Четвёртый (СИ), стр. 1

Калашников Сергей Александрович

Четвёртый

Четвёртый

Глава 1. Напакостить и смыться

Бегу - это я понял сразу, как только вынырнул из сонной мути, владевшей моим сознанием. Не полноценно бегу, а тупо переставляю ноги, увлекаемый находящимися рядом юношей (справа) и девушкой (слева). Паренёк с бесцветными ресничками и тонкими правильными чертами лица тяжело дышит, поддерживая меня за локоть. Девчонка тоже запыхалась. А впереди маячит спина скособоченного молодого человека с горизонтальной резаной раной от левой лопатки и налево же до самой подмышки.

Спешу укрепиться на ногах, уделяя самое пристальное внимание перестановке ступней и отталкиванию от себя земли собственными силами - моим "поводырям" сразу стало легче. Буквально через пару десятков метров мне удаётся возобновить контроль над телом - начинаю отмахивать руками в такт шагам, хотя коленки, время от времени, пытаются подломиться. То одна, то другая.

Ещё метров тридцать торопливого бега, и я чувствую себя полностью в форме. Физической. А вот в умственном плане испытываю колоссальный дискомфорт, поскольку не понимаю - где я и с кем? Мы поспешно двигаемся под уклон вдоль по самому дну широкого старого оврага с покатыми, градусов тридцать наклона стенками, заросшими клочковатой травой, редкими кустиками и чахлыми деревцами. От кого-то убегаем? Подрались на танцах и смываемся от местных? Такое в моей жизни случалось очень давно, где-то в семидесятых, в стройотряде. А на дворе уже двадцать первый век, когда о подобных мероприятиях в деревенских клубах давно позабыли. Хотя, нарваться на конфликт с недружелюбными парнями можно в любое время и в любом месте.

Но не в моём пенсионном возрасте.

С другой стороны, если тикаем, значит во что-то вляпались. Но бег по прямой не представляется оптимальным, если преследователи подкатят на машинах или тракторе туда, куда мы мчимся.

Сворачиваю вправо и вверх по склону выбираюсь к кромке оврага, Осторожно выглядываю - широкое поле, заросшее той же клочковатой травой, на дальней стороне которого примерно в километре от меня на фоне зелёного леса маячат фигурки мышиного цвета. Точно - цепь, прочёсывающая местность. Редкая цепь - интервал между участниками облавы шагов двадцать. Зато самих участников десятка четыре. Меня они не видят, потому что далеко, а выставил я только голову, и то не всю.

Спутники мои уже рядом и точно так же слегка выглядывают. Ни справа, ни слева "мышиных" нет, и никаких других тоже не наблюдается.

- Ложись, - командую. - Ползком вперёд вон туда, - указываю рукой.

Ребята послушно опускаются на животы и технично по-пластунски направляются туда, где наблюдается особенно густая заросль невысокой, не более полуметра, немного пожухлой травы. Она надежно прикрывает нас спереди, а когда, преодолев метров шесть песчаного участка, углубляемся в неё, то вообще со всех сторон. Поворачиваюсь и начинаю старательно распрямлять примятые стебли, чтобы скрыть след нашего проникновения сюда. Минут десять, пока цепь не доберётся до нас, можем считать, что спрятались. И ещё отсюда просматривается небольшая часть дна оврага - то место, где мы находились пару минут тому назад.

И вот тут-то меня серьёзно приложило на всю голову от увиденного - человек семь в форме, той, про которую говорят, что она "фельдграу", проследовали по дну оврага короткой цепью туда, куда мы мчались. Весело шли, с настроением, перелаиваясь на языке Шиллера и Гёте.

- О чем они? - шепнул наш раненый, когда немцы прошли.

- Ефрейтор велел Майеру следовать левее, а тот сказал, что послушается, - нервно прощебетала девушка.

Я невольно скосил в её сторону взглядом - красивая. Нет, описать не могу, потому что ничего выдающегося во внешности не наблюдается, просто всё к месту и всего в меру. Словно у куклы "Барби".

