Сага о Копье: Омнибус. Том I (ЛП), стр. 27

— А как быть с теми мужьями и женами людей, в чьих жилах течет чистая кровь Сильванести? — потребовала ответа Мирителисина.

— Они, разумеется, могут присоединиться к своим семьям, — просто сказал Ситас.

— Их следует заставить это сделать, — настаивал Дамрот, жрец Кири Джолит, — они наносят ущерб нашей расе.

Ситэл постучал массивным кольцом-печаткой по подлокотнику трона. Звук разнесся по Звездной Башне, и голоса сразу же затихли.

— Мой сын делает мне честь, — произнес Пророк. — Пусть все, что он предложил, будет исполнено.

Жрица Квенести Па открыла было рот, чтобы возразить, но Ситэл предупреждающе постучал по трону:

— Те эльфы Сильванести, кто имеет супругов-людей, пойдут со своими родичами. Они сами выбрали свой путь и теперь должны идти до конца. Да будет так.

Он поднялся, и это послужило сигналом к окончанию аудиенции. Собравшиеся, все как один, низко поклонились и покинули зал. Через несколько минут в башне остались лишь Ситэл и его сын.

— Эта Мирителисина, — с кривой усмешкой выдавил Пророк, — сильная женщина.

— Она слишком сентиментальна, — пожаловался Ситас, подходя к отцу. — Но я что-то не слышал от нее предложений взять полукровок в свой храм.

— Этого она не предлагала, однако, насколько я слышал, истратила треть богатств храма на палатки и дрова для них. — Пророк потер лоб и отрывисто вздохнул. — Как ты думаешь, война все-таки начнется? У нас нет доказательств, что за всем этим стоит Эргот.

Ситас нахмурился:

— Это не простые разбойники. Простые разбойники не бросают золото ради того, чтобы срубить фруктовые деревья. Я так понимаю, что новый император, Ульв Десятый, — амбициозный молодой интриган. Возможно, если мы открыто предъявим ему претензии, он утихомирит этих бандитов, что хозяйничают на наших западных равнинах.

Ситэл с сомнением взглянул на него:

— С людьми сложно иметь дело. Они коварнее, чем кендеры, а их алчность даже гоблина заставит покраснеть. И все же им знакомы понятия чести, верности, мужества. Было бы легче, если бы они были просто жестоки или просто благородны, но так с ними… трудно. — Поднявшись с трона. Пророк добавил: — И все же разговоры обходятся дешевле войны. Подготовь письмо императору Эргота. Попроси его прислать посла, чтобы покончить с этими безобразиями на равнинах. О, и хорошо бы послать такое же письмо королю Торбардина. Здесь без него не обошлось.

— Я начну немедленно, — с глубоким поклоном отвечал Ситас.

Обычно дипломатические послания к чужеземным правителям составляли профессиональные писцы, но на этот раз Ситас решил написать письмо сам. Усевшись у ониксового столика в своем кабинете, он обмакнул тонкое перо в чернила и принялся составлять приветствие. «Его Мудрейшему и Высокородному Величеству Ульву Десятому, Императору, Принцу Далтигота, Великому Герцогу Колема, и прочая, и прочая». Принц покачал головой. Люди были без ума от титулов; они нагромождали их вереницы после имен! «От Ситэла, Звездного Пророка, сына Сильваноса. Приветствую тебя, мой царственный брат».

В комнату ворвалась Герматия, ее золотисто-рыжие волосы в беспорядке развевались за спиной, мантия перекосилась. Ситас вздрогнув от неожиданности, уронил на дорогой пергамент каплю чернил.

— Ситас! — задыхаясь воскликнула она, подбегая к нему словно вихрь. — Они восстали!

— Кто восстал? — раздраженно пробурчал он.

— Фермеры и поселенцы, недавно пришедшие с Запада. Кто-то прослышал, что Пророк собирается выгнать их из Сильваноста, и они начали крушить и жечь все вокруг. Целая банда их напала на Рынок! Часть его горит!

Ситас поспешил к балкону, отбросил в сторону тяжелую парчовую занавесь и ступил наружу. Из его окон нельзя было видеть Рынок, но в сыром осеннем воздухе крики были слышны издалека.

— Туда послали королевскую гвардию? — спросил он, быстрыми шагами вернувшись в комнату.

Герматия пыталась перевести дыхание, на бледных щеках заиграл румянец.

