Полночь у Колодца Душ, стр. 59

– Хорошо, теперь отправляйтесь, – сказал он наконец Ушану, – но будьте осторожны. Все пока выглядит мирно, но у этого места дурная репутация, и, если не считать того, что моя память продолжает утверждать, будто мыслящую форму жизни здесь представляют насекомые, то мне нечего вам сообщить. Просто остерегайтесь насекомых, какими бы маленькими и незначительными они бы вам ни показались, – не исключено, что с ними выгоднее дружить.

– Согласен, – спокойно ответил Ушан. – Насекомые обычно входят в состав моего ежедневного рациона, но я не притронусь к ним, если это нам поможет. Всего-навсего короткий обзорный полет, и я вернусь.

С этими словами он улетел в темноту. Утром, когда взошло солнце, оказалось, что кузен Ушан ещё не возвращался.

У ГРАНИЦЫ МЕЖДУ СЛЕЛКРОНОМ И СТРАНОЙ – УТРО

Когда воздух стал чистым и засияло солнце, Опора резко остановился. – Можете снять свои дыхательные аппараты и выбросить их, – оказал он. – Здесь и до конца пути они нам не понадобятся.

Скандер с огромным облегчением избавился от маски, но сунул её в сумку.

– Свой я сохраню: Остальным советую сделать то же самое, – отдуваясь, проговорил он. – Не знаю, что ждёт нас внутри этого гекса, но нам может пригодится воздух, оставшийся в этих баллонах на пару часов. Автономный организм не может существовать в любой атмосфере.

– Абсолютно с вами согласен, доктор, – ответил Опора. – Я тоже не могу существовать в вакууме. Провидцу необходимы аргон и неон, а мне – ксенон и криптон, которые, к счастью, пока в нужных нам количествах присутствовали в атмосферах всех гексов. Но мы несколько недель готовились к этой экспедиции, и я целиком отдавал себе отчёт в том, что в конце концов мы встретимся с вакуумом, в котором эти маленькие респираторы нас не спасут. В этих тюках находятся герметические скафандры.

– Почему же тогда мы не воспользовались ими в той адской дыре, через которую только что прошли? – проворчал Хаин. – Меня там все просто обжигало.

– В гексе роботов много острых камней и абразивов, мы могли преждевременно повредить скафандры, – ответил Опора. – Я считал, что не следует рисковать таким снаряжением, пока в нём не возникнет настоятельная необходимость.

Но Хаин все равно ворчал и ругался, да и Скандер вёл себя не лучше: он быстро высыхал, и его мучил ужасный зуд. Одна лишь Вардия молча наслаждалась здешним климатом: солнце грело как следует, синее небо было безоблачным, и она чувствовала, что почва здесь плодородна.

– Что это за место? – спросил Скандер. – Здесь найдётся тенистое местечко у реки, в которой я смог бы окунуться?

– Всё будет в порядке, профессор, – ответил Опора. – Мы облегчим ваше положение как можно быстрее. Да, здесь почти наверняка имеются реки, озера и пруды. Когда я найду речку, достаточно тихую и мелкую, чтобы вы не смогли удрать, ваше желание исполнится.

Долина, в которой они очутились, сплошь заросла кустарником, вьющимися растениями и гигантскими цветами – миллионами цветов, насколько хватало глаз, поднимавшихся на своих стеблях на высоту от одного до трёх метров; их ярко-оранжевые пестики были окружены восемнадцатью белыми лепестками идеальной формы.

С цветка на цветок, громко жужжа, перелетали огромные насекомые. Очень пушистые, они достигали в длину в среднем полуметра; их чёрные тела с узкой талией украшали ярко-оранжевые и жёлтые полоски.

– Какие красивые! – сказала Вардия.

– Чертовски шумят, если вам интересно моё мнение, – заявил Скандер, раздражённый надоедливым гулом крыльев многочисленных насекомых.

– Эти букашки – форма разумной жизни? – поинтересовался Хаин.

Опора вплотную приблизился к огромному жуку, чтобы быть услышанным.

– Нет, – ответил он. – Насколько я понимаю, это некий вид симбиоза. Вот цветы, очевидно, да. Насекомые зарывают их семена в землю, и если всё идёт как надо, из семени развивается некое подобие черепной коробки с мозгом. Затем семя прорастает, и наконец формируется цветок.

– Тогда, пожалуй, я съем несколько этих жужжащих ублюдков, – алчно произнёс Хаин.

– Нет! – резко ответил Опора. – Только не сейчас! Цветы роняют семена, значит, не воспроизводят себе подобных путём опыления. Пчелы зарывают семена, так как цветы снабжают их пищей. Видите, как одна из них садится на цветок и вонзает свой хоботок в оранжевую середину? Если цветы их кормят, то они должны что-то делать для цветов.

– Цветы не могут передвигаться, – сочувственно сказала Вардия. – Какой смысл иметь мозг, если ты не можешь видеть, слышать или двигаться? Что же это за доминантный вид?

"Чистейший комм-мир", – с раздражением подумал Скандер, но вслух сказал:

– Кажется, я понимаю, что делают насекомые. Если вы приглядитесь, то заметите, что насекомое перелетает от одного цветка к другому, а затем возвращается к первому. Оно может облететь дюжину цветков, но в промежутках между полётами возвращается к одному и тому же.

Вардия увидела в траве маленький бугорок. Полная любопытства, она подошла к нему и осторожно смахнула сверху землю.

– Смотрите! – возбуждённо крикнула она, и все бросились к ней. – Это – семя! Видите? И сбоку прикреплено что-то вроде яйца! Каждое насекомое, перед тем как зарыть семя, прикрепляет к нему своё яйцо! Оно так и растёт прикреплённое! Видите, как на нём, под вот этой плёнкой, прорастает семенное вместилище мозга?

Скандер чуть не выпал из седла, когда, приподнявшись над жёстким панцирем Хаина, попытался рассмотреть то, что показывала Вардия; одного взгляда ему оказалось достаточно, чтобы понять механизм этого симбиоза.

– Конечно! – воскликнул учёный. – Поразительно!

– Что именно? – спросили все в один голос.

– То, как они общаются, разве вы не понимаете? Насекомое похоже на робота с мозгом, приспособленным для программирования. Цветок и пчела вырастают вместе – держу пари, что насекомое вылупляется из яйца полностью сформировавшимся и с заложенным в него летательным инстинктом в тот момент, когда цветок раскрывается. Всё, что насекомое видит, слышит и осязает, оно сообщает цветку. Готов поспорить, что спустя некоторое время цветы уже могут отправлять насекомых с посланиями, общаясь друг с другом. И всякий раз, когда насекомое летит к другому цветку, хозяин передаёт с ним некую информацию, чтобы, в свою очередь, получить нечто новое. Эти насекомые живут вторичной жизнью, словно по программе.

– Звучит вполне логично, – прокомментировал Опора. – Хаин, я бы настоятельно рекомендовал вам питаться всем, чем угодно, только не этими цветами и насекомыми. Иначе нам придётся сражаться с запрограммированной армией, состоящей из миллионов этих созданий.

– Ладно, – ворчливо откликнулся Хаин. – Но если мне нечего будет есть, я пошлю ваше предостережение ко всем чертям.

В этот момент одно из насекомых подлетело к выставленному напоказ семени и яйцу и начало осторожно, но быстро закапывать их обратно в землю. Покончив с этим, оно подлетело к растущему неподалёку цветку и погрузило голову в белые лепестки. Все внимательно наблюдали за ним – частично чтобы изучить его поведение, частично из любопытства. Через несколько минут насекомое выбралось из цветка и подлетело к ним. Угрожающе паря в воздухе, оно бросалось то к одному, то к другому. Все стояли неподвижно, но антенны Хаина передавали:

"Если эта тварь сделает неверное движение, я съем его, несмотря ни на что".

Наконец насекомое направилось к Вардии. Облетев вокруг неё, оно неожиданно спикировало ей на голову и вонзило свой острый, как у москита, хоботок точно под лиственный нарост.

– Я его схвачу, – прошипел Хаин.

– Нет! – отчаянно закричал Скандер. – Эту штуку можно оставить в ней. Подождём минуту и узнаем, что происходит.

Болевые центры у Вардии отсутствовали, но её чувствительные нервы ощутили, как хоботок насекомого вошёл в неё и стал проникать всё глубже и глубже, пока не коснулся нервного пучка, передающего импульсы от мозга к мозгу.