Перевернулся на спину и тихонько приподнял голову над травой, вглядываясь в приближающуюся цепь - до неё ещё около полукилометра. Снова улёгся на живот и, шепнув: "За мной", переполз обратно в овраг. Только здесь обратил внимание на то, что и худощавый, и "Барби" тащат по два вещевых мешка системы "Сидор", а мы с раненым пижонствуем налегке. Зато сам этот раненый лицо имеет в меру упитанное, хотя и без потуг на пухлость или рыхлость. К тому же лучезарно улыбается, игнорируя боль от раны. Из-под широкой "со свесами" кепки выбиваются курчавые волосы цыганского или еврейского типа, но тело остаётся скособоченным.

К тому же все мои спутники укладывают в правые карманы самые настоящие револьверы системы "Наган", которые я не раз видел в кино. Хлопаю себя по правому боку и сквозь ткань пиджака ощущаю металлическую тяжесть. Выходит, я - один из них. Ну да, и вот этот "сидор", лямку которого покладисто вложила в мою протянутую руку "Барби", тоже мой.

Впрочем, торчать на одном месте посреди не особенно заросшего оврага - не дело. Машу рукой в ту сторону, откуда мы примчались, и веду группу за собой. Стенки ложбины становятся ниже с каждой сотней метров, кусты и деревья встречаются реже, а трава делается совсем жиденькой и редкой. Глубоко просохшая почва под ногами рассыпается, словно песок.

Осторожно выглядываю из нашего обмелевшего укрытия, где уже и не спрячешься, не согнувшись. Слева группа в майках, серых штанах и коротких сапогах ковыряется в земле, тыча в неё тонкими стержнями, приделанными к деревянным рукояткам. Один водит над поверхностью миноискателем, другие извлекают прямоугольные ящички и составляют их рядком. А вот это уже ни на каких ролевиков или реконструкторов не спишешь - фашистские сапёры снимают минное поле.

Справа и спереди просматривается в отдалении низкая насыпь дороги с неизвестно каким покрытием, сзади по обе стороны уходящего вдаль оврага - та же ровная поверхность с редкой чахлой травой. Зато нас ниоткуда не видно при неплохо просматриваемых подходах. И мы сильно измотаны. Обращаю взор на девушку, киваю в сторону нашего раненого и отворачиваюсь - если не наблюдать непрерывно во все стороны, можно очень неприятно попасться.

Итак, я не в своём теле и не в своём времени. Вокруг меня лето неизвестно какого года, хотя в голову приходят сорок первый и сорок второй - почему-то помнится, что они не изобиловали дождями и здорово давили жарой. За спиной тихо шипит перевязываемый парень, другой извлекает из "сидора" пакет с бинтом и отдаёт девушке. Дорога пустынна, поодаль копошатся сапёры, солнце поднимается всё выше и выше, а ни тени, ни ветерка не наблюдается. Наш, превратившийся в канаву, овраг ведёт как раз к дороге, за которой виднеются заросли кустарника. Кажется, это то, что нам сейчас остро необходимо. Одна беда - чтобы туда добраться, нужно пересечь дорогу. Среди бела дня на виду у фашистских сапёров.

Продолжаю присматриваться к окружающему, придирчиво анализируя малейшие детали. В той стороне, где орудуют немцы, просматривается ещё одна группа кустов, из которых вверх выглядывают кроны деревьев. Правее виднеется съезд с отсыпанной дороги, направленный как раз к этим жиденьким зарослям, а уже дальше возвышается настоящий полноценный лес с высокими соснами. В ту сторону было бы заманчиво проползти по кювету, но, судя по высоте дорожного полотна, он неглубок и отлично просматривается с дороги.

То есть я этого не вижу, а только предполагаю. Была бы возможность выбраться из овражка и встать в полный рост - разглядел бы, а так только и остаётся, что домысливать. Вот и принимаю версию, что через овраг, где я пришёл в себя, стекает вода из кювета, потому что относительно всех остальных направлений мы находимся в нижайшей точке. И ещё сюда могут вести другие промоины.