Победа. Книга 1, стр. 36

Группа генералов, адмиралов и высших чиновников, которую возглавлял новый государственный секретарь США Джеймс Фрэнсис Бирнс, сопровождала Трумэна на пути к пирсу. Многочисленные сотрудники секретной службы следовали впереди, по бокам и замыкали процессию. Президент шел, заложив руки в карманы.

Было раннее утро, когда президент и его свита поднялись на палубу тяжелого крейсера «Августа», которому предстояло пересечь океан. Трумэн распорядился, чтобы ему не оказывали никаких особых почестей. Поэтому на палубе корабля его встретили лишь командир «Августы»

Джеймс Фоскетт, командир крейсера «Филадельфия» Аллан Мак-Кенн, а также несколько старших офицеров. «Филадельфии» предстояло эскортировать «Августу» по пути через океан.

Вскоре Мак-Кенн вернулся на «Филадельфию», а Фоскетт проводил президента в адмиральскую каюту, которая на предстоящие дни должна была стать его домом.

Трумэн приказал поднять якорь.

Глава пятая

«ЭФФЕКТ ПРИСУТСТВИЯ»

Благодаря незримому участию генерала Карпова пока все складывалось для Воронова как нельзя лучше. По крайней мере с жильем. Он получил маленькую комнату в бабельсбергском особнячке, где разместились советская киногруппа и несколько фотокорреспондентов центральных московских газет.

В комнате он нашел кровать, несмотря на летнее время покрытую пухлой немецкой периной, маленький письменный стол на гнутых тонких ножках, – видимо, все, что уцелело от некогда нарядного ампирного гарнитура, и возле него два типично московских канцелярских стула. Вешалки в комнате не было.

На следующее утро за Вороновым заехал некий капитан Белов, заявивший, что он из Бюро полковника Тугаринова и готов помочь товарищу майору обосноваться в Потсдаме.

Когда Воронов сел в «эмку» Белова, он на заднем сиденье увидел человека в штатском.

– Знакомьтесь! – сказал Белов. – Товарищ Вернер Нойман. Вы ведь, товарищ майор, кажется, говорите по-немецки?

– Гутен морген, – вместо ответа сказал Воронов, протягивая руку своему соседу.

Как тут же выяснилось, капитан Белов и сам бегло говорил по-немецки. Машина тронулась. Оборачиваясь и глядя попеременно то на Воронова, то на немца, Белов объяснил, что товарищ Нойман родом из Потсдама, сидел в гитлеровском концлагере, а после войны вернулся домой. Он с удовольствием пригласил бы Воронова к себе, по сейчас временно живет в Берлине, где работает по поручению немецкой антифашистско-демократической коалиции в одном из районных магистратов. Жена Ноймана и ее мать были арестованы, когда его забрали в концлагерь.

До сих пор он не имеет о них никаких сведений. Квартира его в Потсдаме пуста и заброшена. Он предлагает Воронову остановиться у его знакомого Германа Вольфа, с которым уже договорился по дороге сюда.

Все это, переходя с русского на немецкий и снова на русский, Белов быстро рассказал Воронову, Нойман только кивал головой и вставлял отдельные слова: «Я-а… Яволь… Гевисс… Натюрлих!..»

– Этот ваш знакомый, – обратился Воронов к Нойману, – коммунист?

– Нет! – ответил Нойман. – Он никогда не состоял ни в одной партии. Рабочий. Высококвалифицированный рабочий. Майстер…

– Товарищ Нойман говорит, что квартира вполне надежная, – вмешался Белов.

– Я-а, я-а, – поспешно закивал Нойман, – я за него ручаюсь. Правда…

Он замялся.

– Вы хотели что-то сказать? – насторожился Воронов.

– У него несколько надоедливая жена, – с улыбкой произнес Нойман. – Как это вы называете по-русски? – обратился он к Белову. – «За…нуда»? Так? Я слышал это слово от нашего районного коменданта.

Воронов и Белов рассмеялись.

Вскоре машина остановилась.

– Приехали! – посмотрев в окно, сказал Нойман. – У вашего шофера хорошая память.

– Он говорит, что у тебя хорошая память, – сказал Белов сержанту-водителю.

– Так недавно же заезжали! – не снимая рук с баранки, ответил сержант.

