Далекие горизонты (сборник), стр. 18

- Вы меня к числу таких не относите? Майк помолчал.

- Давайте об этом поговорим потом, когда все будет уже позади.

Сама прочистка оказалась не таким уж ужасным испытанием, поскольку еще до того, как она завершилась, меня успели накачать успокоительной наркотой. Так что я пошевелиться не могла - лежала, как бревно с глазами. Меня побрили, да так, что я стала совсем как новорожденная. Побрили и руки, и ноги. И только начали крепить на мне кучу всяких датчиков, как я ушла в отключку.

Когда же очнулась, то была голой и куда-то мчалась изо всех сил. Толпа таких же голых людей неслась за мной и моими друзьями, швыряя в нас на бегу камни. Тяжелый булыжник больно ударил меня под лопатку, я задохнулась и упала. Коренастый неандерталец схватил меня и дважды стукнул чем-то по голове.

Я понимала, что все это иллюзия, сон, но одновременно знала, что мой обморок вполне реален. Когда через мгновение я очухалась, неандерталец с силой уже раздвигал мой ноги и готовился насиловать. Я вцепилась ему в глаза и откатилась в сторону. Он потянулся за мной с теми же намерениями, но моя рука уже нащупала его дубинку. Я взмахнула ею, сжимая обеими руками, и раздробила неандертальцу череп. Оттуда брызнула кровь и полетели ошметки мозга. Он издох, колотя ногами по земле и содрогаясь. При каждом спазме сперма толчками выбрасывалась наружу. Господи, я же понимаю, реальность- вещь необходимая, но разве нельзя было избавить меня от кое-каких деталей?

А теперь я стояла в рядах фаланги, держа в руках щит и длинное-длинное копье. Перед нашим рядом стоял еще ряд мужчин, вооруженных более короткими копьями. Все стальные наконечники были под одним и тем же углом наклонены в сторону несущихся на нас коней, образуя стену сверкающего железа, Это было не самое трудное. Просто стой себе крепко, а там что бог пошлет - победу или смерть. По мере приближения детали легкого вооружения персов делались все более легко различимыми. Трое из этих воинов должны были оказаться поблизости от меня в том случае, если мы убьем их лошадей или если кони сами остановятся.

Лошадь, что скакала левее от меня, прорвалась. Та же, что была правее, попятилась и попыталась умчаться обратно. Той, которая шла прямо на меня, два копья вонзились в грудь, и когда она рухнула, древко моего копья переломилось. Лошадь билась, дергалась, разбрызгивая во все стороны кровь и издавая какое-то странное, ни на что не Похожее тонкое ржание. При падении она придавила мужчину, стоявшего непосредственно передо мной. Выбитый из седла перс упал на мой щит и сшиб меня с ног в ту самую минуту, когда я пыталась вытащить из ножен мой короткий меч. Рукоять меча уткнулась в ребра, и я чуть было не поранилась, когда, вскочив на ноги, наконец обнажила его.

Перс потерял свой круглый щит, но его меч уже падал на меня, описывая широкую дугу. Я приняла удар клинка на край щита и, как меня учили, рубанула, целясь в незащищенную кисть руки и предплечье. Перс увернулся, но конец клинка задел ему локоть - видимо, удачно, - перерезал сухожилие или что-то в этом роде. Воин выронил меч и, пока он нашаривал его другой рукой, я полоснула его по лицу, нанеся страшную рану от глаза до рта. Он завопил, и лоскут кожи оторвался от лица, обнажив окровавленные кости и зубы. Я уже готовилась мощно ударить его сбоку прямо в открывшееся передо мной горло, но тут что-то больно ударило меня в спину и окровавленный наконечник копья вышел из моей груди чуть повыше соска. Я рухнула на колени, умирая, но тут же почему-то удивилась, обнаружив, что у меня нет грудей. Я была мужчиной, вернее, юношей.

