седле. Но тогда выяснилось, что он заблудился. Небо затянуло черными тучами, и теперь соламниец не мог видеть ни солнца, ни звезд, а потому понятия не имел, куда ему двигаться. Он очутился в малонаселенном районе, где можно было ехать часами, не встретив ни одной живой души. Когда же Герард натыкался на кого-нибудь из местных жителей и спрашивал дорогу, то на них, очевидно, находил внезапный приступ слабоумия, ибо, следуя указанному направлению, Герард неизменно упирался в какие-нибудь непроходимые заросли или выезжал на берег глубоководной реки.

Он чувствовал себя как в кошмарном сне, в котором человек видит свою цель, но никак не может до нее дотянуться. Сначала рыцарь испытывал лишь злость и раздражение, но постепенно они сменились настоящим отчаянием.

Отравленный меч Галдара зашевелился у него внутри.

«Это все я делаю или Такхизис? — думал он. — Что если я просто пляшу под ее дудку?»

Нескончаемые дожди лили на него как из ведра. Холодные ветра продували его до костей. Вынужденный спать прямо под открытым небом, Герард совсем пал духом и постоянно спрашивал себя, есть ли во всем этом какой-нибудь смысл, когда наконец увидел огни небольшого города, сиявшие вдалеке. Вскоре показался придорожный трактир. Довольно убогий, он все же обеспечивал продрогшему путнику крышу над головой, горячую еду, холодное питье и — как надеялся соламниец — информацию.