Победа. Книга 1, стр. 42
Пока Воронов предавался этим размышлениям, английский премьер продолжал свой обход, а оркестр, к удивлению Воронова, играл легкомысленные мотивы, переходя от фокстрота к вальсу и от вальса к польке.
Наконец подошли машины. Черчилль с трудом забрался в лимузин с английским флажком. Из все еще открытой дверцы снова появилась его рука с двумя раздвинутыми пальцами. Молодая женщина в военной форме села вместе с Черчиллем. В остальных машинах разместились вышедшие из самолета военные. Кортеж двинулся по направлению к Бабельсбергу. Сирены не завывали, солдаты не висели гроздьями на «джипах». Черчилля встречали гораздо скромнее, чем Трумэна.
Корреспонденты направились к своим машинам.
«Правильно ли я поступил, что не задал ему никаких вопросов? – подумал Воронов. – Но зачем? Только для того, чтобы потом похвастаться в Москве?»
– Хэлло, Майкл! – услышал Воронов, усаживаясь в машину.
Неподалеку уже сидел в своем «джипе» Брайт. С лязгом включив скорость, он рванулся вперед и через мгновение вплотную притерся к вороновской «эмке». Старшина-водитель испуганно посмотрел на него.
– Ты должен оказать мне еще одну услугу, парень, и на сегодня хватит, – весело сказал Брайт. – Скажи: когда прилетит ваш босс? – спросил он, понизив голос.
– Кто? – переспросил Воронов.
– Ах, святой Иаков! – воскликнул Брайт. – Президент прибыл, толстяк на месте. Надеюсь, они приехали не для того, чтобы полакомиться яичницей с беконом? Я тебя спрашиваю: где Сталин?
– Не знаю, – растерянно ответил Воронов.
– – Темнишь, бой! – все так же весело сказал Брайт. – Тогда я тебе скажу, ведь я же твой должник. Сегодня Сталин не прилетит. Это факт. Придется пощелкать нашего миссурийца и этого толстяка. Если удастся… Надеюсь, мы увидимся. Может быть, вечерок выпадет свободный. А? Бай-бай, беби!
Зачем-то подпрыгнув на сиденье, Брайт дал газ. Как и прежде, не выбирая дороги, он умчался в сторону Берлина.
– На объект, – сказал Воронов своему водителю.
Старшина стал осторожно выводить машину на дорогу.
– Вот ездит! – обернувшись к Воронову, с осуждением сказал он. – Будто ему ртуть в задницу впрыснули! Все они такие. Что за народ!
Воронов не расслышал его слов. «В самом деле, когда приедет Сталин?» – спрашивал он себя. Но узнать об этом было не у кого. Задавать такие вопросы начальству не полагалось. Воронов это прекрасно знал. Но все же когда?.. Когда приедет Сталин?
Глава шестая
СТАЛИН
Поезд из трех салон-вагонов и восьми обыкновенных спальных стоял в десятке километров от Москвы, как бы перерезая Можайское шоссе. Рельсов не было видно – их скрывала высокая трава. Казалось, что поезд стоит в чистом поле, оказавшись здесь неизвестно каким образом.
Кроме паровоза, находившегося во главе состава, неподалеку стояли еще два – один поблизости от первого, другой – в нескольких метрах от вагона, замыкавшего состав.
Тендеры первого и третьего паровозов были обнесены деревянными решетками. За ними угадывались люди и пулеметы. Возле состава по обе его стороны, образуя два длинных полукольца, расположились автоматчики. У ступенек одного из салон-вагонов стояли генералы и офицеры в звании не ниже полковника. Время от времени они поглядывали на часы и всматривались в сторону близкого, но не видного отсюда Минского шоссе.
…В седьмом часу утра вереница автомобилей на большой скорости устремилась по Арбату к Дорогомиловской заставе.
В этот ранний час Москва была еще почти пустынна.
Люди, направлявшиеся на работу, невольно оборачивались вслед мчавшимся автомобилям. Как обычно в таких случаях, прохожие не сомневались, что в одном из них находится Сталин.
Но ни в одной из этих машин Сталина не было. В них ехали работники Наркомата иностранных дел: одни в светло-серой форме, введенной для дипломатического состава еще во время войны, другие в обычных штатских костюмах. Это были ответственные работники наркомата, а также шифровальщики, радисты, секретари, стенографистки.
