Сага о Копье: Омнибус. Том I (ЛП), стр. 1131
И она зашагала вперед, раздвигая высокие травы. Танис оглянулся на Речного Ветра.
— Марулица! — окликнул тот принцессу. Догнав Золотую Луну, он поймал ее за руку. — Никх пат-такх мерила?! — проговорил он сурово.
Она посмотрела на него снизу вверх, и в утреннем свете ее глаза были подобны синему льду.
— Нет, — проговорила она решительно. — Я иду в мою деревню. Это мы с тобой виноваты, если там что-то случилось. И пускай нас там ждут хоть тысячи этих чудовищ. Я умру вместе с моим народом… так, как мне надлежало…
Ее голос сорвался. У Таниса, смотревшего на нее, сердце защемило от жалости.
Речной Ветер обнял Золотую Луну, и они вместе пошли навстречу восходившему солнцу.
Карамон прокашлялся.
— Надеюсь, их там все-таки не тысячи, — буркнул он, вскидывая на плечо оба дорожных мешка — брата и свой. — Погодите-ка! — воскликнул он изумленно. — Да они полнехоньки!.. — Заглянул в мешок и радостно объявил: — Еда! На несколько дней! И… эге, мой меч снова в ножнах!
— Хоть об этом волноваться не надо будет, — мрачно подытожил Танис. — Ты в порядке, Стурм?
— Да, — ответил рыцарь. — Этот сон пошел мне на пользу.
— Значит, вперед! Флинт, где Тас? — Обернувшись, Танис едва не налетел на кендера, стоявшего как раз у него за спиной.
— Бедненькая Золотая Луна, — тихо сказал Тас.
Танис похлопал его по плечу:
— Может, еще не все так плохо, как мы тут вообразили… — И полуэльф двинулся следом за варварами сквозь волнующиеся травы. — Может, воины отогнали их прочь и то, что мы видим, — дымы победных костров?..
Тассельхоф вздохнул и поднял на Таниса большие карие глаза.
— Ох и скверный из тебя лгунишка, Танис, — сказал кендер. Он уже предчувствовал, что это будет долгий, долгий денек.
Сумерки… Бледное солнце спускалось за горизонт. Отгорел золотой закат, сменившись бесприютной ночной темнотой. Сбившись в тесную кучку, спутники жались к огню… но на всем Кринне не нашлось бы костра, способного отогреть их заледеневшие души. Никому не хотелось разговаривать; все молчали, уставившись в огонь, пытаясь понять то, что им довелось нынче увидеть… пытаясь осмыслить бессмысленное.
Танис в своей жизни повидал немало ужасного… Но разгромленная деревня кве-шу вечно будет стоять перед его мысленным взором как символ насилия и горя, причиняемого войной.
Когда он начинал вспоминать, ему всякий раз представали лишь разрозненные картины; охватить целое разум отказывался. Особенно же ярко ему почему-то запомнились оплавленные камни. Они так и стояли у него перед глазами. А сновидения добавляли обугленные тела, застывшие между дымящимися камнями…
Каменные стены, величавые храмы, просторные дома и мощеные дворы перед ними — все это оплыло, точно масло в жаркий летний денек. Камни еще курились, хотя с момента нападения прошло, по-видимому, уже более суток. Как если бы все поселение разом объяло добела раскаленное, испепеляющее пламя… Но кто видел на Кринне огонь, способный расплавить скалу?..
Еще ему помнился какой-то скрип. Услышав этот звук и удивившись ему, Танис с упорством маньяка принялся выяснять, откуда же он идет… единственный звук, раздававшийся в безмолвных руинах мертвого поселения. Танис бежал и бежал на этот скрип, а потом увидел, откуда он доносился. И кричал, призывая остальных, пока они не собрались к нему. И не встали рядом, глядя на остатки расплавленной площади.
Каменные потеки волнами застыли у ее краев. А посередине — среди выжженной травы — высилось грубое подобие виселицы.
Какая-то невероятная сила вогнала в опаленную землю два толстых столба, расщепив при этом их основания. В десяти футах над землей виднелась перекладина. Дерево было изодрано и обуглено, на нем сидели стервятники. Вниз свешивались три железные цепи со звеньями, оплавившимися от жара. Это они скрипели, раскачиваясь на ветру. На каждой цепи болтался подвешенный за ноги труп. Трупы не принадлежали человеческим существам. Это были хобгоблины.
