Изгнанники у Колодца Душ, стр. 50

У Совета не существовало своего помещения. Связь поддерживалась с помощью интеркомов; это было сделано и из дипломатических соображений, и из соображений удобства – комнат на всех и так не хватало.

Ортега изложил по порядку все, что произошло в Мире Колодца за последние несколько дней, а в конце добавил:

– Я надеюсь, что каждый из вас сообщит о местопребывании любого нового Пришельца в случае его появления в вашем гексе. И запомните – эти люди хитры, как дьявол.

Подал признаки жизни динамик.

– Ортега! – послышался металлический, монотонный голос. – Это Роберт Л. Финч из Страны.

Ортега знал, что этот гекс населяют роботы, и не мог сдержать усмешку.

– Я и не подозревал, что в Стране существуют имена.

– В Стране тоже имеются Пришельцы, – ответил Финч. – И когда дела складываются столь тревожно, на переговоры посылают личность.

Ортега пропустил все это мимо ушей.

– В чем ваши проблемы, Финч?

– Мавра Чанг. Почему вы оставили ее с латами? Опять собираетесь затеять какую-нибудь гнусную интригу?

Улик глубоко вздохнул.

– Конечно, ее следует пропустить через Колодец, и рано или поздно это будет сделано. Но сейчас она нужна нам в своей истинной форме: такого Пришельца в Мире Колодца больше нет.

Совету подобное заявление не понравилось, но все были вынуждены уступить. Последовали новые вопросы, многословные, зачастую не относящиеся к делу. Тон подавляющего большинства послов выдавал их истинные чувства: "Это – не моя проблема", – и у Ортеги возникло впечатление, что остальные вели себя не слишком честно. Но он просто выполнял свой долг. Совещание закончилось.

В кабинете улика сидела Вардия. Ее народ был уже в курсе всех событий.

Всех, кроме одного.

– Так как же все-таки насчет женщины, Ортега? – спросила Вардия. – Какова истинная причина того, что вы держите ее местопребывание под секретом?

Ортега улыбнулся:

– Под каким секретом, дорогая? Все шестьсот тридцать семь рас, имеющие в Зоне свои посольства, знают, что она находится у лат. Она – единственная приманка, на которую способна клюнуть наша будущая добыча.

– А по-моему, добыче наплевать на вашу приманку! – настаивала Вардия. – Я же прекрасно помню, какое место занимал "квалифицированный космический пилот, находящийся в достаточно хорошей форме, чтобы управлять космическим кораблем", в ваших рассуждениях о военном конфликте!

Ортега поудобнее откинулся назад и уперся всеми шестью ладонями в край стола.

– Грандиозная идея, милая Вардия! – ответил он саркастически. – Спасибо за предложение! Я подумаю!

Если в массивном теле бывшего пирата еще оставалась хоть одна искренняя, правдивая косточка, ее никто не сумел бы отыскать.

Поэтому Вардия сменила тему.

– Думаете, они послушаются – сообщат об этих, так сказать, Пришельцах?

Ортега нахмурился.

– Некоторые – наверняка. Например, латы, кроммиане, диллиане, чиллиане. Большинство же – нет. Они либо постараются о них забыть, то есть совершат ошибку, в которой до конца жизни будут раскаиваться, либо объединятся с ними. Стоит любому алчному, честолюбивому правительству подыграть такой дряни, как Трелиг, – и вот вам зародыш будущей войны, о которой я говорил: альянс, пилот космического корабля и ученый, который сумеет собрать все разрозненные куски воедино. – Повернувшись лицом к чиллианину, улик добавил:

– Что же касается Мавры Чанг, то с ее помощью мы можем хоть как-то контролировать ситуацию. Пропускать ее через Колодец просто опасно – это дело само по себе становится чертовски горячим, не следует подливать масла в огонь.

МАКИЕМ

Он открыл глаза и на мгновение пришел в замешательство. Все вокруг казалось ему странным, не правдоподобным, и прошло какое-то время, прежде чем он вспомнил, что произошло.

Окунувшись во мрак стены, он испытал странное ощущение: будто кто-то заключил его в объятия – нежные, волнующие; такого с ним еще не случалось. Он видел бездумные, ленивые сны, которые не запомнил, но твердо знал, что все они касались его самого.

"Я же должен превратиться в кого-то другого, – вспомнил он. – Преобразиться в одно из этих фантастических созданий вроде человека-змеи или мыслящего растения". То обстоятельство, что ему суждено стать кем-то иным, его не трогало; однако от того, кем он стал, зависели его планы на будущее.

С его зрением произошло что-то странное, но он довольно быстро сообразил, в чем дело. Во-первых, невероятно усилилась острота восприятия: все обрело необычайно четкие очертания, и он мог с точностью до десятых долей миллиметра определять расстояние до любого предмета. Во-вторых, краски стали более яркими, контрасты между различными оттенками одного и того же цвета и между светлыми и темными тонами стали намного заметнее. Однако все это было не столь уж важно.

Внезапно он понял, в чем состояло главное отличие. "Я вижу два изображения!" – подумал он. Его глаза действительно смотрели в разные стороны, причем поле зрения каждого из них было равно почти восьмидесяти градусам; периферическое зрение позволяло видеть то, что творилось за спиной. Но прямо перед ним была мертвая зона – слепое пятно. И тут, чтобы избежать ошибки, приходилось подключать разум.

Внезапно он почувствовал какое-то движение справа от себя, и его правый глаз рефлекторно сместился, чтобы выяснить, что это такое. Над его головой, словно маленькая птичка, вилось какое-то насекомое – очень крупное, величиной с кулак. Только тут до него дошло, что его глаза функционируют независимо друг от друга.

Он постарался направить взгляд, насколько это оказалось возможным, перед собой и обнаружил, что у него не лицо, а морда с большим, выдающимся вперед ртом. Затем ощутил, что удобно, почти естественно, стоит на всех четырех конечностях.

Он поднес к правому глазу свою руку. Это была странная рука – человеческая и нечеловеческая одновременно. Пять очень длинных перепончатых пальцев заканчивались маленькими присосками, внутри которых проходили папиллярные линии. А кожа напоминала подмороженный светло-зеленый огурец с разбросанными там и сям черными и коричневыми пятнами гниения.

"Так вот кем я стал, – понял он наконец. – Какой-то рептилией". Ландшафт вполне соответствовал его новому облику: джунгли с пышным подлеском и высоченные деревья, почти закрывающие небо. Однако сквозь густую растительность было проложено то, что во всем мире считалось дорогой, покрытой гравием, причем находящейся в очень хорошем состоянии. Чтобы очищать ее от палой листвы, в такой чащобе требовалось держать по бригаде дорожных рабочих на каждую сотню километров.

Только он решил выйти на дорогу и отправиться на поиски цивилизации, как метрах в двух от его головы появилось еще одно крупное насекомое. Почти не думая, он открыл рот, и оттуда мгновенно, словно разжавшаяся пружина, выскочил чудовищно длинный язык, который ударил по насекомому, обвился вокруг него и втянулся обратно. Он разжевал и проглотил добычу. Она оказалась почти безвкусной, но несколько утолила терзавший его голод. Его порадовала собственная реакция, вернее, не реакция, а ее отсутствие. Это маленькое происшествие свидетельствовало о том, насколько естественно он вписался в свое новое тело. Мысль о том, что он жевал живое насекомое, его почти не взволновала.

"Мир Колодца изменяет людей во многих отношениях, – насмешливо подумал он. – И все же внутри я остался Антором Трелигом".

Он вспомнил все, что произошло, и не пожалел ни о чем – кроме того, что позволил себе слишком низко лететь над Миром Колодца. Но даже это можно будет использовать к вящей выгоде, сказал он себе уверенно. Если подобная сила попадет в руки такому, как он, то есть тому, кто наилучшим образом сможет ее использовать, не будет иметь никакого значения, какую он обрел форму или что ел на завтрак. Если Мир Колодца чему-нибудь и научил Антора Трелига, то лишь тому, что все преходяще.