Сага о Копье: Омнибус. Том I (ЛП), стр. 727

— Что это? — прошептал барон.

— Свет. В самом конце улицы, — ответил Карамон. — Когда мы шли сюда, его не было.

Осторожно двинувшись вперёд, чтобы остаться в тени, барон посмотрел в указанном Карамоном направлении.

— Святые благословения! — испуганно воскликнул он, — Вы должны все это увидеть!

Крыса и Рейстлин придвинулись ближе и замерли, поражённые. В дальнем конце улицы, под низкой каменной аркой, виднелось прекрасное здание. Остатки изящных колонн поддерживали крышу, стены украшали панно, теперь стёртые людьми или временем. Вокруг здания располагался внутренний двор, заброшенный и заросший сорняками. Карамон спокойно прошёл бы мимо, если бы не лунный свет. Как такое получилось — неизвестно, но в лучах Солинари здание мягко светилось серебром, как светятся в ночи светлячки на поляне.

— Никогда не видел ничего подобного, — благоговейно прошептал барон.

— Я тоже, — в тон ему ответил Крыса, — Когда я смотрю на такую красоту, мне становится больно вот здесь. — Он провёл рукой по груди.

— Это магия, Рейст? — спросил Карамон.

— Скорее наваждение… — Рейстлин ответил шёпотом, боясь, что звуки его голоса разрушат прекрасный мираж.

— А, что? — не понял Карамон. — Это другой вид магии?

— В старые годы Боги умели создавать подобное… — сказал Рейстлин.

— Точно! — воскликнул барон. — Это, должно быть, Храм Паладайна, я видел отметку на карте города. Их на Ансалоне почти и не осталось…

— Храм Паладайна… — задумчиво проговорил Рейстлин, посмотрев на серебристую луну. — Согласно легендам, Солинари — сын Паладайна. Да, это многое бы объяснило…

— Ладно, мне нужно ещё заплатить по счетам до нашего ухода, — заторопился барон, увлекая остальных за собой к складу.

Карамон и Крыса двигались рядом с ним, а Рейстлин тащился сзади, постоянно оглядываясь. Когда все вошли в двери, маг задержался и бросил последний взгляд на сияние Солинари. Бог серебристой луны являлся ему раньше. Все три Бога магии: Солинари, Лунитари и Нуитари — в своё время почтили юного мага своим присутствием. Он выбрал цвета Лунитари, но ведь маг, чтящий одного из членов семьи, в глубине души уважает и остальных. Рейстлин чтил сына Паладайна, хотя его мысли и идеи были далеки от белой магии.

Глядя сейчас на Храм, маг неожиданно почувствовал, что Солинари осветил его неспроста, он словно стремился привлечь его, Рейстлина, внимание, подобно тому, как в шторм на берегу зажигают маяк. «А если так, то, что означает этот свет? — размышлял он. — Предупреждение держаться подальше от опасного берега или путеводный огонь надежды?»

— Рейст? — Голос Карамона прервал его рассуждения. — Эй, парни, вы не видели моего брата? Он же шёл прямо за мной… А, вот ты где, а я уж начал волноваться… Что ты там делаешь? Все ещё смотришь на луну и Храм? Странное чувство у меня внутри, словно кто-то зовёт… Знаешь что, Рейст?! Мне хочется пойти внутрь или хотя бы побродить вокруг… Кажется, что в этом Храме меня ждут ответы на самые главные вопросы в жизни…

— Сомневаюсь, что Храм скажет, когда будет следующая кормёжка, — холодно произнёс Рейстлин. Он не знал почему, но всегда чувствовал глухую ярость, когда вдруг Карамон говорил вслух то, о чём он только думал.

Облако пробежало по луне, как будто чёрная ткань мазнула по магическому шару. Храм потух, растворившись во тьме ночи, и если он и знал древние тайны, то давно забыл их…

— Гхмх… — прокашлялся Карамон. — Тебе лучше зайти внутрь, Рейст. Стоя на улице, ты нарушаешь приказ.

— Спасибо, Карамон, что напомнил мне мои обязанности. — Рейстлин вошёл, оттолкнув близнеца в сторону.

— Не за что, Рейст, — бодро произнёс Карамон. — Всегда к твоим услугам.

В углу склада мастер Сенедж и сержант Немисс разговаривали с бароном. Они перешёптывались так, что никто не мог услышать их разговор, даже Крыса, которого отловили за бочкой и послали стоять в виде наказания бессменным часовым. Солдаты вглядывались в их лица, стараясь определить дальнейшие намерения барона.