А наверху омерзительного сооружения торчал щит, пригвожденный к перекладине куском сломанного клинка. На щите были кое-как накарябаны слова, гласившие на исковерканном Общем:
"Вот что случается с теми, кто, вопреки моему приказу, берет пленников. Убивай — или сам будешь убит!"
И подпись: "Верминаард".
Верминаард?.. Танису это имя ничего не говорило…
И были еще картины. Золотая Луна стоит посреди развалин отцовского дома, пытаясь сложить воедино разбитую вазу… Собачонка — единственная живая тварь во всем селении, свернувшаяся у мертвого тела ребенка… Карамон наклонился погладить собачку, и та сперва сжалась в комочек, потом лизнула руку богатыря… и стала облизывать лицо ребенка, с надеждой поглядывая на Карамона… Она думала, что человек вот сейчас все поправит, что товарищ ее игр вновь оживет, будет смеяться и бегать… Огромная ладонь Карамона, нежно гладящая мягкий собачий мех…
Речной Ветер поднимает камень с земли и неизвестно зачем держит его в руках, озирая селение — свое селение, которого не было больше на свете…
Стурм неподвижно стоит перед виселицей, разглядывая щит. Губы рыцаря беззвучно шевелятся, произнося то ли молитву, то ли некий обет…
Скорбные морщины на лице гнома, повидавшего за свою долгую жизнь столько горького и тяжелого. Он нашел кендера тихо плачущим в уголке и долго стоял среди развалин, обнимая Тассельхофа и гладя его по спине…
А Золотая Луна все пыталась отыскать выживших. Она ползала в обугленных руинах, выкрикивала имена и вслушивалась в затихающее эхо, пока не охрипла. Наконец Речному Ветру удалось убедить ее в том, что толку не будет. Если даже кто-нибудь и уцелел, все давным-давно бежали отсюда.
Танис стоял посередине поселка, глядя на кучки пыли с лежащими среди них головками стрел: все это были прежде тела драконидов… Потом холодная рука коснулась его, послышался шепчущий голос мага:
— Танис, надо идти. Здесь мы ничего больше сделать не можем, но мы должны поспеть в Кзак Царот. Тогда мы им отомстим.
…И они покинули селение кве-шу. Они шли допоздна; никому не хотелось привала, каждый стремился измучить себя самого до предела, с тем чтобы, закрыв наконец глаза, не мучиться страшными сновидениями.
Но спастись от кошмаров так и не удалось…
Хмурый рассвет. Мосты из лиан над черной водой
…Когтистые лианы вцепились Танису в горло… Он яростно отбивался от них, пока наконец не проснулся и не понял, что это Речной Ветер тряс его в темноте.
— Что?.. — спросил Танис, садясь.
— Тебе что-то снилось, — мрачно ответил житель Равнин. — Я решил разбудить тебя, пока на твои крики не подоспело их войско…
— Спасибо, — пробормотал Танис. — Мне стыдно, что я… — он мотнул головой, стряхивая остатки кошмара. — Далеко еще до рассвета?
— Несколько часов, — устало ответил Речной Ветер и вернулся туда, где сидел до того, прижавшись спиной к скрюченному стволу корявого дерева. Рядом с ним спала на земле Золотая Луна. Вот она начала вздрагивать, бормоча и постанывая во сне, словно раненое животное… Речной Ветер стал гладить ее бледно-золотые волосы, и постепенно она успокоилась.
— Что ж ты раньше меня не разбудил? — попенял ему Танис. И поднялся, растирая ладонями шею и плечи. — Давно уже мой черед сторожить…
Речной Ветер спросил с горечью:
— Ты думаешь, я смог бы уснуть?
— Ты должен непременно поспать, — ответил Танис. — Иначе не сможешь быстро идти и будешь задерживать всех.
— Люди моего племени способны шагать много дней, не нуждаясь во сне, — сказал Речной Ветер. Стеклянными, потускневшими глазами смотрел он прямо перед собой в пустоту. Танис хотел было заспорить с ним, но передумал и смолчал, только вздохнул. Он знал, что той муки, которую испытывал варвар, ему самому в полной мере все равно не понять. Гибель друзей и семьи… всего привычного уклада жизни… нет, разум положительно отказывался такое воспринимать. Танис оставил Речного Ветра и направился туда, где в стороне трудился над кусочком дерева Флинт.