Было темно и холодно, окоп провонял дерьмом и гниющей человеческой плотью. «Еще пара минут», - пробормотал сержант театральным шепотом. Я услышала, как дважды булькнула фляжка. Потом сержант передал ее мне - со степлившимся джином. Мне удалось не закашляться, и я отдала ее следующему. В темноте я ощупала себя. Грудей опять не было, а поискав между ног, я получила весьма странное ощущение. Меня затрясло, но тут я услышала, как мой сосед начал отливать, и мне захотелось немедленно последовать его примеру. Левой рукой я начала расстегивать пуговицы ширинки, а правой держала винтовку. Еле-еле я успела вынуть свой прибор, как горячая моча потекла прямо по пальцам. «Примкнуть штыки», - прошептал сержант, и хотя я еще не кончила, но инстинкт все же победил: левой рукой я нащупала защелку под мушкой моего «энфилда», а правой вытащила из-за спины висевший на поясе штык, который тут же с легким щелчком сел на ствол моей винтовки.

- Когда-нибудь я достану тебя даже в аду, сержант Симмонс, - вполне миролюбиво сказал мой сосед.

- Это может случиться довольно скоро, Рец. Еще тридцать секунд.

Пулеметный расчет немцев находился от нас в восьмидесяти ярдах. Чуть-чуть правее меня. Там у них был еще по меньшей мере один Очень хороший снайпер и, похоже, артиллерист-наблюдатель. Мы рассчитывали, что нас в 1 час 17 минут поддержат наши пушки, что и будет сигналом для начала атаки. Если артобстрел не начнется, что вполне вероятно, мы все равно пойдем: впереди два неполных взвода стрелков, за ними - гренадеры. Похоже, конечно, на самоубийство, но если сдрейфить - верная смерть.

Я вытерла руку о грязные засаленные брюки и сняла большим пальцем предохранитель. Обойма полная, патрон заслан в магазин.

Поставила левую ногу на что-то вроде приступочки, правой уперлась покрепче в дно окопа. Колени дрожали, а задница судорожно сжималась, пытаясь предотвратить приступ медвежьей болезни. Я чувствовала, как застилают слезы глаза, как сохнет в глотке, как во рту крепнет металлический привкус. Но ведь это все не всамделишное! «Пошли!» - тихо скомандовал сержант, и я перешагнула через край окопа, выстрелила с руки в общем направлении противника и бросилась бежать туда же, передергивая затвор, непонятно, где ощущая смутную гордость, что все еще не наложила в штаны. Потом плюхнулась в грязь и стала прицельно стрелять, ориентируясь на звук пулеметных очередей, не видя мушки. Стрелять я перестала, когда второй взвод пробежал мимо нас.

Какой-то гренадер упал рядом со мной, и хотя успел крикнуть мне «пошел!», но тут же застонал - пуля ударила в него. А я уже поднялась и бежала, в винтовке была новая обойма. Еще четыре в запасе. Тут меня ранило в ногу и, сделав один чертовски болезненный шаг, я рухнула на землю.

Я ползла, стараясь не забить ствол грязью, затем скатилась в мелкую воронку, наполненную водой и разложившимися лохмотьями человеческой плоти. Услышала, как заработал еще один пулемет. Дышать в воронке было нечем. Я попыталась, подтянувшись на руках, поднять голову повыше, чтобы вдохнуть хоть немного чистого воздуха, но тут пуля ударила меня прямо в рот, кроша зубы.

Никакой хронологии не было. Отсюда я попала в туман, окутывавший Бридс-Хилл, где дралась на стороне англичан в сражении при Банкер-Хилле [3], как его зовут американцы. Потом была палуба корабля, где мы отбивались от пиратов под горящими парусами. Еще потом - другой корабль, где, оглушенная артогнем, я пыталась сбить самолет камикадзе, камнем падавший на нас.

Я летала на бипланах с крыльями, обтянутыми брезентом, и на сверхскоростных истребителях. Я стреляла из лазеров и из луков, я уничтожала города простым нажатием кнопки, убивала людей пулями и кинжалом «боло», не говоря уж о закодированных десятитысячных десятичных дробях. И каждую секунду я знала, что это тренировка, но ощущала и ужас, и боль, и тоску, и ощущения эти длились минуты или часы в зависимости от обстоятельств, Я спала примерно столько же времени, сколько бодрствовала, но отдыха как такового не было вообще, так как во время сна мозг загружался историческими сведениями, уставами и прочими данными, относящимися к воинской службе.

Когда через три недели меня отключили, я-в буквальном смысле находилась в кататоническом состоянии. Впрочем, это была норма, и с помощью специальных психотропных лекарств меня вернули к действительности. Эти лекарства срабатывали в 90 процентах случаев. Остальные 10 из сотни погружались в небытие.