Не менее пятидесяти человек, обремененных портфелями и папками, которые были туго набиты всевозможными документами – докладными записками, рефератами, справками.
Промчавшись километров десять по Минскому шоссе, машины свернули направо, в сторону Можайского. Метрах в пятидесяти от пересекавшего шоссе поезда они остановились.
Высадкой из машин, проверкой документов, посадкой в вагоны руководили несколько полковников в фуражках с малиновой окантовкой. Полковники то и дело повторяли:
«Из вагонов пока не выходить!» Вся эта процедура заняла около получаса. Выгрузив своих пассажиров, машины тотчас развернулись и, набирая скорость, пустились в обратный путь. Возле неподвижного поезда снова остались только автоматчики и военные в форме Наркомата госбезопасности. Особая атмосфера напряженного ожидания царила вокруг. Ее не в состоянии были нарушить ни яркое летнее солнце, уже поднявшееся над горизонтом, ни легкий теплый ветер, колыхавший высокую траву, ни птичьи голоса, ни стрекотание кузнечиков.
В семь утра на шоссе появилось еще два автомобиля.
Они мчались почти рядом – встречное движение было перекрыто. Генералы и полковники устремились навстречу.
Автоматчики вытянулись. С легким скрипом тормозов машины остановились, почти вплотную подъехав к поезду.
Из одной машины вышли Молотов, его помощник Подцероб и сотрудник охраны. В сопровождении встречавших наркома военных Молотов прошел несколько десятков шагов и скрылся в одном из вагонов, находившихся в центре состава. Автоматчики, словно услышав команду «вольно», стояли теперь переминаясь с ноги на ногу.
Зашипели паровозы, звякнули буфера вагонов. Но атмосфера напряженности не исчезла. Военные разговаривали между собой вполголоса, все чаще и чаще поглядывая на часы. Стрелки показывали двадцать три минуты восьмого.
В половине восьмого на шоссе показались три машины.
Они приближались на большой скорости, все время меняясь местами. Первая машина оказывалась то второй, то третьей, третья то первой, то второй…
Люди, стоявшие вблизи поезда, не говоря друг другу ни слова, одновременно, словно по команде, одернули кители и гимнастерки. Автоматчики снова вытянулись, хотя команды «смирно» никто не подавал.
Первая машина остановилась, едва не коснувшись радиатором подножки одного из вагонов в центре поезда. Передняя дверца машины раскрылась еще на ходу. Из автомобиля выскочил офицер личной охраны Сталина Хрусталев. Он быстро распахнул заднюю дверцу кабины и замер позади дверцы, придерживая ее за ручку…
Сталин вышел из машины медленно, как бы нехотя.
В белом кителе, без фуражки – ветер слегка шевелил его редкие рыжевато-седые волосы, – он огляделся, словно не замечая ни людей, ни самого поезда. Из других машин вышли секретарь Сталина Поскребышев, начальник Главного управления охраны генерал Власик, нарком внутренних дел Круглов и еще несколько военных. Как только Сталин шагнул на землю, Хрусталев взял с заднего сиденья машины фуражку и темно-серый плащ Сталина с маршальскими погонами, – новых, соответствующих званию генералиссимуса, так и не ввели. Теперь Хрусталев с плащом и фуражкой в руках стоял ближе всех к Сталину.
– Ну… что? – негромко спросил Сталин, обращаясь к встречавшим его военным.
Из-за спин генералов и полковников появился человек в железнодорожной форме и, сделав шаг вперед, громко сказал:
– Состав к отправлению готов, товарищ Сталин. Начальник поезда Ковалев.
– Еще вчера вы были наркомом путей сообщения, – чуть улыбаясь и щуря глаза от солнца, медленно произнес Сталин, – вас что же – повысили или понизили?
– Как вам сказать, товарищ Сталин… – ответил Ковалев, понимая, что Сталин шутит, но в то же время не испытывая полной уверенности в этом.
– Я полагаю, что все-таки повысили, – в обычной своей манере растягивая отдельные слова, а другие произнося скороговоркой, сказал Сталин. – Мы все теперь только пассажиры, а вы – начальник. – Он отвернулся от Ковалева и, не обращаясь ни к кому в отдельности, спросил: – Молотов уже здесь?