— Думаю, что да. Я видела, как туда направлялись воины. Мне пришлось остановиться — отряд преградил носилкам дорогу, я вышла и побежала во дворец.

— Тебе не следовало этого делать, — жестко произнес Ситас. Он представил себе Герматию, несущуюся по улице, словно какая-нибудь дикарка Каганести. Что подумают простые люди, увидев, как его жена в одиночку бегает по городу?

Когда Герматия уперла руки в бока, принц заметил, что мантия ее соскользнула, оголив плечо. Огненные волосы выбились из прически, водопад кудрей обрамлял пылающее лицо. При словах мужа женщина покраснела еще сильнее.

— Я подумала, что необходимо как можно скорее сообщить тебе эту новость!

— Новость рано или поздно дошла бы до меня, — сухо ответил Ситас и позвонил. Как по волшебству, на пороге появилась эльфийская горничная. — Чашу воды и полотенце для госпожи Герматии, — приказал Ситас.

Девушка поклонилась и исчезла.

Герматия сбросила с плеч пыльную мантию.

— Мне не нужна вода! — гневно воскликнула она. — Мне нужно знать, что ты теперь собираешься предпринять!

— Воины подавят мятеж, — невозмутимо ответил принц, возвращаясь к столу, и нахмурился, увидев, что пергамент испорчен.

— Что ж, надеюсь, с госпожой Ниракиной ничего не случится! — добавила Герматия.

Ситас отбросил перо, которое вертел в руке.

— Что ты имеешь в виду? — резко произнес он.

— Твоя мать там, среди мятежников!

Он схватил Герматию за руки так крепко, что у нее вырвался стон.

— Не лги мне, Герматия! Зачем матери идти туда?

— А ты не знаешь? Она была у реки с этим парнем, Амброделем, помогала несчастным беженцам.

Ситас немедленно выпустил жену, и она отступила на шаг. Он быстро соображал. Затем, подбежав к изящному платяному шкафу из красного дерева, сорвал с крючка плащ и накинул его на плечи. Рядом висел пояс с узким мечом, копией оружия его брата. Ситас надел меч, который смешно смотрелся на его хрупких бедрах.

— Я иду искать свою мать, — объявил он.

Герматия схватила одежду:

— Я пойду с тобой!

— Нет, не пойдешь, — твердо возразил муж. — Тебе не подобает бродить по улицам. Ты останешься здесь.

— Я буду делать то, что мне угодно!

Герматия направилась к двери, но Ситас поймал ее за руку и оттащил обратно. Глаза ее яростно засверкали.

— Если бы не я, ты бы даже не узнал об опасности! — прошипела она.

Дрожащим от напряжения голосом Ситас предупредил:

— Госпожа, если ты дорожишь моим добрым отношением, то поступишь, как я сказал.

Она выставила вперед подбородок:

— Неужто? А если я не подчинюсь, что ты сделаешь? Ударишь меня?

Ситасу показалось, будто взгляд ее синих глаз пронзил его насквозь, и, забыв беспокойство о судьбе матери, он поддался порыву страсти. Звездный камень на шее Герматии ослепительно сверкал. Щеки ее горели, глаза искрились. Их совместная жизнь была такой пресной. Так мало огня, так мало чувства. Ее руки в руках Ситаса были такими нежными, теплыми. Она подалась вперед. Но в то мгновение, когда губы их встретились, Герматия прошептала:

— Я буду делать то, что мне угодно!

Принц отшвырнул жену прочь, тяжело дыша и стараясь успокоиться. Она пользовалась своей красотой как оружием — не только с народом, но даже и с ним. Ситас трясущейся рукой застегнул воротник плаща.

— Найди моего отца и скажи ему, что случилось и куда я пошел.

— Где Пророк? — угрюмо спросила Герматия.

— Не знаю, — резко ответил он. — Почему бы тебе самой это не выяснить?

И не говоря больше ни слова, Ситас поспешил из комнаты.

В дверях он столкнулся со служанкой, несущей чашу теплой воды и мягкое белое полотенце. Эльфийская горничная отступила, давая дорогу принцу, затем подала Герматии чашу. Женщина, злобно взглянув на прислугу, вышибла чашу из ее рук. Бронзовый сосуд зазвенел о мраморные плиты, а вода пролилась Герматии на ноги.

12

Конец лета — идиллия