Расскажи мне три истории (ЛП), стр. 14
Я: Расскажи мне о вечеринке #мойзаместительнавечеринке
НН: так себе. типичная вечеринка старшеклассников, разве что на ней был знаменитый диджей, о котором я ни разу не слышал, а у Хизер крутой дом, и все изрядно набрались.
Я: Ты тоже?
НН: не, я за рулем. не хотел брать такси. знал, что не задержусь надолго.
Я: Просто показался.
НН: не знаю. мне кажется это все таким… глупым или скучным, как-то так.
Я: Понимаю. В Чикаго было то же самое, разве что вместо знаменитого диджея и крутого дома были дорожки в боулинге. Ну а так, все то же самое…
НН: глупо и скучно. Не совсем так. это мелочно. все это мелочно и неважно.
Я: И еще это кажется жизненно важным для всех остальных, и, осмелюсь сказать, даже в какой-то степени важно для тебя, что само по себе неловко. В том, что я сказала, есть смысл?
НН: абсолютно. если тебе интересно, я чувствую, что это важно: общаться с тобой
Я: Да?
НН: да
ГЛАВА 9
До того, как умерла мама, мы со Скарлетт зачастую обсуждали концепцию идеального дня. Что могло бы произойти – с того момента, как мы проснулись, и до того, как мы засыпаем, – что сделало бы этот день лучше, чем все предыдущие. Мы не мечтали о непостижимом. По крайней мере, я. Моим главным посылом было отсутствие неких событий. Я хотела такой день, на протяжении которого я бы не спотыкалась, не разливала бы ничего на одежду и не чувствовала бы себя неловкой, смущенной или непривлекательной. Я бы не опоздала на автобус и не забыла положить чистую форму для физры. Когда я посмотрела бы на себя после обеда, в моих зубах не застряли бы кусочки пищи, и ничего не торчало бы из носа.
Конечно, это не все условия. Еще я бы включила первый поцелуй, хотя не могла назвать вам конкретное имя – какой-то безымянный, безликий парень, с которым мне комфортно и уютно, и еще симпатичный. Я могла вообразить, как поедаю мамины блинчики на завтрак перед школой, которые она всегда пекла в виде моих инициалов задолго до того, как я выросла из вещей такого рода, хотя потом вы осознаете, что из вещей такого рода вы никогда не сможете вырасти. Или ее вегетарианскую лазанью на ужин. Я любила ее вегетарианскую лазанью.
Ничего необычного.
Кто знает? Может это был бы просто день пиццы в школе. В нашей школе была на удивление вкусная пицца.
Идеальный день не должен был включать в себя воображаемую поездку на Карибы или прыжки с парашютом, или поездку на заднем сидении мотоцикла в обнимку с кем-то обтянутым в кожу, хотя, по большей части, все это было в списке Скарлетт.
Мне же всегда нравилась простота.
Сейчас, по другую сторону всего, я не могу вообразить идеальный день. Теперь, без мамы, что вообще могло бы быть идеальным?
Я думаю о прежних временах – прежних, прежних, прежних – и все они кажутся идеальными. Да кому вообще было дело до моих отбитых ног или застрявших в носу козявках? У меня была мама, и не просто упоминание общего значения слова, а моя мама, которую я любила так, как не все любят своих мам. Знаю, в какой-то степени все любят своих мам, потому что это же мама, но я любила свою маму не только потому, что она была моей матерью. Я любила ее, потому что она была классной, интересной, добродушной, прислушивалась ко мне и продолжала печь мне блинчики в форме моих инициалов, потому что каким-то образом она поняла, чего даже я не осознавала, что я никогда не стану слишком взрослой для такого рода вещей. Я любила маму, потому что она прочла мне вслух всю серию о Гарри Поттере, и когда она закончилась, то вместе со мной хотела начать ее перечитывать.
Если что я и уяснила за последние два года, так это то, что память изменчива. Когда я читаю Гарри, то больше не слышу голос мамы, но представляю ее рядом со мной, а когда даже это не получается, то воображаю вес кого-то, сидящего напротив меня, рука возле моей руки, и делаю вид, что этого достаточно.
Я любила маму, потому что она была моей.
А я была ее.
И этой принадлежности друг к другу никогда уже не будет в моей жизни.
