Сага о Копье: Омнибус. Том I (ЛП), стр. 1120

— Нет, к сожалению, — ответил Танис угрюмо. — Более того: придется нам удирать лесами на юг… — Он подхватил Рейстлина с другой стороны, и все вместе они поспешили назад, туда, где ждали их остальные. Друзья задыхались в дыму, понимая в то же время, что без него им пришлось бы хуже некуда.

Стурм стоял во весь рост: он был очень бледен, но голова перестала болеть и рана более не кровоточила.

— Жезл исцелил его? — обратился Танис к Золотой Луне. Она закашлялась:

— Да, но… не совсем. Спасибо на том, что идти сможет…

— У него… есть… пределы, — просипел Речной Ветер.

— Да, — кивнул Танис. — Стало быть, мы пойдем к югу, лесами.

Карамон покачал головой:

— Этот, как его. Омраченный Лес…

— Знаю, знаю: ты согласен драться с живыми, и все такое прочее, — перебил Танис. — И как тебе это после сегодняшнего?

Богатырь промолчал.

— С обеих сторон по дороге подходят новые отряды такой же нечисти, — продолжал Танис. — Нового нападения нам не отбить. Но и в Омраченный Лес без крайней нужды соваться незачем. Тут неподалеку есть охотничья тропа: по ней мы сможем дойти до горы Око Молитвы. Там и посмотрим, нет ли дороги к северу… или в другую какую-нибудь сторону.

— Можно вернуться к пещере. Там спрятана лодка, — предложил Речной Ветер.

— Нет!! — раздался придушенный вопль старого гнома. Молча повернувшись. Флинт ринулся в лес со всей скоростью, на которую только были способны его короткие ноги…

Бегство. Белый олень

Они поспешили в путь и, спотыкаясь и падая, в скором времени вправду добрались до охотничьей тропы. Карамон шел впереди, держа в руке обнаженный меч и зорко вглядываясь в каждую тень. Следом, держась за плечо великана и угрюмо сжав губы, шел его брат. Остальные следовали за ними с оружием наголо.

Им повезло: тварей больше не было видно.

— Почему они не погнались за нами? — примерно через час быстрой ходьбы спросил Флинт.

Танис поскреб в бороде. Его уже посещала та же самая мысль.

— А им и незачем, — сказал он наконец. — Мы в ловушке: они наверняка перекрыли все выходы из этой чащобы. Кроме Омраченного Леса, надобно думать…

— Омраченный Лес! — тихо повторила Золотая Луна. — Нам в самом деле придется туда идти?

— Весьма вероятно, — сказал Танис. — А впрочем, сперва оглядимся с Ока Молитвы…

Тут Карамон, шедший впереди, что-то прокричал, и Танис, подбежав, увидел Рейстлина лежащим на земле.

— Все в порядке, — прошептал маг. — Я просто должен передохнуть…

— Пожалуй, — сказал Танис, — нам и всем бы это не помещало.

Никто не ответил ему. Опустившись наземь, измученные беглецы пытались перевести дух. Стурм закрыл глаза, привалившись к обросшей мхом скале. Его лицо было серо-белым и совершенно больным, в волосах и густых усах запеклась кровь. Багровый рубец отмечал место, куда пришелся удар. Танис знал, что Стурм скорее умрет, нежели произнесет хоть одно слово жалобы.

— Не беспокойтесь обо мне, — поймав взгляд Таниса, хрипло проговорил рыцарь. — Все пройдет.

Танис стиснул в коротком пожатии его руку, потом подсел к Речному Ветру. Какое-то время оба молчали, потом Танис спросил:

— Тебе уже приходилось драться с подобными существами, ведь так?

— В том разрушенном городе… — содрогнувшись, ответил Речной Ветер. — Я словно заново пережил весь этот ужас, когда заглянул в тележку и увидел там гнусную харю… Зато теперь я… — Осекшись, он мотнул головой, потом кое-как улыбнулся Танису: — Зато теперь я хоть знаю, что не свихнулся. Они действительно существуют — в чем я, признаться, иногда сомневался…

— Могу себе представить, — пробормотал Танис. — Стало быть, они существуют — и вдобавок распространяются по Кринну. Или, может быть, твой разрушенный город где-нибудь неподалеку?

— Нет: я пришел в земли кве-шу с востока. Этот город очень далеко от Утехи, за нашими родными Равнинами.

— А что они имели в виду, говоря, что прошли по твоему следу до нашей деревни? — спросила Золотая Луна. Ее щека прижималась к кожаному рукаву его куртки, ладони обнимали его руку.