– На войне по обгорелому пню дорогу отыскивали. А тут какой-никакой, все-таки город…

Дом был двухэтажный, с небольшой деревянной мансардой. Между открытыми оконными рамами стояли длинные узкие ящики с геранью. К двери вели несколько каменных ступенек. Нойман поднялся первым. Хотя у двери чернела кнопка звонка, он постучал. Дверь открыла женщина лет сорока пяти.

На стареньком выцветшем платье сверкал ослепительной белизной передник.

– Вот, Гретхен, привез! – сказал Нойман, показывая на стоявших у лестницы Воронова и Белова.

Женщина улыбнулась, полная грудь ее заколыхалась.

Широко распахнув дверь, она быстро произнесла:

– Вилькоммен, майне хэррэн. Добро пожаловать, господа офицеры!

Они вошли в маленькую прихожую. Из нее открытая дверь вела в просторную комнату. Судя по круглому столу посредине и большому посудному шкафу у стены, это была столовая. Женщина провела их сюда.

– Господа офицеры будут жить… – начала она.

– Ты перепутала, Грета, – укоризненно прервал ее Нойман, – я же все сказал Герману. Здесь будет жить только товарищ майор. – Он слегка поклонился Воронову.

– О, яволь, яволь, хэрр майор! – затараторила Грета, в свою очередь кланяясь русскому офицеру.

«Видимо, это и есть зануда», – подумал Воронов.

– Боюсь, что стесню вас, – сказал он. – Но ненадолго. Самое большее недели на две. Кроме того, я и появляться-то буду редко.

– О, хэрр майор, когда угодно! Комната к вашим услугам. Я вам ее сейчас покажу…

– Герман дома? – спросил Нойман.

– Нет, – поспешно ответила Грета. Она двигалась и говорила так, как будто все время куда-то торопилась. – Ушел сразу после того, как ты заезжал. Но, пожалуйста, идемте.

Вернувшись в переднюю и поднявшись по узкой лестнице, с расшатанными, скрипящими ступенями, они оказались на небольшой площадке. Отсюда лестница вела еще выше, в мансарду.

Это была уютная комнатка с маленьким окном. Грета тотчас распахнула его, и белая занавеска заколыхалась от ветра. На подоконнике стояла неизменная герань.

Здесь имелось все необходимое: кровать, застеленная такой же толстой пуховой периной, как и та, в Бабельсберге, с горкой подушек в изголовье, стол, который одинаково мог служить и письменным и обеденным, книжная полка и даже несколько десятков книг на ней.

Воронов подошел к полке.

– Я приготовила для господина майора все чистое.

Да, да, – все сменила – и постель и полотенце, – заторопилась Грета. – Раньше в этой комнате жил брат Германа, но он погиб на войне. Это его книги…

Испуганно посмотрев на Воронова и Белова, она тут же ушла от щекотливой темы и с еще большей поспешностью продолжала:

– Я думаю, господину майору здесь будет удобно. Конечно, я понимаю, он привык к большому комфорту, но сейчас в Потсдаме все забито. Вы знаете, из Бабельсберга выселили всех немцев. Сказали, что временно… В Бабельсберге, конечно, удобнее, все дома целые. Потсдам сильно бомбили, а Бабельсберг почему-то нет. Сейчас туда все время идут машины, и ваши, и американские, и английские. Наверное, там хотят жить большие начальники, нихт вар? [5] Грета вопросительно посмотрела на Воронова.

Но он не слушал ее. Подойдя к книжной полке, он испытал острое любопытство: что читали в той Германии?..

– Вы разрешите?.. – спросил Воронов, беря наугад одну из книг. Это было дешевое издание «Избранного» Гёте, С ним соседствовал «Железный Густав» Фаллады. Рядом – «Туннель» Келлермана. Все эти книги были известны Воронову. Он ставил их на место, едва взглянув на заглавие. «Закат Европы» Шпенглера он полистал. Взял потрепанный учебник «Истории Германии». Раскрыв книгу наугад, прочитал: «…Нет, не войска „Антанты“ победили Германию. Евреи и коммунисты нанесли ей удар в спину, в то время как немецкие солдаты проливали кровь на полях сражений…»

Воронов невольно передернул плечами. Это его движение не осталось незамеченным. Увидев, какую книгу он держит в руках, Нойман сказал: