Сага о Копье: Омнибус. Том I (ЛП), стр. 621

— Мама! Почему ты не поможешь мне?

— Я помогу! — Мать заломила руки, потом сжала их на груди. — Как, скажи мне?

— Отец ребенка — эльф, не так ли? — спросила Джудит своим обычным голосом. Интонации до смерти напуганного ребенка исчезли.

— Он… в нем только часть эльфийской крови, — начала запинаться женщина, боясь сказать лишнего. — Его прадедушка был эльфом. Но что с того? Какое это имеет значение?

— Бельзор не одобряет браков людей с представителями низших рас. Такие браки — плоды злого умысла эльфов, предназначенные для ослабления человеческой расы, для того, чтобы мы все оказались под влиянием эльфов.

Зрители одобрительно загудели. Многие кивали, соглашаясь.

— Из-за части эльфийской крови, — безжалостно продолжала Джудит, — над твоим ребенком лежит проклятье, и поэтому она должна вечно пребывать во тьме и в муках!

Несчастная мать застонала. Казалось, она готова лишиться чувств.

— Что это за сумасшествие? — глухим от бешенства голосом проговорил Стурм. Несколько его соседей, расслышав эти слова, неодобрительно поглядели на него.

— Опасное сумасшествие, — сказал Рейстлин и сжал своими тонкими пальцами запястье друга. — Тише, Стурм! Ничего не говори. Еще не время.

— Присутствие твоего мужа и тебя нежелательно в Гавани, — заявила Джудит. — Уходите быстрее, пока вас не постигло большее несчастье.

— Но куда мы пойдем? Что мы будем делать? Земля — все, что у нас есть, а ее совсем немного. А мое дитя! Что с ней станет?

Голос Джудит смягчился:

— Бельзор испытывает жалость к тебе, сестра. Принеси дары твоей земли в Храм, и тогда, возможно, Бельзор смилуется над твоим ребенком и вернет его из темноты в свет.

Голова Джудит поникла. Ее руки безвольно повисли. Глаза ее закрылись.

Туманная фигура гигантской гадюки двинулась назад и скользила, пока не слилась со статуей и не исчезла окончательно.

Джудит подняла голову, огляделась вокруг с таким видом, как будто не осознавала, кто она, или что происходило. Высокий Жрец поддержал ее, взяв за руку. Она послала зрителям рассеянный блаженный взгляд.

Высокий Жрец выступил вперед.

— Беседа с Бельзором окончена.

Жрецы и жрицы похватали корзинки с зачарованными змеями. Построившись в колонну, они три раза обошли арену, выпевая имя Бельзора на все лады, и ушли через дверь в статуе. Служители кружили в толпе, охотно принимая подношения для Храма и щедро раздавая благословения Бельзора.

Высокий Жрец проводил Джудит к дверям, выходившим на улицу. Там она приветствовала прихожан, которые принялись молить ее о благословении. У ног Джудит стояла большая корзина. Благословения давались по мере того, как в корзину сыпались стальные монеты.

Молодая мать стояла одна, всеми забытая. Не зная, как ей быть, она в отчаянии схватила за рукав одного из служителей и умоляюще сказала, заглядывая ему в глаза:

— Пожалейте моего бедного ребенка! Ее происхождение — не ее вина.

Послушник бесстрастно стряхнул ее руку со своей руки.

— Ты слышала волю Бельзора, женщина. Тебе повезло, что наш бог так милостив. То, о чем он просит — ничтожная плата за освобождение твоего ребенка от вечной муки.

Женщина закрыла лицо руками.

— А куда делась змея? — спросил Карамон, слегка покачиваясь.

Рейстлин придержал его, чтобы он не ринулся на поиски змеи — в таком состоянии это было вполне вероятным.

— Китиара, вы со Стурмом отведете Карамона назад на ярмарочную площадь и уложите его спать. Я приду туда позже.

— Мне не хочется верить в это чудо, — сказал Стурм, глядя на статую, — но я не могу объяснить его.

— Я могу, но не собираюсь, — отозвался Рейстлин. — Не сейчас, по крайней мере.

— Что ты собираешься делать? — спросила Кит, одной рукой придерживая качающегося Карамона за ворот рубашки.

— Присоединиться к вам попозже, — ответил Рейстлин и отошел прежде, чем Кит начала уговаривать его пойти с ними.

Он протолкался мимо послушников с их корзинками и медленно расходящихся людей к арене, где мать умершей девочки все еще стояла одна. Один человек, проходя мимо, толкнул ее и громко произнес:

— Эльфийская шлюха.

Другая женщина подошла к ней, чтобы во всеуслышание сказать:

— Хорошо, что твой ребенок умер. Только остроухих ублюдков нам еще не хватало!

От этих жестоких слов мать отшатнулась, как от удара, и сжалась в комок.

Гнев бурлил в Рейстлине, гнев, зажженный словами, произнесенными много лет назад, словами, которые слабые используют против тех, кто еще слабее. В огне кузницы его ярости начала возникать идея. Она вышла из пламени, как сталь, раскаленная и готовая к тому, чтобы ее отковали. За время, которое ему потребовалось, чтобы сделать три шага, он сковал план в своем уме, план, с помощью которого он смог бы пошатнуть пьедестал вдовы Джудит и сокрушить ее, разоблачить всех лживых жрецов Бельзора, помочь падению ложного бога.

Подойдя к несчастной женщине, Рейстлин опустил руку на ее плечо. Прикосновение было мягким — он мог быть очень нежным, если хотел — но женщина вздрогнула в испуге. Она посмотрела на него отчаянными глазами.

— Оставьте меня в покое! — попросила она. — Умоляю! Я достаточно вынесла.

— Я не один из твоих палачей, госпожа, — сказал Рейстлин тихо и успокаивающе, как будто утешал больного. Его пальцы сомкнулась на руке женщины; он чувствовал, как она дрожит. Ободряюще пожав ее холодную руку, он наклонился ближе и прошептал:

— Бельзор — это чистой воды мошенничество, ложь, подделка. Твое дитя покоится в мире. Она спит так же спокойно, как если бы ты сама убаюкала ее.

Глаза юной матери наполнились слезами.

— Я ее укачивала. Я держала ее, и в самом конце она действительно уснула в мире, как ты сказал. «Мне лучше, мама», — сказала она, и закрыла глаза, — женщина судорожно вцепилась в руку Рейстлина. — Я бы так хотела поверить тебе! Но как я могу? Как ты можешь доказать свои слова?

— Приходи в храм завтра вечером.

— Вернуться сюда? — Мать покачала головой.

— Ты должна, — твердо сказал Рейстлин. — Тогда я докажу тебе, что сказал правду.

— Я верю тебе, — сказала она и робко улыбнулась. — И доверяю. Я приду.

Рейстлин посмотрел на арену, посмотрел на длинную очередь прихожан, один за другим склоняющихся перед Джудит. Монеты в корзине сверкали в свете пламени, и новые монеты продолжали падать туда. Бельзор хорошо заработал сегодня.

Один из служителей подошел к Рейстлину, с надеждой потряс перед ним корзинкой для пожертвований.

— Надеюсь, мы увидим тебя на церемонии завтра вечером, брат.

— Можете на меня рассчитывать, — сказал Рейстлин.

13

Рейстлин возвращался на ярмарочную площадь, размышляя про себя. Пламя в горне его души горело очень ярко, но огонь быстро угас под холодным ночным небом. Сомнения наполняли его, он уже жалел об обещании, данном молодой женщине. Если у него не получится, над ним будут смеяться отсюда и до Утехи.

Стыд и насмешки куда больнее задевали Рейстлина, чем какие бы то ни было физические муки. Он представил себе толпу, улюлюкающую и хохочущую; Высокого Жреца, прячущего чопорную, но довольную усмешку; Высокую Жрицу Джудит, наблюдающую за его поражением; представил, и скорчился от боли при одной этой мысли. Он принялся выдумывать предлоги для того, чтобы не идти в храм назавтра. Он плохо себя чувствует. Молодая мать будет разочарована, сильно огорчится, но ей не станет хуже, чем сейчас.

Правильнее и лучше всего было бы известить Конклав Магов. В нем состояли люди, способные справиться с этим делом. Он сам был слишком молод, слишком неопытен…

«Но, — сказал он самому себе, — подумать только, что я получу, если справлюсь!»

Он бы не только облегчил страдания матери, но и обратил бы внимание на себя. Как приятно было бы не только сообщить о проблеме Конклаву, но и честно добавить, что он решил ее. Великий Пар-Салиан, который, несомненно, ни слова не слышал о Рейстлине Мажере раньше, возьмет его на заметку. Рейстлин задрожал от волнения. Может быть, они даже пригласят его на встречу Конклава! Ведь своим поступком он докажет себе и другим, что способен использовать сложную магию в необычных и критических ситуациях. Конечно же, они наградят его. Конечно, награда стоила риска.