— Что бы там барон ни решил, — сказал Карамон вполголоса, — мастер Сенедж не выглядит счастливым…

Сенедж хмурился и покачивал головой, один раз до солдат донеслось громкое «не доверяю». Немисс в ответ сердито заговорила, сделав движение рукой, словно выбрасывала что-то. Барон молча слушал их, взвешивая аргументы обеих сторон, затем махнул рукой, прерывая дебаты.

— Ты знаешь приказ, мастер, — громко сказал Лэнгтри на весь склад.

— Да, милорд, — поклонился Сенедж.

— Фляга! — крикнула сержант. — Барон уходит. Сопроводишь его в лагерь.

— Да, сержант! Мне вернуться потом обратно?

— Ты не успеешь до начала штурма, — нарочито спокойным тоном произнесла Немисс.

Солдаты быстро переглянулись: значит, скоро штурм. Не многие разобрались, какие чувства ими овладели, радость или разочарование. Они пришли сюда биться, а это то, что они умеют лучше всего. Фляга отсалютовал и, подхватив моток верёвки, исчез вместе с бароном на улице. Немисс и Сенедж снова понизили голос, советуясь несколько мгновений, потом сержант ушла проверять посты.

Командир не спеша, улёгся на солому и, натянув шляпу на лицо, скоро захрапел, его примеру последовали остальные. Карамон храпел так громко, что вернувшаяся Немисс пнула его и велела прекратить рёв, который слышно даже в Соламнии. Крыса свернулся круглым комочком, положив ладони на глаза в некоем подобии сна. Рейстлин, проспавший весь день, не был утомлён и, привалившись спиной к стене, снова и снова шептал слова заклинаний.

Маг все ещё бормотал их, когда сон упал на него, унеся в мечты о Храме, купающемся в лунном свете.

14

— «Проклятая человеческая плоть!» — язвительно бормотала Китиара, преследующая дракона.

Она часто слышала, как Иммолатус горько жалуется на необходимость пройти половину квартала от гостиницы до таверны, и полагала, что легко догонит его ещё до реки, где тот, несомненно, остановится охладить измученные ноги.

Она легко находила его след на примятой траве и влажной земле, но дракон двигался удивительно быстро — воительница все больше и больше отставала. Сосредоточившись на цели, Иммолатус нёсся вперёд, забыв, что он в человеческом облике. В своём сознании он проламывался через лес мощными ударами лап и извивами хвоста.

Уже утомлённая, Китиара хотела любой ценой догнать его в пустынной местности, прежде чем дракон достигнет пещеры, где мог бы вернуться к своему старому доброму облику. Кроме того, он мог видеть в темноте, а она — нет.

Раз решив, Китиара начинала активно действовать, без колебаний и сомнений. Неуверенность, по её мнению, — это те маленькие трещины в фундаменте, которые, в конце концов, подточат мощную стену, слабые звенья кольчуги, пропускающие смертельную стрелу. Танис пал под бременем нерешительности, всё время размышляя и подвергая сомнениям свои поступки.

Воительница всегда находила эту привычку особенно раздражающей, в своё время попробовав избавить от неё возлюбленного.

— Раз решил сделать так, значит, делай! — всегда ругалась она. — Не болтай попусту и не сомневайся. Раз нырнул в реку, ничего нет удивительного, что ты опускаешься на дно. Просто научись плавать — и выберешься на поверхность.

— Я думаю, во всём виновата эльфийская кровь, — отвечал Танис. — Эльфы никогда не принимают важных решений, пока не обдумают вопрос год или два. А потом они советуются со всеми родственниками, обсуждают проблему, читают древние тома, спрашивают у своих мудрецов…

— И что потом? — раздражённо спрашивала Китиара.

— Ну, к тому моменту они обычно забывают свою первоначальную заботу, — смеялся Танис. Он всегда издевался над отсутствием у неё чувства юмора.

Сейчас Китиара тоже не улыбнулась, лишь пожалела, что полуэльф вновь забрёл в её мысли.

Она тряхнула головой и последовала собственному совету, сосредоточиваясь на погоне. У воительницы перед драконом было одно важное преимущество — она точно знала, куда идти. Со своим обычным вниманием и тщательностью Китиара составила прекрасную карту и теперь легко возвращалась обратно по чётким ориентирам, считая шаги.