— Не беспокойся. — Речной Ветер накрыл ее руку своей. — Наши воины сумеют за себя постоять.

— А помнишь, ты собирался?.. — подсказала ему Золотая Луна.

— Да, ты права. — Речной Ветер провел ладонью по ее бледно-золотым волосам. Потом посмотрел на Таниса и улыбнулся. На какой-то миг непроницаемая маска растаяла, и Танис увидел теплый свет, шедший из глубины его карих глаз. — Я собирался сказать, — продолжал Речной Ветер, — что я бесконечно благодарен тебе, Полуэльф… и всем вам. — Он обвел друзей взглядом. — Вы уже не раз спасали жизнь нам обоим. И все-таки… — Тут он помолчал, подбирая слова. — Все-таки что-то очень странное происходит!

— То ли еще будет, — зловеще прозвучал голос Рейстлина.

Они постепенно приближались к пику, именуемому Око Молитвы. Они хорошо видели его, высоко вознесшийся над лесами. Вершина горы была расколота надвое и чем-то напоминала молитвенно сложенные ладони — откуда, собственно, и название. Дождь наконец перестал; в лесу царила могильная тишина. Друзья начали думать, уж не покинули ли разом этот край все птицы и звери, оставив после себя пустую, жуткую тишину. Всем — кроме, может быть, Тассельхофа — было не по себе, каждый оглядывался через плечо и то и дело хватался за меч.

Стурм настоял на том, чтобы идти последним и охранять тыл маленького отряда. Но боль в голове все усиливалась, и он начал отставать. Перед глазами плавал туман, к горлу подкатывала тошнота. Вскоре Стурм утратил всякое понятие о том, где он находится и что делает Он знал только, что надо идти, переставлять йоги, двигаться вперед, как те живые куклы, о которых рассказывал Тас…

Что там была за история с этими куклами?.. Страдая от боли, Стурм попытался припомнить. Куклы служили волшебнику, который вознамерился похитить кендера и вызвал для этого демона. Чушь, конечно, как и все прочие побасенки Таса… Стурм с трудом переставлял ноги. Такая же чушь, как и россказни того старца в гостинице. О Белом Олене и о древнем Боге — Паладайне. И о Хуме… Стурм стиснул ладонями мучительно пульсировавшие виски, словно пытаясь помешать развалиться расколотой болью голове. Хума…

Все детство Стурма прошло под знаком этих сказаний. Его мать — дочь и жена Соламнийских Рыцарей — других просто не знала. Стурм обратился мыслями к матери: жестокая боль поневоле заставила его вспомнить ее нежную заботу, когда ему случалось пораниться или заболеть… Отец Стурма отослал прочь их обоих, потому что дома его единственному наследнику грозила смертельная опасность от рук тех, кто желал бы навсегда стереть Рыцарство с лица Кринна. Стурм с матерью укрылись в Утехе. Стурм, доброжелательный парнишка, легко сошелся со сверстниками, особенно с одним мальчиком по имени Карамон, — того тоже интересовало все относящееся к воинскому делу. Но гордая мать Стурма не желала знаться с соседями, считая их ниже себя. Вот почему, когда она умирала от лихорадки, рядом с ней не было никого, кроме сына-подростка. Перед смертью она наказала Стурму разыскать отца, если тот был еще жив — в чем Стурм начинал уже про себя сомневаться.

После смерти матери юношу — как и Карамона с Рейстлином — приняли в свою семью Танис и Флинт, и под их началом он вскоре стал опытным воином. Вместе с Тассельхофом, любителем путешествий, а иногда и с Китиарой, прекрасной и сумасбродной воительницей, единоутробной сестрой близнецов, они бродили по всей Абанасинии, сопровождая Флинта, странствующего кузнеца.

А пять лет назад друзья приняли решение попутешествовать врозь и разузнать, насколько правдивы слухи о распространении зла в мире. Расставаясь, все дали обет снова встретиться в гостинице "Последний Приют"…

Стурм тогда отправился на север, в Соламнию, надеясь разыскать там отца и вступить в свои права наследника. Вышло, однако, так, что он еле спасся сам, унеся с собой лишь отцовский меч и доспехи. Путешествие на родину стало мучительным испытанием. Стурм и прежде знал. что в нынешние времена Рыцарей добрым словом поминали не часто; и все же он был потрясен, узнав, сколь глубока была всеобщая к ним нелюбовь.