Идеальные дни только для тех, у кого небольшие, осуществимые желания. А может, для всех нас они просто становятся идеальными позднее; лишь потому, что они были безоговорочно и безвозвратно потеряны.
ГЛАВА 10
– Извини, мы только что наняли барист с опытом работы в «Старбаксе», – отвечает парень из «Старбакса», когда я спрашиваю про подработку после школы. На вид ему двадцать с хвостиком, и, похоже, он тратит большую часть своих чаевых на гель для укладки волос. – Это серьезная работа. Мы подходим к ней очень ответственно.
– Погоди, что? – спрашиваю я, потому что после вышесказанного промолчать я просто не могу.
– Прости, просто разучиваю роль. – Он показывает мне сценарий, который прячет под стойкой. – Чуть позже у меня прослушивание. Вообще-то, я актер.
Кофе-Парень, чье имя, если верить бейджику, на самом деле Гай16, улыбается так фальшиво, что складывается такое впечатление, будто он делает кому-то одолжение.
– Я только что получил приглашение стать участником нового шоу «Развратные парковщики».
– Клево, – отвечаю я, раздумывая, надо ли из вежливости сказать, что он выглядит знакомо. Хотя это не так. – Так как же ты стал опытным баристой в «Старбаксе», если они нанимают барист только с опытом работы в «Старбаксе»? Сначала курица, потом яйцо, верно?
– А?
– Я просто спрашиваю, как ты получил работу?
– А, ну да. Я соврал.
– Ты соврал?
– Я сказал, что работал в «Старбаксе» раньше. Несколько лет.
– И они тебе поверили? – Размышляю о том, чтобы пойти домой и отредактировать резюме, добавив графу «Старбакс» на Оук-Парк с 2013 по 2014, и придти завтра. Но потом представляю свой первый день в качестве псевдоопытного работника «Старбакса». Не сомневаюсь, что я ошпарю себя или же на мне сорвут злость клиенты. Люди отвратительны до того, как получат свой кофе.
– Думаю, я очень хороший актер. – Кофе-Парень снова улыбается, и создается впечатление, будто он говорит три разных реплики одновременно. Ту, что он произносит вслух, ту, которую репетирует из-под стойки, и ту, невысказанную, что кроится в его улыбке, которая словно говорит: «Всегда пожалуйста».
После «Старбакса» мне не везет в «ГЭПе», в местечке, где делают фрэши, в безглютеновой вегетарианской кондитерской и в «Намасте Йоге». Я уже готова было сдаться, когда замечаю крошечный книжный магазин под названием «Купи книгу здесь!», приютившегося напротив магазина с дизайнерской детской одеждой. Не самый обнадеживающий знак, но попытка не пытка.
Книжный запах приветствует меня с порога, и я чувствую себя как дома. Именно так пах мой дом в Чикаго – бумагой. Скрещиваю пальчики в кармане и произношу короткую молитву, пока прохожу мимо полок к кассе в другом конце магазина. В другой ситуации я бы не торопилась, пробежала пальцами по корешкам, посмотрела бы, есть ли что-то достойное внимания, что потом можно будет позаимствовать в библиотеке. Но прямо сейчас мне нужна работа, а не материал для чтения. И без того, даже не имея подобия социальной жизни, мне допоздна приходиться работать над домашкой и подготовкой к академическому тесту. И хотя я отчаянно нуждалась в кофеине сегодня, у меня не получилось купить даже диетическую колу из тупого кафетерия Вуд-Вэлли (НН прав. В банкоматах можно снять минимум 10 долларов. А у меня на счету только 8,76. Я собиралась попросить денег у отца утром, но рядом была Рейчел, и я не могла вынести мысль о том, что она полезет за кошельком и протянет мне двадцатку).
– Я могу тебе помочь, милая? – спрашивает продавщица, и, посмотрев ей в лицо, я понимаю, что с момента переезда сюда я не видела ни одного человека с морщинами. У всех женщин в ЛА натянутая, накачанная ботоксом кожа, отчего они выглядят не на свой возраст – им может быть как сорок, так и семьдесят. У этой же – волосы седые, а губы исчерчены морщинками, она одета в одну из тех льняных туник, которые продаются в дорогих магазинах для хиппи. Ей, вероятно, столько же, сколько и Рейчел, хотя у них может быть разный типаж. Там, где у Рейчел острые линии, у нее они плавные.